Но не всегда даже очень большие деньги могли гарантировать удачу. Наглядным примером служит история несостоявшегося побега царевича Александра Имеретинского в 1707 году, родственники которого, устав ждать, когда правители России и Швеции договорятся о его обмене, решились на столь серьезный шаг. При помощи сочувствующих лиц в Швеции и в России они провели большую подготовительную работу: разработали маршрут бегства, оплатили услуги сопровождающих и помощников, купили необходимую одежду и карету. Но в последний момент план был раскрыт, и все его участники наказаны. В первую очередь пострадали шведские сообщники: их повесили на рыночной площади, чтобы население почувствовало всю силу гнева властей по отношению к тем, кто будет так или иначе помогать русским пленникам. И хотя в положении самого царевича серьезных изменений не произошло, приступы «меланколии», которым он с некоторых пор стал подвержен, именно с этого времени стали более частыми и опасными.
Чтобы решиться на побег, надо было обладать особыми чертами характера. Авантюрность и изобретательность — вот что могло способствовать удачному исходу бегства. В дневниках каролинов встречаются описания полуфантастических и маловероятных способов бегства. Упоминаются, например, капрал Лоренц Шульц, который скрылся, накинув на себя медвежью шкуру, полковник Стобе, который прикинулся мертвым, а вместо него товарищи похоронили медведя.
Настойчивость, которую проявляли некоторые пленники в своем твердом желании сбежать из плена, также нередко вознаграждалась. Среди русских пленных офицеров было пять человек представителей фамилии Гордонов (дальние родственники и однофамильцы. — Г. Ш.), которые несколько раз пытались вырваться на свободу. Не останавливало их даже суровое наказание, которое последовало после неудачи 1702 года. Не давая шведским властям расслабиться, вечером 3 февраля 1704 года компания однофамильцев и дальних родственников Гордонов во главе с подполковником Андреем «ушли из аресту из своего дома». По сообщению посла в Дании Измайлова, к которому, судя по всему, в этот период стекалась вся информация из Швеции, они хотели перейти через озеро, но лед проломился, и «в воду впали». Трое из них выбрались из воды самостоятельно и, пытаясь избежать наказания за побег, вернулись домой, а Андрея Гордона и проводника вытащили случайные прохожие и привели в полицию, не подозревая, что это русский пленный (Гордон говорил на немецком языке). По дороге в полицию проводнику удалось бежать, а Гордон был опознан и жестоко наказан.
Одним из основных условий успешности побега была помощь местного населения. Оставаясь в целом индифферентным к тем, кто находился в плену, местные жители в большинстве случаев весьма жестко пресекали попытки побегов. Не случайно беглецы, как русские, так и шведские, старались избегать встреч с людьми, так как это практически всегда сулило задержание и последующее наказание. А наказание могло быть очень суровым не только для тех, кто бежал, но и для оставшихся пленных. Русским офицерам после неудачной попытки бегства Трубецкого с компанией в начале мая 1703 года шведские власти запретили выходить из дома и посещать священника в течение нескольких недель.
Вместе с тем и в России, и в Швеции были люди, которые готовы были помочь беглецам. Речь идет прежде всего об иностранцах, проживавших в русском государстве. То, что они оказывали активную помощь каролинам, решившимся на побег, доказывает история полковника Андэша Аппельгрема. Он попал в плен под Переволочной и спустя некоторое время оказался среди прочих ссыльных в Воскресенском монастыре в Угличе. Там у него началось какое-то заболевание глаз, и он обратился к начальнику охраны майору Андрею Ушакову с просьбой отвезти его Москву для лечения. Просьба была удовлетворена; на время лечения его поселили в Немецкой слободе под охраной семи человек, что, однако, не помешало ему со слугой в ночь на 11 ноября 1715 года бежать. Власти начали расследование и выяснили, что о его планах не только знали, но и помогали их осуществить несколько человек — все, как на подбор, иностранцы. Вахмистр Рыдефельт, который поручился за то, что Аппельгрен не убежит во время поездки в Москву, и пастор Линдберг знали о его планах. Бывший гвардии-фурьер Антон Андреев[48] познакомил беглеца с Яганом Рытовым, живущим «за распиской» у князя С.А. Голицына. Яган Рытов, в свою очередь, чтобы полковник мог некоторое время переждать в укромном месте, отвез его в вотчину Голицына, в село Троицкое, где передал с рук на руки садовнику шведу Ягану Гордееву. Но дальнейшие их планы сорвались: в имении поднялась тревога, всех схватили и отправили в приказ. Любопытно, что на допросах Аппельгрен настаивал на том, что сам он ничего не делал, а это была затея слуги, который напоил часовых пивом, а затем запер и заколотил дверь. Но ему не поверили и примерно наказали. Немногим отличается история бегства капитана Ланстрома и вахмистра Инберха, которых в 1715 году доставили в Москву для проведения следствия по поводу их прежних попыток побегов из Костромы (капитана в 1713 году, вахмистра в 1714 году). Неосмотрительное легкомыслие властей, оставивших их практически без охраны, привело к тому, что они вновь попробовали убежать. Майским днем отправившиеся под присмотром одного солдата в Китай-город за хлебом пленники исчезли. Охранник на допросе сказал, что, скорее всего, они «ушли к Яузским воротам к некоему шведу, к которому раньше на обедню ходили». Беглецов так и не нашли, солдата прогнали через строй шпицрутенами, а царь Петр издал несколько указов, с помощью которых власти в очередной раз попытались взять под контроль общение пленных и жителей Немецкой слободы, а также ограничить пребывание каролинов в Москве.
Среди тех немногих, кто оказывал реальную помощь русским пленникам, бежавшим из Швеции, были русские дипломаты за границей, в первую очередь посол в Дании в 1701—1707 годах стольник Андрей Петрович Измайлов. Он не только участвовал в организации почтовой связи с пленными, вел самостоятельную переписку с разными чинами в России и в других государствах, организовывал банковские переводы, но и давал приют тем, кто бежал из плена в Копенгаген, часто расходуя и без того очень скромные собственные денежные средства. Эту же практику продолжил сменивший его на посту посланника князь Василий Лукич Долгорукий[49].
Шведские и русские власти пытались бороться с побегами разными способами. Они регулярно усиливали контроль на границах, куда неминуемо направлялись беглецы, устанавливали дополнительные разъезды на дорогах, но, пожалуй, самым распространенным, хотя и не всегда действенным, методом стала круговая порука. Например, в указаниях о порядке отправки и размещения пленных каролинов всегда было написано: «Связать паролем, чтобы не убежали». Эта превентивная мера обрела определенное воздействие только тогда, когда власти стали наказывать тех, кто ручался за пленника, который совершал побег. Так, после побега Долгорукого шведские власти не просто отправили русских генералов и резидента в глубь страны, но и устроили им информационную блокаду.
Иногда удавалось пресечь бегство, устраивая внезапные обыски в домах особо «неблагонадежных» пленных. В 1712 году в Сенате было заведено дело по факту обнаружения в доме, где проживал пленный секретарь Цедергельм, секретных дверей, через которые ходили за городские стены шведские военнопленные. Шведские власти неоднократно устраивали обыски в доме русского резидента, так как они считали его организатором многих побегов. Хилков жаловался в Москву, что во время таких посещений у него изымают чернила, бумаги и книги.
В истории плена Северной войны есть несколько резонансных случаев бегства пленных. Бегству русских генералов на Пасху 1703 года предшествовали совершенно определенные события. К началу декабря 1702 года положение высокопоставленных пленных стало совершенно нетерпимым: краткие послабления в содержании сменились длительным ужесточением. Долгорукий, царевич Александр, Трубецкой, Головин и другие обратились к Карлу XII с мемориалом, в котором указали на то, что их положение принципиально отличается от того, чего они ожидали, когда подписывали капитуляцию под Нарвой со шведскими генералами Веллингом и Горном, обещавшими, что содержать их будут в соответствии «с воинскими обычаями». Многие русские, по их словам, «болеют и умирают от смрадного воздуха и от тесноты», а между тем шведские пленные живут в Москве «в великом довольстве». Последнее заверение, впрочем, противоречило тем сведениям, которые тайными путями приходили от Томаса Книперкроны и которым, что естественно, шведские власти доверяли гораздо больше. А он сообщал, в частности, что попавшие в русский плен под Эрестфером полковник Эншельд и ротмистр Врангель содержатся в Преображенском приказе в кандалах. Именно эти данные стали основанием для очередного ужесточения режима содержания русских пленных. В январе 1703 года ситуация еще более накалилась после того, как была случЬйно обнаружена очередная попытка генералов передать известие о своем бедственном положении в Москву.
