— Что еще за месяц мариамоба?

— Август по-старинному.

Начались каникулы. Прошла неделя, и приехал из Манглиси мой дядя Гурам. Я думал, Михо поспешит объявить ему про меня, и, представляете, бабушка предала — первой порадовала его!

— Расстроил он нас, — говорит, — преподнес нам подарочек, негодник!

Дядя Гурам принял весть почти молча, сказал только:

— Не стыдно, большой мальчик, а все бездумно живешь.

Я будто в рот воды набрал, потупился, как кошка, стянувшая сыр. И больше он об этом не заговаривал.

Дядя сказал, что уехал с работы, и потому сразу начал собираться назад. Наши возмутились:

— На что это похоже? На час и приезжать не стоило!

В конце концов уговорили его побыть немного.

За обедом дядя Гурам прямо сказал мне:

— Гио, меня твоя тетя послала за тобой, но теперь я не могу взять тебя. Один домой не вернусь, но… но тебя с собой не возьму.

— Меня забери, дядя Гурам! — подскочил к нему Михо и повис на шее.

— Да, сынок, тебя возьму, — обрадовал его дядя Гурам. — Ты у нас хороший, Михо, здоровья бы тебе получше, а ума предостаточно и на Гио хватило бы, если б можно было поделиться умом. — И сочувственно посмотрел на меня: — Видишь, Гио, неделю назад Михо нагнал тебя и ухватил за ворот: дескать, постой, куда без меня, я твой брат, вот и пойдем дальше вместе! И это еще не все, погоди, обгонит, если не возьмешься за ум. Ты по своей лени столько потеряешь, столько упустишь — сам не поверишь, когда вырастешь и поймешь, что к чему в жизни.

— Верно, — поддакнул отец. — Верно говорит он тебе, Гио. Не брани потом нас, не упрекай, почему шкуру с тебя не снимали. Я никогда не бил тебя, пальцем ни разу не тронул и теперь не стану полосовать хворостиной…

Я молчал, словно язык проглотил, не раскрывал рта, если не спрашивали. Разве вытерпел бы я так раньше — забрасывал дядю вопросами, надоедал ему своими разговорами!

За всех выпили, все положенные тосты провозгласили, а когда встали из-за стола, бабушка вдруг опомнилась:

— По-моему, за Гио не пили!

— А он стоит того? — спросил отец. — Скажи сама, если стоит, выпьем.

— И ты у меня не был невинным агнцем? Попробуй только не выпить!

Дядя Гурам с улыбкой поднял стаканчик.

— За твое, — говорит, — здоровье, Гио, — и выпил.

И отец сказал только это.

На другое утро дядя увез Михо в Манглиси. Я остался дома один и поэтому не мог пожаловаться на отсутствие внимания со стороны домашних: они и дело мне находили — сбегай в магазин, на родник, — и вразумлять не забывали.

Дни потянулись скучные. С одноклассниками встречаться было неохота, все-таки второгодником я был, вот и проводил время дома.

Сижу как-то, думаю, как бы время убить, и слышу, окликает меня наша соседка, бабушка Нуца: Джумбер, оказывается, приехал из города на каникулы, радуйся, говорит! Джумбер ее внук, живет в Тбилиси, а лето всегда проводит у нас в деревне. Джумбер лучший мой друг, он на два года старше меня — ему скоро шестнадцать, но это не мешает нам дружить с ним. Он все умеет: и бороться умеет, и в футбол играет. Правда, кое-что я умею лучше его; когда дедушка Тедо взял нас с собой на виноградник помочь накосить травы, так оказалось, Джумбер не умеет держать косу!

С приездом Джумбера совсем другая жизнь пошла. Он всегда находил, чем нам заняться. Иногда мы наведывались в чужие сады, проверить, как поспевают черешня и ранние яблоки.

Один раз мы поднялись на высокую лесистую гору — осмотреть древний храм. Джумбер все сокрушался, что он разрушается без присмотра, и пробовал пройти по подземному ходу из храма к роднику, но ход был завален. Джумбер сказал, что, когда нападали враги, жители укрывались в храме и могли долго там отсиживаться, потому что воды было сколько хочешь — брали ее из родника через этот туннель.

В тот день, когда мы с Джумбером трудились на винограднике и я научил его пользоваться серпом и косой, дедушка Тедо заставил меня поужинать у них и в первый раз в жизни заговорил со мной. И сказал кое-что, над чем следовало бы, верно, задуматься. Вообще-то дедушка Тедо очень скупой на слова, и я побаивался его всегда, думал, терпеть меня не может, так вот он сказал за ужином:

— Сыночек Гио, говорят, ты на второй год остался в восьмом, а ты не горюй. Учиться надо, спору нет, ученого человека никто не проведет, не обманет, образованный во всем разбирается — и в хорошем и плохом, доброе от худого умеет отличить, только и знания ведь разные бывают. Если уж учиться — хорошо учиться. Есть виноградари, которые и расписаться не умеют толком, а лучше иного агронома знают, как ухаживать и взращивать лозу. Ты вот сам видел: Джумбер думал, будто легко косой размахивать, а ничего у него не получалось, пока не понял, не узнал, как надо косить. Учись, сынок! Если будешь дальше хорошо учиться — ничего, что потерял год, а ежели попусту будешь в школу ходить, ежели не в ладах ты с книгой — обучись ремеслу. Стань плотником, к примеру. Ну-ка, скажи, много ли стоящих плотников в нашем селении? Раз-два и обчелся, не всякий мастер, кто мастерок в руках держит. Сколько таких — ничего не умеют делать, какой-нибудь свинарник десять лет строят. И других обманывают и себя…

Эти слова дедушки Тедо скоро вылетели у меня из головы, и мы с Джумбером и моим приятелем Гелой продолжали развлекаться каре могли, и, наверное, лето для меня прошло бы весело, если б до отца не дошла история с капканом.

Как-то Джумбер уговорил нас забраться в виноградник старого Шио — на заречной стороне. Места там каменистые, заросшие высокими колючими кустарниками, и виноградник деда Шио один-единственный, а потому огорожен так, что кошке не пролезть туда. Дед он хороший, приветливый, но нам надо было выяснить — правда ли, у него клубника растет, как уверял Джумбер (в наших виноградниках, как известно, и фруктовые деревья растут, и овощи, но клубнику не разводят). Мы нашли, конечно, лазейку под изгородью, продрались через колючки, исцарапали руки, ноги и очутились в винограднике. А там я сразу угодил в капкан и, не будь со мной ребят, застрял бы. Капкан, конечно, тому зверю уготовил дед Шио, который лаз проделал в изгороди. Не мог же знать он, что я пожалую сюда! И все равно разозлился я и со злости поставил капкан у входа в виноградник, а сверху прикрыл сеном. Небольшая копна лежала тут же у калитки. Потом мы укрылись между лозами и стали ждать, когда в виноградник дед Шио пожалует. Угодил он, понятно, в капкан. Шагнул через калитку, уставился удивленно на кучу сена, только хотел ногой отгрести в сторону — и попался! И тут злость у меня прошла, жалко стало деда и совестно. Мы помогли ему высвободить ногу. Он клял нас, бранил, а мы оправдывались тем, что он сам готовил ловушку другому: пусть попробует, как это больно. В конце концов мы помирились, он обещал не жаловаться на нас никому, но до отца слух об этом все равно дошел.

Отец уходил чуть свет, возвращался с виноградника или с поля поздно, совсем без сил, прямо с ног валился, и заниматься мной ему было некогда. И мама больше не донимала разговорами — решила «поберечь свои нервы». Сестра уехала отдыхать к морю, в Сухуми. Отчитывать и вразумлять меня долгими разговорами времени у отца не было, и про капкан он мне прямо ничего не сказал, но твердо решил занять меня делом.

— Не надоело без дела слоняться? — спросил он меня за чаем.

— А чего надоело — развлекаюсь, — сказал я.

— Бездельничать — значит развлекаться! Так, по-твоему? — и уставился на меня.

— Может быть.

— А я-то не настроен шутить. Ладно, в другой раз поговорим и разберемся в этом. Утром встанешь чуть свет и пойдешь вместе со мной. Хлеба созрели, и для тебя да и для твоих приятелей работы в поле найдется. Все понял? Иди поговори с Джумбером и Гелой.

— Как ты раньше не сообразил? — сказала мама отцу. — Отдохнули б мои нервы.