«Это сюрприз, – объявила бабушка. – Подарок тебе и Пузику!»

Я огляделся. В глубине двора стояло внушительное здание с высокими окнами и огромными дверями. Одна из них была распахнута. Внутри было слишком темно, чтобы можно было все разглядеть, но я все же увидел засыпанный песком пол и на нем что-то вроде невысоких ворот в красно-белую полоску.

Внезапно кто-то стремглав перескочил через эти ворота, сопровождаемый отрывистыми командами невидимки, чей голос звучал, как голос сержанта, обучающего новобранцев. Я с опаской взглянул на Эшли, которая закрепляла поводок на моем ошейнике. Может быть, это военный лагерь? Я стал размышлять. Если Эшли думает обучить меня обнаружению взрывных устройств, то мне лучше вернуться в машину и запереться в ней на все замки!

«Не бойся, – сказала бабушка, подходя к зданию. – Будет весело».

Некоторое время я привыкал к царившему в ангаре полумраку. Когда я сумел сфокусироваться, я разглядел, что пятно, которое я видел снаружи, на самом деле было псом.

Белая немецкая овчарка неслась по кругу, преодолевая длинную полосу препятствий. Качели и туннели, подвешенные колеса и высокие бревна, – он проходил их на огромной скорости, не тормозя и не выказывая страха.

«Ну, что думаешь? – обратилась ко мне Эшли. – Здорово, правда?»

Здорово – это не то слово, которое я употребил бы, чтобы описать эту сцену. Шерсть-дыбом-поднимательно — подошло бы к ней больше. По команде строгой дамы, обнаружившейся в центре ангара, овчарка форсировала крутой подъем, а затем без всякого труда перешла по узенькой дощечке. Мне это все не нравилось. Спрыгнув с другой стороны, пес быстро подбежал к женщине и покорно уселся у ее ног.

Женщина казалась вполне довольной представлением. Мне подумалось, что ей бы очень подошла маска и накидка или хотя бы военная форма.

«Это центр тренировок по аджилити – собачьему многоборью, – сказала бабушка. – Теперь твоя очередь, Пузик».

Эшли ободряюще меня погладила.

«Мне всегда хотелось попробовать. Собачий спорт совершенно безопасен. И собакам нравится. Я знаю, что ты готов испытать себя».

Я почувствовал, что сердце заколотилось у меня в горле. Обезвреживание взрывных устройств показалось мне по сравнению с аджилити пустяком. Я снова оглядел полосу. Мне показалось, что препятствия подняты на ней на двухметровую высоту, при том что я доставал Эшли лишь до колена. Это по меньшей мере обескураживало.

Дама с овчаркой подошла к нам поговорить. Она была одета в олимпийку с буквами на груди. Я решил, что она тут главная. Она стала рассказывать Эшли, как действовать на каждом из препятствий, а овчарка обратилась ко мне:

«Что, в первый раз?»

У пса был глубокий голос, звучавший гордо и уверенно. Я подумал, что он готовится стать шпионом или чем-то в этом духе.

«Откуда ты знаешь?» – спросил я в ответ.

Он посмотрел на мои лапы. Все четыре коленки тряслись.

«Совет, – сказал он, когда мы обнюхивали друг друга. – Не смотри вниз. Такие нервные псы, как ты, от этого начинают паниковать. Но на самом деле бояться нечего. Просто слушай команды, держи под контролем дыхание, и ты обойдешься без вызова скорой помощи из ветлечебницы».

Я снова оглядел полосу препятствий.

«А почему ты здесь?» – зачем-то спросил я.

«Если я скажу, мне придется убить тебя», – ответил он.

Я задохнулся, но не успел ничего сказать, потому что в этот момент женщина пожелала Эшли удачи и вернулась к своему псу.

«Ну, давай, Пузик! – сказала бабушка, усаживаясь в пластиковое кресло. – Ни пуха ни пера!»

Эшли подвела меня к низкому столику, на котором была нарисована цифра «один». Оглядевшись, я понял, что каждое препятствие было пронумеровано. Всего от старта до финиша было двадцать номеров. Я подумал, что умру, прежде чем дойду до двузначных чисел.

«Ты сможешь, – подбодрила меня Эшли. – Я в тебя верю!»

Мы уже год были вместе, и я не мог бросить ее вот так. Бабушка подарила Эшли это приключение на день рождения. Разве я мог испортить праздник?

«Ну хорошо, – сказал я себе и набрал воздуха в грудь. – Работаем!»

Мне показалось, что полоса была выстроена так, чтобы собака на каждом шагу подвергала себя опасности. Это было сделано с таким искусством, на которое только способен человек. Эшли побежала рядом со мной, но когда я приблизился к первому препятствию, вся жизнь промелькнула у меня перед глазами. Не знаю почему, но мысль о том, что сейчас мне придется взбираться по наклонной лестнице, а потом бежать по доске, наполнила меня таким ужасом. Я осторожно переставлял лапы. На каждом шагу у меня кружилась голова и подташнивало, и, забравшись наверх, я понял наконец в чем дело. Я боялся высоты. Она не просто пугала меня, а заставляла терять рассудок. Я вспомнил, что мне был дан совет не смотреть вниз, но мне пришлось игнорировать его. Я находился на высоте чуть больше метра, но чувствовал себя будто на крыше шестидесятиэтажного дома, и мне надо было самому убедиться, что это все же не так.

«О-боже-боже-боже… боже мой, сейчас я потеряю сознание, – проскулил я, увидев перед собой Эшли. – Спаси меня!»

Привлеченная моим голосом, Эшли подошла ближе и дотронулось до моей передней лапы.

«У тебя получается просто отлично, – подбодрила она меня. – Теперь пути назад нет».

Если бы рядом был кто-то другой, а не Эшли, я бы нашел этот путь. Мне не было дела до того, что на меня смотрит овчарка и инструктор. Я взглянул на них, но они оба уставились в песок, как будто они изо всех сил сдерживались, чтобы не расхохотаться. Я обернулся к Эшли. Она снова что-то сказала, чтобы поддержать меня. Похолодев, я взглянул в ее глаза и понял, что я должен пройти через это.

«Будь сильным, – сказал я сам себе и сосредоточился. – Кто ты есть? Собака или мышь?»

Эшли возлагала на меня надежды, и я не мог сойти с дистанции. Пока я добрался до конца, мне казалось, что я иду не по доске, а по канату. Как только я дошел, Эшли, подзывая меня, подбежала к следующему препятствию.

«Давай, Пузик. Через туннель!»

Мне показалось, что это будет проще. Я изящно спрыгнул с доски и нырнул в туннель.

Но тут я обнаружил, что боюсь не только высоты, но и темноты тоже.

«Эшли! – тихонько позвал я, погруженный в черноту. – Эшли, я ничего не вижу. Я боюсь, Эшли. Тут что-то рядом. Большое и страшное. Нет, подожди… Это мой хвост».

У меня уже начинался приступ паники, но впереди мелькнул свет.

«Сюда, Пузик! – позвала Эшли, поднимая матерчатый клапан, и я увидел, куда мне двигаться. – У тебя отлично получается!»

Поскуливая, я полз к выходу, недоумевая, как же будет выглядеть «отвратительно», если это «отлично»? Я прекрасно понимал, что мое выступление оставляет желать лучшего, но Эшли не переставала подбадривать меня. Честно говоря, это было похоже на церемонию инициации спецназа, повторявшуюся на каждом из препятствий.

Качели вывели меня из равновесия. Выглядело все просто, но, пройдя середину, я почувствовал, что я лечу вниз в состоянии невесомости. К тому моменту, как я опустился на землю, перескочив через последний барьер, я был совершенно без сил. Но я не мог показать этого Эшли.

«Молодец! Я знала, что ты создан для этого», – она обняла и прижала меня к себе. Бабушка аплодировала.

Если бы Эшли заглянула мне тогда в глаза, она бы увидела, что они остекленели, как у того, кто первый – и последний! – раз в жизни прокатился на американских горках. Но я вовремя отвел глаза, сказав себе, что в конце концов все позади.

Эшли получила свой подарок в честь дня рождения и была очень счастлива. Я надеялся, что с аджилити покончено, и мы перейдем к чему-нибудь менее травматичному.

«Вы оба молодцы, – сказала бабушка, когда Эшли со мной на руках подошла к ней. – Но тебе придется потрудиться, если вы хотите, чтобы Пузик участвовал в соревнованиях».

8

Я счастлив сообщить, что на нашем первом выступлении не опозорил Эшли. Мы были почти лучшими.