— Да, но ты ж не с Олей заперся, а с Соколовой.

— Потому и говорю, что дурак. Она после этого спора подошла ко мне и говорит, что Белов ей свинью подложил, поэтому она готова помочь мне — ну, если я выиграю, Белов же сотку еврей из своего кармана платить будет, не из чьего-то. А денег у него — ни копья, ну, это и я знаю, Белов вечно в долг живет. Сказала, что уговорит Олю — они ж подруги. Через неделю приходит и говорит, что все улажено. У Оли проблемы с аттестацией, и если я ей помогу, она меня отблагодарит. Короче, от меня требуется по звонку устроить аварию на подстанции, чтоб компы по всему зданию вырубить. А через час Оля будет ждать меня в своей комнате в общаге. Девчонки, соседки ее, обедать пойдут, с ними уже условлено, и у меня будет два часа. Я сначала хотел отказаться — да хрен с этими бабками, что я, Белов, что ли, что у меня ста еврей не найдется? Ну, просто противно вот так, за что-то укладывать девку в постель. Потом подумал — у меня после этого будет шанс… ну… в общем, чтоб все нормально было. Лер, понимаешь, она же мне не на два часа нужна, — он почти умоляюще посмотрел на Валерию.

— А че ты на меня смотришь? Мне-то что, хоть на три, — попыталась она отшутиться. — Ты рассказывай.

— Да, собственно, все. Соколова звякнула мне, я зашел на подстанцию, взял пожарный топор, рубанул к черту все кабели и ушел. Поехал в общагу. Соколова мне сказала, что я могу сразу в комнату Оли подниматься и там ждать ее. Приезжают девчонки, соседки ее, на меня уставились. И тут приходит Соколова. Девок как ветром сдуло, а она мне говорит: Оля просила замок поменять на двери, чтоб никто случайно не вошел, ну, пока мы вместе будем. И как-то так повернула, что я должен помогать Соколовой с замком, пока Оля там закончит рапорт об аттестации составлять. Соколова барахло за моей спиной ворошит, а я, как дурак, вожусь с этим замком. Сделал, Соколова в коридор какую-то сумку вытолкала и дверь захлопнула. Тут я понял, что облажался. А она деловито так раздевается и говорит, что если я ее не трахну, то она накатает на меня телегу ректорше — ну, что это я аварию устроил.

— И дальше?

Он пожал плечами:

— Дальше не было ничего. У меня просто не встал. Я под конец и сам уже взбесился — всегда стоит, как положено, а тут облом. Она и так, и сяк, и в рот, и грудью потрется — дохлый номер. Спросила, в чем дело. Я возьми и ляпни, что меня на подстанции током долбануло, может, из-за этого. Ну, она оттаяла, сказала, что тогда на несколько дней отложим, чтоб я в себя пришел. Короче, я все понял. Мне теперь мотать подальше надо, да?

Валерия едва заметно улыбнулась.

— Лер, — осторожно позвал он. — Как ты думаешь, Оля знает?

Она медленно кивнула. Павел скрипнул зубами.

— Соколова хорошо подготовилась. Мне еще в столовой во всех подробностях расписали, как ты за два часа секса с Соколовой устроил аварию и сейчас трахаешься в комнате Пацанчик. Вся академия только об этом и говорила.

— Значит, труба дело. А Оля?

— Что — Оля?

— Ей… ей все равно было?

— Трудно сказать, — неопределенно ответила Валерия. — Я только знаю, что она прошлой ночью благополучно прибыла в Селенград.

— К-куда?! — Павел приподнялся, голос сорвался до свистящего шепота. Ведьмачьи глаза стали серебристо-серыми на фоне побелевшего лица.

— В Селенград. Она решила перевестись в Академию Внеземелья, — весело сказала Валерия. — Говорит, экономика никогда ей не нравилась. А там интересно. В Космос ей хочется, понимаешь? И всегда хотелось. А тут шанс подвернулся.

Павел вполголоса выругался. Расширенные зрачки шарили по комнате.

— Валидольчику? — сочувственно подсказала Валерия.

— В задницу, — бросил Павел.

— Валидол — в задницу?! — она откровенно расхохоталась.

Он опомнился. Встал, решительно направился к двери.

— Ты куда?

— Забирать документы. Я тоже перевожусь в эту, как ее… Академию Внеземелья. Мне все равно надо ноги уносить. А там, как ты говоришь, интересно. Мне тоже всегда в Космос хотелось.

Валерия посерьезнела:

— Погоди. Присядь. И успокойся. Я уже заказала тебе билет до Улан-Удэ. Ночной рейс послезавтра, часа в два старт, что ли… И договорилась, чтоб тебя перевели в Академию на тот же факультет, что и Олю.

Павел рухнул обратно:

— Лерка, ты чудо…

— Не чудо, а просто знаю, чего хочу и как этого добиться. А теперь слушай меня внимательно. Олю там не ищи специально и за ней не бегай. Она девка с причудами, не так поймет. Выжди годик… Что ты на меня так уставился? Она тебе нужна или нет?

— А если она сама?

— Вот если сама — другое дело. Только ты уж убедись сначала, что никто из ее тамошних подружек не помог этому “сама”. И еще. Твоя задача — защищать ее. Больше морально, чем физически.

Нет, все-таки он не был бесчувственным чурбаном, как показалось Валерии вчера — когда она услышала, что он занимается сексом с Соколовой. Потому что сейчас уловил нотки тревоги, весь подобрался, подался вперед, глаза из серебряных стали прозрачно-зелеными…

— Я не могу ничего тебе рассказать. Просто вполне возможно, что ее начнут травить. Проследи там, ладно?

Павел самоуверенно ухмыльнулся:

— Давай билет и тамошний адрес, куда обращаться. А то еще передумаешь…

Когда окрыленный Павел унесся, Валерия заперла дверь, села на его место. Обняла большую плюшевую собаку, уткнулась подбородком в теплый игрушечный лоб. Чудо… “Не чудо я, — грустно думала Валерия, — а вербовщик из Службы. Пусть даже в моем удостоверении и написано ни к чему не обязывающее слово “наблюдатель”, все равно я вербовщик. И останусь им, потому что лучше быть вербовщиком, чем узнавать о чьей-то гибели и запоздало рвать на себе волосы”.

16 октября 2082 года, пятница

Московье

Моравлин проснулся глубокой ночью, проснулся ни от чего, резко распахнул глаза, уставившись в темноту. Сердце билось отчаянно быстро, как после внезапного испуга или быстрого бега. А перед глазами застыла картина: зеркало в ванной треснуло наискосок. И в каждой половине были свои отражения. В правом нижнем углу, где стекло было чистым и ясным, он успел узнать себя, жену, Звонкова. В левом верхнем, посеревшем и мутном, были очень знакомые лица, но мелькали так быстро, что он успел узнать только одно. Своего сына. А концовка была еще кошмарней: в зеркале отразилась верхняя половина женского лица, и трещина прошла точно между глаз, расширенных от боли.

Нехороший сон. Будучи прогнозистом, Моравлин в дурные приметы не верил: примета это факт, а факт не может быть плохим или хорошим, таким может быть толкование. Как истолковать сон, он понимал. Трещина — граница. Он оказался с сыном по разные стороны какой-то границы. Ничего особенного, пророческого тут не было: он пять лет знал, что они по разные стороны. Один человек, другой корректировщик. Про женщину Моравлин не понял, может, потому, что это лицо было абсолютно незнакомым.

Тряхнув головой, осторожно вылез из-под одеяла. На цыпочках, чтоб не разбудить жену, прокрался на кухню, налил стакан воды. Выпил половину. Потом зачем-то заглянул в ванную. Включил свет, распахнул дверь… И почувствовал, как режущей болью зашлось сердце.

Зеркало треснуло по диагонали.

19 октября 2082 года, понедельник

Селенград

Павел заметил Олю сразу, как только поднялся на пятый этаж второго корпуса. Она пряталась в стайке девушек, щебетавших в оконной нише. Павел решительно подошел к ним, спросил:

— Девушки, 521-ая аудитория — это где? А то я заблудился по первому разу.

Стайка уставилась на него разноцветными глазами. К немалому удивлению Павла, взгляды были любопытными, но не оценивающими. Самая рослая спокойно сказала:

— Направо по коридору, первая открытая дверь. А кто нужен-то?

— Нужна группа В-1011, — охотно ответил Павел. — Меня туда учиться отправили.