— Но каков все-таки счет? — вновь повторила вопрос Каролина с мольбой в голосе.

— «Бешеные псы» ведут против «Орчио риос» три с половиной на два. — Он указал на табло слева от нас, взглянув на которое любой мог увидеть счет, большие белые цифры на синем фоне.

Наверное, не стоило нам спрашивать о счете. Мы даже не знали, какая команда «Бешеные псы», а какая — «Орчио риос», но значения это не имело. Происходящее на поле нам нравилось, и мы активно болели и за одних, и за других.

По окончании первой половины игры многие зрители спустились с трибуны к кромке поля, чтобы поговорить с игроками, которые спешились и меняли пони. Около поля стояли примерно тридцать заседланных и полностью готовых к игре пони, и игроки могли их менять, если пони уставал, по ходу чакки, без остановки игры. За животными у каждого игрока присматривал один, а то и два конюха, которые помогали игроку быстро сменить пони. То есть этот вид спорта могли позволить себе только богатые люди.

Во время большого перерыва я спросил нашего нового знакомого, не встречался ли он с Ролфом Шуманом или Гасом Уитни из клуба поло в Висконсине, что в Штатах. Он задумался. Потом покачал головой:

— Извините, но едва ли. Американское поло отличается от нашего. Они играют на арене. — Наверное, на моем лице отразилось полнейшее недоумение, потому что он продолжил: — Под крышей и на маленьких площадках. И в командах только по три игрока. Короче, это не та игра, которой наслаждаемся мы. — Он не сказал, что американское поло уровнем куда как ниже, но его уверенность в этом не вызывала сомнений.

— А о Петре Комарове вы слышали? — задал я следующий вопрос.

— Да, — кивнул он. — О Питере Комарове слышали все.

— Питере?

— Питер, Петр — это одно и то же. Петр — это Питер на русском.

— А почему все его знают?

— Я не говорил, что все его знают. Я сказал, все о нем слышали, — поправил меня мужчина. — В Британии он — самый крупный импортер пони для поло. Может, и в мире.

— А откуда он их импортирует? — Я старался не подать вида, что его ответы очень важны для меня.

— Отовсюду, — ответил мужчина. — Но главным образом из Южной Америки. Доставляет их на больших транспортных самолетах. Я думаю, что половина всех пони, на которых играют в поло, привезена сюда Питером Комаровым.

— Он живет в Англии?

— Нет, думаю, что нет. Он проводит здесь много времени, но живет, похоже, в России. Руководит там клубом поло и вообще прилагает немало усилий для развития русского поло. Часто привозит сюда команды из России.

— Откуда вы знаете, что он проводит в Англии много времени?

— Мой сын с ним знаком, — ответил мужчина. — Вон он, мой сын. Номер три в «Бешеных псах». — Он указывал на группу из нескольких игроков, и я не мог определить, кто из них его сын. — Он покупает пони у мистера Комарова.

— Спасибо, — поблагодарил я его. — Вы мне очень помогли.

— Как? — В голосе послышалось раздражение. — Как я мог вам помочь? Или вы — чертов журналист?

— Нет. — Я рассмеялся. — Я всего лишь человек, который практически ничего не знает об игре, но хочет научиться в нее играть. Я унаследовал от моей бабушки крупную сумму и подумал, что мог бы потратить часть этих денег на игру аристократов.

Мужчина тут же потерял к нам всякий интерес, без сомнения решив, что мы невежественные плебеи, которым следует тратить свои деньги совсем в других местах. Этого, собственно, я и добивался. Уж не знаю почему, но мне не хотелось, чтобы Питер или Петр Комаров услышал, что я наводил о нем справки в «Гвардейском поло-клаб».

В этот день игрались два матча, каждый длился чуть меньше часа, и мы остались на второй. Смотрели его, сидя за одним из столиков, поставленных перед зданием клуба. Солнце припекало сильнее, день становился все лучше, идиллию нарушал разве что шум самолетов, один за другим взлетающих из аэропорта Хитроу. Я не хотел думать о том самолете, которому на следующий день предстояло увезти от меня Каролину.

Мы поболтали еще с дюжиной зрителей, и все они слышали о Питере Комарове, хотя никто не говорил о нем столь же уверенно, как наш знакомец с трибуны.

— Для игры он скорее минус, чем плюс, — заметил один мужчина. — Я думаю, его влияние слишком велико.

— Как так? — спросил я его.

— Он не только продает лошадей, но и отдает их в аренду, особенно лучшим игрокам. А это означает, что лучшие игроки зависят от него. Не нужно быть Эйнштейном, чтобы понять, что это благодатная среда для коррупции.

— Но едва ли призовые в поло столь велики.

— Может, пока и невелики, но они постоянно растут. И на матчи в поло принимают все больше с тавок. Деньги можно ставить и на букмекерских сайтах. Кто знает, какие деньги ставятся на наши матчи в других странах, скажем, в той же России? Я думаю, без его денег нам было бы гораздо лучше.

— Так он вкладывает деньги и в игру? — спросил я.

— Гораздо меньше тех, что получает.

Никто не слышал ни о Ролфе Шумане, ни о Гасе Уитни, но меня это не волновало. Я получил исчерпывающую информацию о мистере Комарове, а больше всего меня порадовала официантка клуба, которая также обслуживала гостей Королевской ложи. Она уверенно заявила, что и Петр Комаров, и его жена Татьяна были вегетарианцами.

— Чего ты такой возбужденный? — спросила Каролина, когда мы стояли на платформе, дожидаясь обратного поезда в Лондон. — Если не считать перспективы провести со мной еще одну ночь?

— Ты слышала, что сказала официантка? — спросил я.

— Насчет того, что Комаровы — вегетарианцы? А что тут такого удивительного?

— Это означает, что они не отравились, даже если и присутствовали на званом обеде на ипподроме. Видишь ли, я практически уверен, что яд подсыпали в соус для курятины.

— И что?

— Они не появились в ложе «Делафилд» в субботу, хотя их там ждали. И они не могли пропустить ленч по причине недомогания, вызванного отравлением, потому что, в отличие от других гостей, отсутствующих на ленче, на пятничном обеде не отравились. Так почему они не пришли? Потому что знали о бомбе и готовящемся взрыве?

— Подожди, подожди, — остановила меня Каролина. — Очень уж ты спешишь с выводами, особенно если учесть, что раньше ты придерживался другой версии. Мол, отравление служило для того, чтобы кто-то мог не прийти на субботний ленч под благовидным предлогом. А теперь ты говоришь, что организатор взрыва не отравился вовсе, но все равно не пришел.

Разумеется, правота была на ее стороне. Все только еще больше запуталось.

— Но, допустим, бомбист не хотел, чтобы на ленч пришел кто-то еще. Такое тоже могло быть, — возразил я.

— Тебе нужно нечто большее, чем «допустим», — резонно указала Каролина. — Допустим, бомба все-таки предназначалась арабскому принцу. Ты должен выложить аргументы, которые прозвучат более весомо, чем «допустим».

Подошел наш поезд. В вагоне мы оказались в окружении подростков, которые возвращались из парка развлечений. Все пребывали в превосходном настроении, смеялись и кричали во все горло, описывая свои впечатления от аттракционов.

Каролина наклонилась ко мне.

— Я хочу, чтобы у нас было много детей.

— Как-то это все неожиданно, — ответил я. — Мы еще не живем вместе. А ты уже хочешь детей?

Вместо ответа она прижалась ко мне и начала напевать какую-то мелодию. Едва ли «Нимрода» Эдуарда Элгара.

Я готовил обед в бело-хромовой кухне Каролины, а она в это время играла для меня. Мы заглянули в супермаркет около станции «Ватерлоо», чтобы купить необходимые ингредиенты и бутылку вина. Я остановил свой выбор на бефстроганове, тогда как Каролина — на «Концерте для скрипки в соль-мажоре» Баха, своем любимом произведении. Она была права. На альте «Концерт» звучал потрясающе.

— Ты будешь играть его в «Кадогэн-Холл»? — спросил я.

— Нет, к сожалению, нет, — ответила она. — На концерте я могу сыграть это произведение только на скрипке.