Я сделал удивленное лицо, хотя ничуть не был удивлен.

– А что я могу выдать?

– Многое. И вы отлично это знаете. Я еще вчера вечером догадалась, что вы знаете. Мне тоже ваше лицо знакомо, но не могу припомнить, где я вас видела. Меня это всю ночь мучило.

– Не понимаю, какое это имеет значение, – сказал я. – И если бы я даже хотел вас «выдать», как вы выразились, я не знал бы, что именно можно выдать и кому. Так что оставим этот разговор, хорошо?

Она искоса посмотрела на меня, кивнула головой и заулыбалась, как прежде. Музыка умолкла, но вокруг захлопали, и оркестр снова заиграл. Мы с Шейлой все танцевали.

– Вот не думал, что в английских заводских городах бывают такие рестораны, – заметил я.

– А их нигде и нет, – ответила она быстро. – Это только нам в Грэтли так повезло. Да и долго ли он продержится…

– А кто владелец?

– Как, вы разве его не знаете? Да вот он стоит – вон тот плюгавенький… Да-да, это и есть хозяин «Трефовой дамы» мистер Сеттл. Никогда не подумаешь, правда?

– Нет. Можно всю жизнь на него смотреть и не догадаться!

Танцуя, мы приблизились к человеку, на которого указывала Шейла, и я захотел проверить, не ошибся ли я.

– Вы имеете в виду вот этого человечка, да?

– Да. Это мистер Сеттл, – повторила Шейла.

Он увидел ее и с улыбкой поклонился. Но затем увидел меня и перестал улыбаться. Его фамилия была не Сеттл, и я готов был держать пари на весь остаток моего годового заработка, что он, может быть, управляющий этого заведения, но ни в коем случае не его владелец. Я знавал его в Глазго – в период, когда миссис Джесмонд видела меня там. Тогда его звали Фенкрест, и он был так беден, что не мог бы заплатить даже за вилки и ложки такого ресторана, не говоря уже обо всем остальном. Он не знал, что я работаю в Отделе, не знал даже, вероятно, о существовании Отдела. Но в Глазго он встречал меня в обществе одного полицейского чиновника, а может быть, и двух-трех, и, наверное, думал, что я имею какое-то отношение к полиции. Во всяком случае, улыбка его испарилась, а секунды через две испарился из зала и он сам. Да, судя по всему, «Трефовая дама» далее без жареных уток и вин была прелюбопытным местечком!

– У вас такой довольный вид! – сказала Шейла.

– Я доволен, что попал сюда. Очень мило со стороны миссис Джесмонд, что она меня пригласила.

– Она любит время от времени «праздновать», как она выражается, а в промежутках мы с нею подолгу не видимся. Впрочем, «мы» – это все, кроме летчиков и армейцев, за которыми она охотится. Они-то с нею видятся, но где и когда – кто их знает.

– Некрасиво, Шейла, говорить такие вещи о даме, у которой мы в гостях, – заметил я. – Однако я вижу, все наши вышли из-за стола. Чем бы теперь заняться?

– Сходить опять к Джо и попросить у него два виски с содовой, – сказала Шейла. По дороге в бар она объяснила мне, что Джо – находка для «Трефовой дамы», что он развлекает публику, что он здесь самый полезный человек и его любит вся их компания. Одним словом, Джо – прелесть.

– Думаю, что и я его полюблю, – заметил я, мысленно спрашивая себя, куда девались миссис Джесмонд и мистер Периго. В баре их тоже не оказалось. Должно быть, здесь где-то была гостиная.

Джо рассказывал толпившимся у стойки молодым людям анекдот о начальнике ПВО и вдове. Анекдот имел успех. Когда он был досказан и я получил виски, я с большим удовлетворением заметил, что двое военных усердно занимают Шейлу. Я передал ей стакан, торопливо выпил свою порцию и вышел, в сущности, не решив еще, что сейчас предпринять.

В коридоре за столовой я обнаружил дверь с надписью: «Посторонним вход запрещен». Я быстро распахнул ее, крикнул: «Ах, простите!» – и захлопнул снова. Я думал найти там Фенкреста – похоже было, что здесь кабинет управляющего, – но Фенкреста в комнате не оказалось. Зато тут был другой – и кто же? Тот самый толстяк-иностранец, которого я уже видел сегодня вечером в театре.

В конце коридора налево был вход в большую крикливо убранную гостиную, где люди сидели за столиками, пили, слушали радио. Немного постояв у двери, я убедился, что здесь благополучно обретаются мистер Периго, обе скучные дамы и офицер. Напротив двери вверх уходила лестница, узкая и плохо освещенная. Но я и при этом освещении сумел разглядеть, что по ней осторожно и бесшумно спускается Фенкрест, ныне Сеттл. На этот раз ему не удалось от меня ускользнуть.

– Хэлло! – ухмыльнулся я.

– А, здравствуйте! Мистер Нейлэнд, если не ошибаюсь?

– Совершенно верно. А вас как теперь прикажете называть?

– Пойдемте ко мне в кабинет, – сказал он поспешно. – Выпьем.

Он привел меня в ту самую комнату, куда я заглянул несколько минут назад, но иностранца там уже не было. В глубине кабинета я заметил вторую дверь.

– Видите ли, мистер Нейлэнд, – начал Фенкрест довольно неуверенно, – я… у меня вышли неприятности с женой как раз в то время, когда мы с вами встретились в первый раз в… постойте, где же это было?

– Это было в Глазго, и у вас вышли неприятности не только с женой, но и с полицией, – подсказал я. «Неприятности» у Фенкреста вышли после аферы, имевшей отношение к министерству торговли, – кажется, речь шла о лицензии на экспорт, – и меня все это касалось лишь постольку, поскольку Фенкрест мог быть связан с людьми, представляющими интерес для нашего отдела. Но Фенкрест и сам был скользкий человечишка и внушал мне антипатию. Такие всегда способны на что-нибудь нечестное – и не потому, что они жулики по природе, а просто потому, что любят легкую наживу и беззаботную жизнь и не любят работать. Их тысячи, и чем скорее их вытащат из их укрытий – контор и кабинетов – и заставят рубить деревья или чинить дороги, тем будет лучше для всех остальных.

– Это было просто недоразумение, – сказал он торопливо. – Как я уже говорил вам, у меня были нелады с женой, и поэтому, когда мне предложили здесь место, я переменил фамилию, чтобы жена меня не разыскала. Вот и все. Выпьете чего-нибудь, мистер Нейлэнд?

– Нет, благодарю. Почему вас здесь считают владельцем «Трефовой дамы»?

– А откуда вы знаете, что я не владелец?

– Вы бы еще спросили, откуда я знаю, что вы не чемпион Королевского флота в тяжелом весе!

– Это другое дело. Достаточно взглянуть на меня.

– Вот это самое я и делаю. – И я действительно с полминуты смотрел на него в упор. Ему было явно не по себе от моего взгляда, и он ерзал на стуле, хватаясь то за свой стакан, то за портсигар.

– Скажите, кто же хозяин этого заведения?

Он опасливо огляделся по сторонам. Дернул плечами. Потер лысеющую макушку. Он был очень смущен, а я наслаждался его смущением.

– Ну, кто же все-таки?

– Не думаю, что вы имеете право об этом спрашивать. И мне неудобно отвечать на ваш вопрос.

– Вам очень удобно отвечать, Фенкрест. Я задаю его вторично, а имею я на это право или нет, – не ваше дело. Говорите же!

Он сдался.

– Владелица – миссис Джесмонд, – пробормотал он. – Но об этом никто здесь не должен знать, так что вы меня не подведите. Вы сегодня обедали с нею, да?

– Да. И обед был превосходный. Кто она такая?

– Честное слово, мистер Нейлэнд, я и сам о ней почти ничего не знаю, – ответил он, на этот раз искренно. – Она, кажется, вдова и жила на широкую ногу, последние годы на Ривьере. Уехала оттуда перед самым падением Франции. У нее, должно быть, в Англии громадное состояние. Она купила эту гостиницу просто из прихоти и содержит ее для развлечения. Некоторые из нашего штата – например, повар и Джо – ее старые знакомые, и она их взяла на службу, чтобы им помочь.

– Джо она, наверное, знавала, когда он работал у Борани?

– Да. А после того, как Борани разбомбили, Джо остался без дела, и нервы у него совсем сдали. Он захотел уехать из Лондона, и она привезла его сюда.

Во всей этой истории одно только было неладно: не совпадали даты. Я случайно знал, что ресторан Борани разбомбили в октябре 1940 года. Выходит, что нервы у Джо сдавали целый год, а уж потом он приехал в Грэтли.