Энтони шагнул к ней, его ладонь скользнула вверх по ее руке, и внутри все затрепетало. У Элеоноры перехватило дыхание, и она застыла, не в силах отвести от него взгляд. В этот раз лорд Нил и правда ее поцелует, подумала Элеонора и бессознательно приподняла голову.

Тут в коридоре послышались поспешные шаги, и резкий скрип деревянных половиц развеял дурман. Элеонора поспешно шагнула назад, покраснев от смущения. Она обогнула стол и снова посмотрела на Энтони, только когда их разделяла широкая столешница.

– Простите, что вам пришлось наблюдать подобную сцену. Обычно у нас в доме гораздо спокойнее.

– Воры вообще вносят сумятицу в любой распорядок, – дружелюбно ответил Энтони. Он осмотрел кабинет, отметив его большой размер и комфортность, шкафчики со стеклянными дверцами и запертые ящики, стопку потрепанных конторских книг на столе – в них явно часто заглядывали.

– Значит, это… м-м… ваш кабинет? – спросил Энтони. Эдмунда в подобной комнате представить было трудно.

Элеонора кивнула:

– Да, здесь я работаю.

Элеонора опустила взгляд на стол и начала рассеянно укладывать карандаши в ряд. Вид разгромленной комнаты напугал ее сильнее, чем она хотела показать.

– Зачем он перевернул вверх дном мою спальню? Почти все ценное на первом этаже.

– Он же об этом не знал. Должно быть, просто начал с вашей комнаты, надеясь обнаружить драгоценности, а остальным решил заняться на пути к выходу. Он, видимо, не ожидал, что его застигнет ваша… э-э… служанка.

– Няня, – поправила Элеонора. – Керани присматривает за детьми. – Элеонора подняла глаза и с вызовом посмотрела на него. – Видимо, наши порядки вас удивляют.

Энтони пожал плечами:

– Не могу отрицать.

Его так и подмывало спросить, кто все эти люди. Откуда в доме африканец в одежде джентльмена, говорящий на безупречном английском, индианка, двое детей, дворецкий, который уместнее смотрелся бы в портовой таверне? И чем женщина может заниматься в таком кабинете? И зачем неизвестный проник в ее спальню – что бы он сам ни говорил, необычное поведение для вора?

Но Энтони понимал, что все эти вопросы к делу не относятся. Глупо так интересоваться этой женщиной и ее жизнью – так же глупо, как и только что возникшее желание ее поцеловать. Поэтому Энтони промолчал, и повисла пауза.

– Впрочем, мы забыли, зачем вы пришли, – отрывисто проговорила Элеонора, направилась к одному из шкафчиков и открыла его. – Вы хотели узнать обстоятельства смерти Эдмунда.

Элеонора достала лист бумаги и положила его на стол рядом с Энтони, повернув так, чтобы ему было удобно читать. Это был официальный документ со штампами и печатями, написанный на итальянском.

– Это свидетельство о смерти, выдали в Италии. Читаете по-итальянски?

– Немного, – ответил Энтони, проглядывая документ. Он чувствовал смущение, почти стыд.

– Здесь говорится, что Эдмунд утонул, – без всякой интонации проговорила Элеонора, указывая на нужную строчку карандашом. – Хотя вы, кажется, считаете, что продажные итальянские власти могли указать вымышленную причину смерти. Понимаю, доказательство слабое. Есть еще заметка о несчастном случае в итальянской газете. – Элеонора вручила ему сложенный газетный лист, также с текстом на итальянском. – Смотрите.

Энтони пробежал глазами статью. Его итальянский беглостью никогда не отличался, к тому же сейчас он изрядно подзабыл этот язык, однако его знаний было достаточно, чтобы убедиться, что заметка действительно о сэре Эдмунде Скарбро и о том, как он утонул.

– В Неаполе самочувствие Эдмунда улучшилось настолько, что он стал гораздо энергичнее. Сама не знаю, почему он увлекся хождением под парусом. Предполагаю, просто хотел не отставать от друзей. Обычно он плавал с Дарио Параделлой или еще с кем-нибудь из них. В тот день Дарио должен был отправиться с Эдмундом, но в последний момент не смог, и Эдмунд ушел в море один. Сказал, ему нужно подумать. Когда к ночи он не вернулся, я встревожилась и послала слугу на пристань, но лодки Эдмунда там не было. Разумеется, я беспокоилась все больше и больше и разослала записки всем его друзьям. Отправила слуг во все места, куда он мог зайти, но Эдмунда нигде не оказалось. Наконец я обратилась в полицию. Спустя два дня… – Горло Элеоноры сжалось, и она замолчала. С трудом сглотнула и продолжила: – На берег выбросило его тело.

Видя лицо Элеоноры, полное сдерживаемого страдания, Энтони не мог усомниться в ее горе. Ему хотелось сказать ей, чтобы не продолжала. Хотелось обнять ее, прижать к груди, так же как ранее Энтони желал защитить ее от преступника, проникшего в ее комнату. Энтони был уверен, что на его месте многие мужчины чувствовали бы то же самое. Элеонора красива, и наверняка привыкла использовать свои чары, чтобы добиваться от мужчин всего, чего пожелает. И заставлять их поверить любым ее словам.

Энтони подавил охватившее его сочувствие и спросил:

– Зачем вы сожгли тело?

– Во всяком случае, не для того, чтобы скрыть улики! – отрезала Элеонора. Глаза ее вспыхнули от гнева и раздражения.

– Для чего же тогда? Лично я о подобном ни разу не слышал. А как же несчастная безутешная мать, которая теперь даже на могилу прийти не сможет?

– Мы были в Италии. Если бы я его там похоронила, она бы все равно не смогла на могилу ходить. По крайней мере, теперь леди Гонория сможет поместить прах Эдмунда в семейный склеп. Я подумала, будет лучше, если у нее что-то от него останется, – резко ответила Элеонора. Она покачала головой и выставила вперед ладони, будто отгораживаясь от дальнейших вопросов. – В любом случае моего мнения никто не спрашивал. Решение приняли итальянские власти, а не я.

– Что? – недоверчиво переспросил Энтони. – Это они распорядились сжечь тело?

Элеонора кивнула:

– Есть какой-то древний итальянский закон, сохранившийся еще со времен эпидемии чумы в Европе. Любое тело, прибитое к берегу волнами, должно быть сожжено немедленно на этом же месте. Так погиб поэт Перси Шелли, и его тело тоже возложили на погребальный костер на побережье. Говорят, в груди у Шелли была открытая рана, и один из друзей вынул его сердце и отдал на хранение вдове, Мэри Шелли. Говорят, она положила его в шкатулку и отвезла домой.

– Дикость какая-то, – пробормотал Энтони.

Элеонора слабо улыбнулась:

– Я тоже удивилась, когда Эдмунд мне рассказал эту историю. Впрочем, супруги Шелли вообще были люди своеобразные – даже по моим меркам.

Энтони хотелось верить Элеоноре. Во многих местах диковинные средневековые законы до сих пор являются действующими, и несомненно, во время чумы разумнее сжигать прибитые к берегу тела. Безусловно, страхи и подозрения Гонории ни на чем не основаны.

Ему очень хотелось верить Элеоноре. Глядя в ее ясные голубые глаза, он проникся убежденностью, что такой взгляд не может лгать. Однако именно это и настораживало. Энтони плотно сжал челюсти, игнорируя пылающий в чреслах жар и покалывание в кончиках пальцев от желания дотронуться до нее.

– А что насчет наследства? – резко спросил он, и от попыток подавить природное желание голос прозвучал грубо.

Лицо Элеоноры окаменело.

– Ах да, наследство. Все неизбежно сводится к деньгам.

– Боюсь, что так.

– Не понимаю, как вы можете подозревать, будто я убила Эдмунда из-за денег, ведь мне он не оставил ничего, и вам это прекрасно известно. Поместье, наследуемое по мужской линии, перешло к его кузену, Малькольму Скарбро, а состояние Эдмунд завещал сестре.

– Мужчины редко вычеркивают жен из завещания, – заметил Энтони.

Элеонора скептически вскинула брови:

– Только не говорите, будто тревожитесь за мое благосостояние.

– Я и не собираюсь. Просто со стороны это выглядит так, будто отношения между супругами испортились и муж не желал, чтобы жене достались его деньги.

– Или жена в них просто не нуждалась, – отрезала Элеонора. – Странно, что вы не заметили в своей аргументации неувязку, милорд. Если бы я вышла замуж ради денег, то мне, напротив, надлежало быть заинтересованной в долгой жизни супруга.