– С днем рождения, покойничек! Второй раз на свет народился, – с горькой усмешкой поздравил он сам себя. – А из ребят, видно, никому так не подфартило. Остались на той высотке меня прикрывать, а сами… Хватит хныкать, уже светает. Надо ползти, – приказал себе Задира. И он снова пополз. Смертельно уставший, голодный, продрогший он полз к своим по чужой неласковой земле. Каждое движение давалось ему с трудом. Кожа на локтях была ободрана и свисала клочьями, израненные кисти рук кровоточили. Когда сил уже не осталось, Задира достал из-за пояса последнюю гранату, положил рядом с собой и приготовился к своему последнему бою.
– Ну что, Лизка! Вот теперь действительно уже все. Только не реви. Мать береги, – мысленно попрощался он с сестрой, вспомнив их расставание на перроне. У него защипало в глазах. – Этого еще не хватало, разнюнился, – рассердился Задира, и, стараясь взять себя в руки, стал расстегивать ослабевший ремень, чтоб затянуть его потуже на поясе. Из-под ремня выпал какой-то сверток и покатился по траве. Обстрелянный боец неполных двадцати лет, с чисто детским любопытством потянулся к загадочному свертку, развернул… и чуть не вскрикнул от неожиданности. Его ободранные в кровь, ноющие от боли пальцы сжимали пару новых кожаных перчаток.
– Лизкин подарок! Как я мог забыть о нем. Погоди, погоди… Как это она сказала на прощание:
– Сбережешь мой подарок, живым вернешься.
– Теперь вернусь, обязательно вернусь! – он с трудом натянул длинные до локтей перчатки на израненные руки и снова пополз к своим по чужой неласковой земле, которая уже не казалась ему такой жесткой.
Задиру подобрали утром наши танкисты и отправили в санбат. Он был настолько плох, что его как тяжелораненого перевели в прифронтовой госпиталь.
– Что делать с новеньким? Живого места на парне нет, – сокрушалась медсестра.
– Ему мешать не надо, – сказал военврач. – Лучшее лекарство – полный покой. Такие либо сами выкарабкиваются с того света, либо…
Хирург отвернулся, махнув рукой. Спустя сутки он спросил у дежурной санитарки:
– Пришел в себя мальчишка-десантник?
– Пришел. Лизуху какую-то все вспоминает.
– Лизуху? Ну, значит, жить будет, – уверенно сказал врач и не ошибся в прогнозе. Задира пошел на поправку, и ему даже разрешили прогулки на свежем воздухе. Пошатываясь от слабости, он с трудом передвигался по двору госпиталя, часто присаживаясь на скамью, чтобы передохнуть. Однажды к нему подсел разбитной солдатик средних лет с гипсовой повязкой на руке и, добродушно улыбаясь, спросил:
– Ты откуда, герой, к нам прибыл? Все сестрички заглядываются на такого удальца.
– С курорта европейского… приполз, – хрипло сказал Задира.
– Оно и видно. Вон ты почернел весь. Жарковато пришлось на курорте-то?
– Жарковато, – чуть слышно ответил удалец и, вспомнив своих погибших товарищей, отвернулся, чтобы скрыть слезы.
– Эх, парень, молод ты еще на таких курортах загорать, – с отцовской жалостью глядя на плачущего героя, вздохнув, сказал солдат.
День Победы Задира встретил в госпитале. За участие в Балатонской операции его представили к ордену Красного Знамени и присвоили ему звание офицера.
– Ты что, не рад, что ли? – удивлялись фронтовики, глядя на его грустное лицо.
– Война быстро кончилась. Героя не успел получить, – сетовал Задира. – Обещал Героем вернуться. Выходит, трепался.
Бывалые немолодые солдаты, слушая его глупые речи, только усмехались в усы. Да и то сказать, можно ли было судить Задиру слишком строго? Боевому офицеру, орденоносцу в самый канун Победы исполнилось всего двадцать лет.
Интуиция
(рассказ)
65-летию Сталинградской битвы посвящается
Прочитав в журнале «Космоград» в рубрике «Фантасты третьего тысячелетия» рассказ Александра Белякова «Цена Загадки», я вспомнила вполне реальную историю, услышанную мной много лет назад от родного дяди, военного инженера. Вернувшись из очередной длительной командировки, он приехал к нам в гости и по обыкновению завел с мамой скучный взрослый разговор. Я, тогда еще совсем девчонка, от нечего делать стала напевать слова модной песенки из кинофильма: «И от города вдали мне всегда поможет ли? Эрудиция, эрудиция!» Дядя неожиданно замолчал, прислушался, потом повернулся ко мне и в раздумье произнес: «Эрудиция вещь полезная, но полагаться на нее в жизни нельзя. А вот интуиция действительно поможет всегда; и вблизи от города и вдали, и на земле и в небе без нее не обойтись».
Я вся превратилась в слух, надеясь услышать захватывающую историю о покорителях вселенной. В 60-х годах прошлого века эта тема была главной для обсуждения и на телестудии, и за семейным столом. Но речь пошла совершенно о другом. Дядя стал вспоминать свою военную молодость, Сталинградский фронт. Я ловила каждое его слово, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей. Судите сами, насколько мне это удалось…
Летом 1942 года фашисты, стремясь взять реванш за Москву и отрезать Центральную Россию от Юга, рвались к Волге. Старинный русский город на берегу великой реки в полной мере испытал на себе всю силу ненависти врага и всю силу любви своих защитников.
На поддержку наземных войск гитлеровцы по приказу Геринга бросили цвет своей авиации. Схватка в воздухе была серьезной. Мы несли большие потери. Учиться воевать приходилось на лету. В такой сложной обстановке очень важно было как можно быстрее возвращать в строй покалеченные в бою машины, отремонтировав их надлежащим образом. Военпред (военный представитель) Сибирского авиационного завода получил очередное задание вылететь на Сталинградский фронт и там, на месте, определить, какие вышедшие из строя машины нуждаются в капитальном заводском ремонте, а какие можно подлатать на аэродроме силами техников и механиков. Лететь пришлось ночью, что осложняло полет, да и погодные условия оставляли желать лучшего, но медлить было нельзя. Военпред уже летал этим маршрутом к линии фронта и почувствовал, что на этот раз полет затягивается.
– Мы уже давно должны быть на месте. В чем дело? – обратился он к летчику, стараясь скрыть нарастающую тревогу.
– Да вы не волнуйтесь, товарищ инженер – немного покровительственным тоном начал успокаивать тот, – я ведь не курсантик, кое-какой опыт в летном деле имеется.
– А семья у вас, товарищ «некурсантик» имеется? – спросил инженер. Летчик изменился в лице и отрапортовал строго по уставу: «Машина следует намеченным курсом согласно показаниям приборов».
– На приборы надейся, а сам не плошай! Это я тебе как инженер говорю. Я ведь тоже в своем деле не новичок, – спокойно возразил военпред, переходя на ты.
И вдруг, вопреки всем уставам, повинуясь только своему внутреннему голосу, он, резко отстранив изумленного летчика, крутанул штурвал самолета. Машину завернуло. Несколько секунд летчик находился в оцепенении, потом, усилием воли взяв себя в руки, пошел на снижение. Самолет приземлился в чистом поле.
Не стоит долго рассказывать, как два заплутавших на дорогах войны человека наконец-то добрались до места назначения, где их уже заждались. Обо всем происшедшем в воздухе знали только они двое, для всех остальных это была просто вынужденная посадка из-за плохих погодных условий.
При расставании летчик, пытливо глядя в лицо инженера, спросил:
– А почему вы тогда, – он на секунду замялся, – в ту минуту спросили о семье?
– В ту минуту?! Еще минута, и самолет пересек бы линию фронта. И наша гибель была бы не самым страшным исходом этого полета.
– А что страшней?
– Плен, постыдный плен… Помнишь арию князя Игоря «О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить». А в нашем случае позор лег бы на головы близких нам людей.
– Но показания приборов, – начал было опять летчик, как-будто стараясь оправдаться перед самим собой.
– А чутье у тебя, парень есть?! Ты что, не чуял, что к фашисту в лапы летишь?! – возмутился инженер.