– Ларри? Погодите… Ах, да, помню. Самый ужасный комик, какого я видел. Значит, если мы дадим Фифин продолжать свою деятельность еще неделю-другую, а это, наверное, было бы правильно, – вы полагаете, Ларри нам пригодится?

– Да, его стоит испытать. Но это вы уж сами решайте. Я вечером буду занят в другом месте. Хочу еще сегодня покончить со всем этим делом, со всей компанией.

Периго вдруг перестал улыбаться и превратился в серьезного пожилого человека с дружеским заботливым взглядом.

– Но вы будете осторожны? Смотрите, Нейлэнд!…

– Не обещаю, – сказал я, надеясь, что это звучит не слишком хвастливо. – Я сегодня решил идти напролом, Периго. Хочу поскорее разделаться с этим проклятым Грэтли и буду просить отдел, чтобы меня отпустили. Хватит мне ловить шпионов! У меня есть работа, с которой я неплохо справляюсь. Для людей моей профессии, – продолжал я, воодушевившись, – сейчас много дела на Дальнем Востоке. Строить мосты, железные дороги… Особенно в Китае. Периго, я хочу на воздух! Хочу делать настоящее дело, создавать что-то!… Я вовсе не собираюсь прятаться от войны. Я готов работать в самом опасном месте. Но мне нужны воздух и солнце. Иначе я скоро так закисну, что возненавижу себя самого.

– А кроме себя, вам любить некого? – спросил Периго, и я увидел, что он и не думает острить.

– Нет, я одинок. – И я в нескольких словах рассказал ему о Мараките и мальчике, чтобы он не подумал, что я рисуюсь.

– Понимаю. – Он хотел что-то прибавить, но осекся. – Ну, а что касается вашего возвращения к прежней специальности, то я, наверное, смогу вам помочь – у меня есть кое-какие знакомства в военном министерстве. А сейчас побегу к Диане и постараюсь нагнать на нее страху…

Я позвонил в полицейское управление и узнал, что из Лондона пришел долгожданный ответ на мой запрос. Мне его прочитали по телефону, после чего я помчался под дождем на Раглан-стрит и сел строчить донесение в отдел. Мистер Уилкинсон, величайший стратег среди железнодорожников Грэтли, разработал теперь план захвата Голландии; он был бы весьма заманчив, имей мы только в своем распоряжении сотен пять больших военных кораблей, которые нам бы нигде больше не были нужны. А миссис Уилкинсон – мы с нею очень подружились, и она жадно слушала мои преувеличенно восторженные рассказы о Южной Америке – не придумывала никаких планов быстрого окончания войны и вообще считала войну не делом рук человеческих, а грандиозным стихийным бедствием. У миссис Уилкинсон был свой фронт – продуктовые лавки и поставщики, – и она воевала на этом фронте с кроткой настойчивостью и мужеством, никогда не требуя больше, чем ей полагалось, но преисполненная спокойной решимости получить все, что полагается. Делала она это не ради себя, а ради того, чтобы прилично кормить мужа и жильца. В иные дни – и сегодня был как раз один из них – мне начинало казаться, что миссис Уилкинсон на миллион лет старше всех нас – всех членов военного кабинета, и своего мужа, и Хамфри Нейлэнда и что где-то в глубине души она это знает.

К четырем часам я был на Шервуд авеню. Служанка-австриячка опасливо проводила меня в гостиную. Маргарет Энн Бауэрнштерн ожидала меня, но никакого Отто не было видно. Сегодня она надела темно-зеленое платье с темно-красной отделкой на воротнике и рукавах и выглядела очень эффектно. По-моему, она об этом специально позаботилась, но, чтобы я не догадался, а может быть, и из-за своих слез прошлой ночью держалась в высшей степени холодно, словно давая мне понять, что наша встреча за чашкой чая – ужасная нелепость и что она только из вежливости не говорит этого.

Знакомая игра, но я в нее играю по-своему. Я сразу же сделал ответный ход и тоном сборщика, пришедшего за сильно просроченной квартирной платой, спросил:

– Где же ваш деверь, доктор?

– Он сейчас спустится. Мы ждали вашего прихода, – мягко, терпеливо и уныло ответила она, и мне захотелось чем-нибудь запустить в эту женщину. – Ведь кто-нибудь мог неожиданно зайти и увидеть его.

Я кивнул.

– Да, знаете, мы поймали убийцу Шейлы Каслсайд.

– Как быстро! – удивилась она. – Когда же вы успели собрать улики?

– А мы их и не собирали. Ночью я догадался, кто убийца, а дальше был сплошной блеф, но он дал результаты.

– Можно узнать, кто это?

– Да. Это Джо.

– Какой Джо?

Наконец-то я говорил с жительницей Грэтли, которая не проводила половину времени в «Трефовой даме». Я не без удовольствия объяснил ей, кто такой Джо. Но о шпионской деятельности Джо не сказал ни слова, а она не задавала на этот счет никаких вопросов, только раз-другой с любопытством посмотрела на меня.

Чай принесли раньше, чем пришел Отто, и мы с Маргарет продолжали разговор – нечто среднее между дружеской беседой и яростной пикировкой – за чаем с лепешками.

– Чем вы, собственно, занимаетесь? – спросила она довольно равнодушно и словно не ожидая ответа.

– Это я вам скажу не сейчас, а перед самым моим отъездом.

– Я вас раздражаю?

– Да.

Она была готова к такому ответу, но, услышав его, рассердилась и гневно сверкнула глазами.

– У меня не часто появляется желание бить людей, – сказала он. – Но вас мне иной раз сильно хочется ударить.

– Сделайте одолжение.

Мы зашли в тупик. И, наверное, хорошо, что в эту минуту появился Отто Бауэрнштерн. Это был человек моих лет, с наружностью кабинетного ученого, нервный, близорукий и явно очень больной. Он мне не понравился – может быть, потому, что его невестка смотрела на него с любовью и тревогой, совсем не так, как на меня. Отто взял у нее из рук чашку, но словно не знал, что с нею делать. Маргарет бросила мне умоляющий взгляд, ясно говоривший: «Щадите его», но я не успокоил ее ни малейшим жестом и сидел с безучастным видом.

– Вы желали поговорить со мной, – начал Отто осторожно. Он говорил с сильным немецким акцентом, но я не буду коверкать слова, воспроизводя его произношение.

– Да. Почему вы остались в Грэтли?

Он закрыл глаза и передернул плечами.

– Что же другое я мог сделать? Куда мне было деваться?

– Глупый вопрос. – Маргарет, конечно, обращалась ко мне. – Для него безопаснее было оставаться здесь, где мы могли о нем заботиться…

– Совсем не безопаснее, и вы это знаете. Я жду правдивого ответа, мистер Бауэрнштерн, – сказал я сурово, – и готов, если надо, высказать вам свое предположение. Вы остались в Грэтли, рискуя попасть под суд за уклонение от регистрации, потому что здесь есть человек, которого вы хотите выследить.

Выстрел попал в цель. Но Маргарет по-прежнему негодовала.

– Неправда… – начала она, но остановилась, прочитав ответ на лице Отто. – Ты ничего мне об этом не говорил! – воскликнула она.

– Я не мог сказать тебе, Маргарет, не мог никому сказать, – оправдывался расстроенный Отто. – Передо мной промелькнуло раз лицо… Вечером, на заводе Чартерса. Потом опять, тоже вечером, в городе.

– Так вот почему ты всегда бродишь по вечерам! Я подозревала, что это неспроста…

– Понимаете, – сказал он нам обоим, – мне показалось, что я его узнал. Но я не был уверен. А мне очень важно было знать точно.

– Вы хотели, например, проверить, нет ли у этого человека шрама на левой щеке? – спросил я.

Отто страшно побледнел, и Маргарет испуганно вскрикнула.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Не беспокойся, Маргарет. – Он сделал над собой усилие, взглянул на меня. – Это верно. Но откуда вы узнали, что я именно этого человека ищу?

– Мало ли откуда, – сказал я с расстановкой, пристально глядя на него. – А откуда я узнал, что вы состояли в партии нацистов?

– Вы мерзкий клеветник!

Это воскликнула, разумеется, Маргарет, и так, словно бичом щелкнула.

Я сердито прикрикнул на нее:

– Довольно! Я пришел сюда, чтобы узнать правду, и говорю только правду. Если вам это не нравится, тем хуже для вас. Мне еще очень многое нужно сегодня выяснить, и если не хотите помочь, то по крайней мере молчите и не мешайте.

Отто весь дрожал. Я только сейчас понял, что он любит ее, и это осложняло дело. Мне вдруг стало жаль его. Что-то подсказывало мне, что ему нет места на земле, что он, в сущности, уже мертвец.