Когда вельбот, о чем мы уже рассказали, подошел к берегу, молодой лейтенант, которого все как командира шхуны называли капитаном, выбрался на скалы в сопровождении юноши-гардемарина, пересевшего к нему из катера, чтобы помочь в этой рискованной экспедиции.

– В крайнем случае нам придется воспользоваться веревочной лестницей, – сказал Барнстейбл, бросая взгляд на крутой склон, – но это отнюдь не означает, что наверху, когда мы влезем туда, нас примут с распростертыми объятиями.

– Мы под защитой пушек фрегата, – возразил юноша, – и вам следует помнить, сэр, что три весла и выстрел, повторенный на катере, вызовут залп этих пушек.

– Да, в нас самих! Никогда не будьте таким дураком, мой милый, чтобы доверять дальней пальбе. От нее много дыма и грохота, но это весьма несовершенный способ швырять чугун. В таком деле, как наше, я скорее предпочту положиться на Тома с его гарпуном, чем на лучший залп, когда-либо прогремевший со всех трех палуб девяностопушечного корабля. А ну, мистер Коффин[11], соберись-ка с силами и погуляй по этой terra firma[12].

Моряк, носивший такое страшное имя, медленно поднялся с места рулевого вельбота и, казалось, рос, распрямляя все складки своего тела. Когда он выпрямился, рост его составил около шести футов и примерно столько же дюймов, однако в вертикальном положении он сильно сутулился, потому что привык жить в низких корабельных помещениях. Фигура его отличалась угловатостью, так как сложён он был нескладно, но огромные жилистые руки свидетельствовали о гигантской силе. Островерхая шерстяная шапочка придавала грубым и резким чертам его лица, окаймленного черными бакенбардами с пробивающейся кое-где сединой, какую-то своеобразную торжественность и степенность. Одной рукой он сжимал сверкающий гарпун. Нижний конец его Том упер в землю, когда, подчиняясь приказу командира, покинул шлюпку, где, принимая во внимание его огромный рост, занимал удивительно мало места.

Как только капитан Барнстейбл получил это подкрепление, он дал матросам, оставшимся в вельботе, несколько необходимых указаний о мерах предосторожности и стал с трудом карабкаться на скалу. Несмотря на природную смелость, из попыток Барнстейбла ничего бы не вышло, если бы ему время от времени не помогал рулевой. Невероятная сила и огромная длина рук и ног облегчали Тому задачу, неразрешимую для большинства смертных. Уже находясь в нескольких футах от вершины, они воспользовались выступом скалы, чтобы передохнуть и посоветоваться о дальнейших действиях.

– Неважное здесь место для отступления, если мы натолкнемся на неприятеля, – заметил Барнстейбл. – Где нам искать этого лоцмана, мистер Мерри, и как узнать его? И почему вы уверены, что он не предаст нас?

– Вопрос, который следует ему задать, вы прочтете на этом клочке бумаги, – ответил юноша, протягивая Барнстейблу записку со словами пароля. – Нам указали скалу вон на том мысу, но он, наверно, видел наш вельбот и направился за нами сюда. Что же касается ваших подозрений, то капитан Мансон, по-видимому, доверяет ему, ибо он усиленно разыскивает его, с тех пор как мы приблизились к берегу.

– Да, – пробормотал лейтенант, – а теперь, когда мы уже на берегу, усиленно разыскивать его должен я. Не нравится мне такое плавание, когда приходится вплотную жаться к берегу, и не очень-то я доверяю перебежчикам. А ты что думаешь об этом, мистер Коффин?

Старый моряк, услышав свое имя, бросил на командира суровый взгляд и столь же сурово ответил:

– Дайте мне морской простор, сэр, да хорошие паруса, и не нужны мне никакие лоцманы! Я родился на борту судна, возившего табак, и по сей день если мне нужна земля, то разве какой-нибудь островок, где можно было бы выращивать овощи да вялить рыбу. От одного вида земли у меня, ей-богу, тревожно на душе, пока не подует ветер прямо от берега.

– Ах, Том, до чего же ты разумный человек! – не то шутливо, не то серьезно сказал Барнстейбл. – Однако нам пора двигаться дальше. Солнце уже садится, и боже нас упаси – оставаться тут на якоре всю ночь!

Схватившись рукой за выступ скалы над головой, Барнстейбл мощным рывком поднялся выше и, сделав два-три отчаянных прыжка, очутился на вершине утеса. Рулевой неторопливо помог гардемарину последовать за офицером и, наконец, с осторожностью, но без больших усилий взобрался наверх и сам.

Когда наши смельчаки ступили на ровную землю над утесами и начали с любопытством оглядываться, они увидели вспаханные поля, размежеванные, как обычно, изгородями и заборами. На целую милю вокруг не было видно ни одного человеческого жилья, кроме маленькой полуразвалившейся хижины, – люди старались селиться подальше от морских туманов и сырости.

– Тут, кажется, и опасаться нечего и искать некого, – заметил Барнстейбл, осмотревшись кругом. – Пожалуй, мы напрасно высадились на берег, мистер Мерри!.. Что скажешь, Длинный Том? Ты что-нибудь видишь?..

– Лоцмана я не вижу, сэр, – ответил рулевой, – зато тут есть кое-что другое, чем было бы неплохо поживиться. Вон под теми кустами я приметил добрый кусок свежего мяса. Он составил бы двойной рацион для всего экипажа «Ариэля».

Гардемарин рассмеялся, указывая Барнстейблу на привлекший внимание рулевого предмет. Это был тучный бык, который жевал жвачку под изгородью в нескольких шагах от них.

– У нас на борту есть немало голодных молодцов, – заметил гардемарин, – которые охотно поддержали бы предложение Длинного Тома, если бы время и обстоятельства позволили нам убить этого быка.

– Да это минутное дело, мистер Мерри, – возразил рулевой и, не шевельнув и бровью, с силой вонзил гарпун в землю, а затем взял его наперевес. – Стоит капитану Барнстейблу сказать лишь слово, и я вмиг загарпуню быка. Не раз загонял я это железо в китов… Правда, на них нет такого слоя жира, как на этой скотине.

– Ты сейчас не на китобойном промысле, где годится в добычу все, что попадается на глаза, – возразил Барнстейбл и сердито отвернулся от быка, словно не доверяя собственной воздержанности. – Но погодите! Я вижу, кто-то крадется вдоль изгороди. Будьте начеку, мистер Мерри! Может быть, в нас будут стрелять без всякого предупреждения.

– Но не этот человек, – беспечно ответил юноша. – Он, подобно мне, молод и вряд ли рискнет схватиться с такой грозной силой, как наш отряд.

– Вы правы, – согласился Барнстейбл и отнял руку от пистолета. – Он идет осторожно, словно чего-то боится. Ростом этот человек мал, и, хотя одет он во что-то коричневое, его одежда мало похожа на куртку. Может быть, это все-таки тот, кого мы ищем? Останьтесь здесь, а я пойду окликну его.

Когда Барнстейбл быстрыми шагами направился к изгороди, отчасти скрывавшей незнакомца, последний остановился и, казалось, колебался, идти ли ему вперед или назад. Но, прежде чем он успел принять решение, энергичный моряк очутился уже в нескольких шагах от него.

– Скажите, сэр, – обратился к нему Барнстейбл, – какая вода в этой бухте?

Услышав этот вопрос, маленький незнакомец вздрогнул и невольно отпрянул в сторону, словно хотел скрыть свое лицо.

– Я думаю, что это воды Северного моря, – едва слышным голосом ответил он.

– Вот как? Сразу видно, что на своем коротком веку вы прилежно изучали географию, раз так хорошо осведомлены, – сказал лейтенант. – Может быть, сэр, вы настолько сведущи, что ответите мне, сколько времени мы проведем вместе, если я, желая насладиться вашей мудростью, возьму вас в плен?

Юноша, которому были адресованы столь грозные слова, отвернулся, ничего не ответив, и закрыл лицо руками, а воинственный моряк, решив, что произвел на собеседника достаточно сильное впечатление, приготовился продолжать допрос. Однако сильная дрожь, охватившая все тело незнакомца, так озадачила лейтенанта, что он был вынужден еще немного помолчать, как вдруг, к крайнему изумлению своему, заметил, что юноша дрожит не от страха, а от стараний сдержать овладевший им приступ смеха.