Ира засмотрелась на птиц, а паром тем временем медленно отвалил от берега. Полоса воды расширялась, поблескивая масляными пятнами. Самолетик с размякшими крыльями бился о причальную плиту, будто пытался уцепиться за нее и выбраться наверх.

– Паромы всегда ходят по двое, – обстоятельно вещал очкастый студент своей подруге. Та кивала, убирала с лица перепутанные волосы и глупо, влюбленно улыбалась. – На случай аварии. Тогда всех пассажиров успеют подобрать и никакой трагедии не случится.

«Уже, уже случилась, – рассеянно думала Ира, привалившись к перилам рядом с влюбленной парочкой. Неловко было нарушать их уединение, но весь периметр верхней палубы и так заполонили туристы. Они торопливо хлебали пиво из пластиковых стаканов, видимо, чтобы достичь нужной кондиции к открытию дьюти-фри, и курили. – Сама виновата. Размечталась. Море-романтика, говоришь? Аналог турецкого отеля „все включено“ не хотели бы? То-то же…»

Радость от предстоящего путешествия куда-то ушла. Осталась на берегу? Сдуло ветром?.. Или новизна ощущения «я впервые на таком огромном корабле!» стерлась, не выдержала столкновения со звуками попсы из бара и подвыпившими попутчиками?

«Хоть на Кронштадт полюбуюсь», – попыталась взбодриться Ира. Что-то слишком быстро у нее в последнее время менялось настроение. Или это равноденствие так дурно влияет?

За бортом медленно проплывал островок, на нем стояли голенастые чайки и хрипло покрикивали, вторя низкому, тяжелому паромному басу. Одна склонила голову и боком подскочила к темному блестящему камню, клюнула его. «Камень» в ответ встрепенулся, подпрыгнул и, шумя крыльями, рванулся к людям. Ира едва успела отшатнуться – черные жесткие перья мазнули по щеке, громко плеснули в воздухе и обернулись огромной вороной. Та, скрежеща когтями, устроилась на краю спасательной шлюпки, уставилась на Иру глазами-бусинками и насмешливо каркнула.

– Сумасшедшая! – девушка прижала ладонь к горящей щеке. И на всякий случай пробормотала «заклинание» из любимых мемуаров Одоевцевой: – На свою голову каркаешь, на свою!

– Кар? – Теперь это прозвучало как смешок.

– И вообще… – Ира сунула руки в карманы и быстро пошла прочь. Очень хотелось оглянуться, но она держала себя в руках. Какая-то ворона… Кронштадт гораздо интереснее. И гигантский поворотный механизм, открывающий проход через дамбу. И оборонительные сооружения.

Самоубеждение, правда, совсем не действовало. Больше всего хотелось спуститься вниз и запереться в каюте. Дождаться открытого моря и, возможно, только вечером выйти поглядеть на закат. Или просто заснуть – а проснуться уже в Финляндии.

– Угу, – пробормотала Ира. – Повести себя не хуже любителей пива. Они тоже небось большую часть поездки по каютам пролежат. После того как дьюти-фри сметут.

Она взялась за дверную ручку и замерла, пытаясь понять – может, лучше остаться на воздухе? Скоро людей станет меньше… Даже шезлонги, наверно, освободятся. Или сходить в каюту за курткой? Вечером похолодает. Да что ж это за дурацкая привычка разговаривать с собой, то споря, то последовательно аргументируя…

– Кар? – Раздалось за спиной.

Ира рванула на себя дверь, юркнула внутрь и оглянулась через плечо. Сквозь дверное стекло было видно, как ворона ковыляла по палубе, совсем близко, будто шла следом. В клюве у нее была зажата то ли бечевка, то ли длинная водоросль. «Кыш», – прошептала девушка. В ответ птица беззвучно разинула клюв. Ира развернулась и, не дожидаясь лифта, побежала вниз по лестнице.

Паром с его золотистыми перилами, красными ковровыми дорожками и широкими холлами очень напоминал «Титаник» из фильмов. Или просто дворец, вид с парадной лестницы. Внутри его движение совсем не чувствовалось. Не было слышно двигателей, не ощущались волны.

Седьмая палуба, шестая, пятая… Ира оглянулась. Вороны не было. Можно успокоиться.

– Дурочка, – поругала девушка саму себя. Положила ладонь на гладкие широкие перила, перевела дыхание и медленно пошла вниз, рассматривая рекламные плакаты на стенах. Судя по ним, на пароме можно было смело оставаться жить – хоть на год, хоть на два. Кинотеатр, ресторан, спортзал, ночной клуб… Что еще надо для счастья?

Ира вздохнула. Ничего не надо. Больше ничего. Подняла глаза на блестящую золотистую табличку с номером палубы – третья…

Стоп. Ведь только что была пятая?

Другой бы поленился проверять, но лучше лишний раз побродить по лестнице вверх-вниз, чем позорно прятаться в каюте, поэтому Ира пошла обратно. Все правильно, пятая.

Девушка потерла переносицу, огляделась по сторонам. Работников парома как ветром сдуло, спросить, что за странность, было не у кого.

Медленно, тщательно считая ступеньки, Ира снова пошла вниз.

Третья палуба.

Загадка требовала немедленного разрешения, поэтому Ира отпустила перила и решительно направилась по коридору к центральному холлу, туда, где всего полчаса назад закончилась регистрация билетов и посадка. За информационной стойкой уж точно кто-нибудь будет… На стене, между дверями кают, висел план парома. Она сначала прошла было мимо, потом хлопнула себя по лбу и притормозила, повела пальцем по чертежу.

Так и есть, никакой тайны! Выйти на нижние палубы и подняться на четвертую можно было с другой стороны парома, по второй лестнице.

Здесь не было ни золотых перил, ни красных ковров с толстым ворсом. Серые грязноватые ступеньки с металлической окантовкой, приглушенный свет и стены, обшитые пластиковыми панелями. Снизу пахло хлоркой – настенный план обещал бассейн и сауну. Ира потопталась на крошечной лестничной площадке и пошла вверх. Она привыкла доводить все дела до конца: надо же удостовериться, что четвертая палуба на месте?

На двери неровно висела облупившаяся табличка с цифрой «четыре» и чернели обведенные по трафарету слова «Закрыто. Служебный вход». Ира разочарованно ткнула пальцем в номер этажа. Недолгим было расследование.

– И карамельки, как назло, кончились, – пробормотала она.

В ответ дверь скрипнула и приоткрылась.

Тут Ира одновременно возликовала и преисполнилась подозрительности. Часть ее рвалась немедленно отправиться на исследование четвертой палубы. А что? Отличное обоснование для непребывания на открытом воздухе. Можно оправдаться перед собой: иду, мол, просто на поводу у любопытства и ничуть не боюсь птиц! Другая половина Иры беззвучно вопила, что ничего хорошего в темных коридорах не бывает, и что вороны, по правде говоря, вовсе не такие уж и грозные существа… Торопливо, чтобы не передумать, она достала из кармана телефон, включила фонарик и толкнула дверь посильнее.

Открывшийся вид ничем не напоминал служебные помещения. Пятно света выхватило деревянные двери кают, многоярусные светильники на потолке, ковровую дорожку и темные квадраты картин на стенах.

– Ух ты! – Ира шагнула вперед. Дверь за стеной тихо закрылась. Задвижка медленно повернулась на несколько оборотов, но девушка этого не заметила. Она шла вслед за лучом фонарика, в котором плясали разбуженные пылинки. Поворот, еще поворот, и стены коридора разошлись в стороны.

– Так вот почему закрыто, – пробормотала Ира.

Слова тихим гулом отразились от стен, вернулись, обхватили голову шелестом и шепотами… девушка тряхнула головой.

Она вышла в центральный холл. Стойка информации пустовала, и лифты не работали. Вход в один был заколочен досками крест-накрест, двери второго покосились и кривились полуоткрытой черной ухмылкой – для того, чтобы разогнать темноту в шахте, луч фонарика был слишком слаб.

На стене между лифтами висела огромная картина. Ира прищурилась, пытаясь разглядеть ее в подробностях. Тот же портрет, что и на третьей палубе – принцесса Мария, именем которой, собственно, и назван паром. Вот только на том портрете у принцессы в уголках губ пряталась улыбка, запястья обхватывали светлые кружева в тон платью и…

Ира вскрикнула и выронила телефон. Он с глухим звуком упал на ковер, но фонарик не погас – продолжал светить прямо на портрет, излишне отчетливо вытаскивая из темноты кроваво-глянцевый подол платья, искаженное от муки лицо и капающие с нижнего края рамы красные капли.