В старину сезонные изменения природы, обусловленные циклом вращения Земли вокруг Солнца, были тесно связаны с сезонными изменениями жизни людей, и прежде всего их трудовой деятельности. Таким образом, ритм природы стал основой ритма человеческой жизни.

Преклонение перед природой, ее сезонными изменениями, стихийными силами и во многом зависимого от них земледельческого труда с незапамятных времен стало основой древних японских религиозных верований. Составными элементами в него вошли обожествление сил природы, культ плодородия и культ поклонения предкам. Синтоизм в отличие от других религий не имеет реального или мифического основателя, а также твердо установленных догм и обрядов. Согласно этой религии, как мы уже говорили, весь мир населен многочисленными божествами — ками. Ими становились как люди и животные, так и объекты неживой природы.

Укоренению у японцев культа природы в известной мере содействовало многообразие природных условий страны. Японские острова вытянулись с севера на юг тонкой цепочкой на протяжении 3,4 тыс. км между 45°33′-24°00′ с. ш. и 122°- 154° в. д. Отсюда удивительное разнообразие природных и климатических условий, ярко выраженное изменение температуры, ветров и осадков в зависимости от места и времени года. Для Японии характерна резкая смена времен года. В стране каждый сезон и каждый месяц весьма своеобразны:

Зима в Японии очень богата контрастами. Если северная часть страны вплоть до Токио засыпана белым пушистым снегом, то к югу от столицы — горы, залитые солнцем и покрытые мандариновыми рощами. В Японии снег из-за высокой влажности и довольно низких температур легкий, обильный, пушистый, подчас очень глубокий.

Весна в Японии поражает резкими изменениями погоды. Мартовское солнце день ото дня становится все теплее, но вдруг совершенно неожиданно могут налететь метели, нахлынуть волны холодного воздуха, зарядить дожди, а кое-где еще надолго остается снег."…Стоял март. Уже отцвела сакура, но холод еще держался, дни тянулись пасмурные, с мелким моросящим дождем", — пишет в новелле "Сад с опавшей листвой" Тадзука Хидэтака (род. в 1906 г.) [78, с. 446]. Весной в Японии цветет сакура, придающая стране праздничный вид, но лишь на короткое время.

Лето — это и часто затянутое тяжелыми тучами небо, из которых идут надоедливые дожди, и изнурительная жара, и духота, когда светит солнце. "Жара стоит нестерпимая… Асфальт плавится под раскаленными лучами солнца, и дорога к озеру походит на блестящую ленту ртути" — так образно пишет Окумура Тэцуюки (род. в 1947 г.) [78, с. 671]. Лето — это и страшные тайфуны, срывающие крыши с домов, вырывающие с корнем могучие деревья, и бесконечные вереницы людей под зонтиками на улицах городов, и бархатистые зеленые подушки рисовых полей, и, конечно, календарные праздники.

Маска мифологического принца Сарудахико, который, по преданию, привел потомков богини солнца Аматэрасу на землю

Осень, пожалуй, самое приятное время года в Японии. Миновала пора дождей, тайфунов и жары, небо снова стало чистым и ясным, но все еще тепло. Люди снимают урожай, подытоживают результаты своего труда. Повсюду в сельской местности видны золотые снопы сжатого риса, развешенные на вешалах, и подвешенные к крышам длинные стволы японской редьки. Цветут хризантемы, и постепенно меняют свой цвет кленовые листья — изумрудно-зеленые, они становятся желтыми, затем оранжевыми и, наконец, красно-багряными. Это прекрасный и поэтичный наряд сезона, завершающего год.

Смена сезонов обусловила и время проведения праздников. Появляются праздники весенние, летние, осенние и зимние. Продолжает сохраняться неразрывная их связь с природой, уже опосредованная. Из этого и сложился один из основных принципов дальневосточной эстетики — созерцательное восприятие природы. С ним связана характерная черта календарной обрядности японцев — появление праздников любования природой.

Японцы издревле склонны были восхищаться сменой времен года, видя в этом неповторимое очарование. "Мое единственное желание в жизни — видеть красоту меняющихся сезонов", — писал Камо-но Тёмэй (1155?-1216), автор известной "Повести четырех времен года" ("Сики-моноготари"), поэт, критик, эссеист. Эту же мысль развивает Кавабата Ясунари, распространяя понятие красоты времен года на природу вообще и человеческие чувства в частности. ""Снег, луна, цветы", олицетворяющие красоту сменяющих друг друга четырех времен года, по японской традиции олицетворяют красоту вообще: красоту гор, рек, трав, деревьев, бесконечных явлений природы…" [41, с. 387]. Кавабата приводит известное стихотворение японского поэта Догэна (1200–1253):

Он отмечает, что простейшие слова этого стихотворения, "чередуясь… передают сокровенную суть Японии" [41, с. 387–388].

Такое отношение японцев к природе подчеркивает и Ф. Мараини: "Связь между человеком и природой Японии проявляется в пристальном, ритуальном, часто одержимом интересе к времени года. Каждое из них воспевалось и нередко до сих пор воспевается в литературе и искусстве, и у каждого есть свои особые атрибуты цветов, животных, растений, явлений природы и человеческих настроений" [59, с. 54].

Природа "это то, что, — по образным словам великого японского поэта М. Басё (1644–1684) — "роднит все… виды искусств". Японские поэты, писатели, художники прекрасно умели и умеют "сдружиться с четырьмя временами года"; "…следуйте природе! Вернитесь к ней!"" — призывал М. Басё [43, с. 64]. Один из ведущих эстетических принципов различных областей японской культуры — соотнесенность жизни человека с природным циклом — нашел свое отражение прежде всего в поэзии.

В эпоху средневековья, когда создавались наиболее прославленные антологии японской поэзии типа "Манъёсю", существовала так называемая календарная поэзия. Были специфические "сезонные слова, точно передающие колорит определенного времени года. И даже когда стала отживать традиционная канонизация тематики поэтических сборников, "единственным отзвуком былой стандартизации осталось", по словам академика Н. И. Конрада, "требование, чтобы в "хокку" (или "хайку" — трехстишие. — Авт.) был выражен "сезон", т. е. какой-либо конкретной деталью показано время года" [92, с. 8]. Весной, например, это сакура, а осенью — алые листья клена. Хага Хидэо писал, что именно резко различимые в стране четыре времени года вызвали к жизни этот вид поэзии. Видимо, не случайно бытует мнение, что если из многочисленных японских антологий исключить стихотворения о природе, то от них почти ничего не останется.

Особый интерес японцев к природе отразился и в других видах искусства, например в архитектуре и живописи. Архитектурные сооружения — и дома, и великолепные храмовые ансамбли — строились в гармонии с природой. Здесь тоже просматривается принцип "соотнесенности". Сюжетами многих гравюр, как известно, были восход и заход солнца, горы, покрытые снегом, долины, залитые солнечными лучами, праздники любования луной, цветами вишни, сливы, лотосами в прудах. Художник Хокусай известен, в частности, серией гравюр "36 видов Фудзи", в которой он изобразил японский символ красоты природы в различные времена года. При этом он удивительно органично соединил философски отвлеченный образ мироздания с природой родной страны, с трудовой деятельностью человека.

Особое место в пейзажной живописи Японии занимает изображение цветов. Советский искусствовед О. Н. Глухарева отмечает, что живопись цветов в искусстве Дальнего Востока воспринимается иначе, чем в Европе. "Декоративная по своей художественной форме, она развивалась на глубокой философской основе. За каждым изображением цветка здесь скрывается символическая сущность" [35, с. 90]. Одним из выдающихся мастеров живописи цветов был Огата Корин (1658–1716). Он с особым поэтическим воодушевлением воспевал цветы сливы, хризантемы, ирисы, камелии, каждые в соответствующем сезоне. Другой мастер этого вида искусства — Утагава Кунисада создал серию "Соревнование цветов", соотнеся сезонный цветок с настроением человека.