–  А я откуда знаю? – огрызнулся Бринд. – Хотя, если пойти разведать, вреда не будет, правда? – Судя по всему, вокруг никого больше не было, он был уверен, что они одни. – Давай подойдем ближе. – И Бринд направился к голому человеку, который давно уже не подавал никаких признаков жизни. Если он и заметил их присутствие, то ничем этого не выдал.

–  Селе Джамура вам, сэр, – сказал Бринд, надеясь, что традиционное джамурское приветствие вызовет какую-нибудь реакцию. Ничего подобного. Он оглядел человека с головы до ног. – Вам, наверное, э-э-э… холодно.

Апий фыркнул.

Человек продолжал стоять, не шелохнувшись и уставившись перед собой. Они осторожно подошли к незнакомцу на расстояние вытянутой руки и заметили, что лицо мужчины было так бледно, будто в нем совсем не осталось крови. Он слегка косил, и его взгляд проходил словно сквозь Бринда. Странные раны покрывали кругом его шею, а голова, как обратил внимание Бринд, была выбрита неровно, так что черные волосы торчали на ней клоками.

–  На вид как мертвый, правда? – заметил капитан.

Бринд протянул руку и ткнул человека в грудь. Снова никакой реакции. Осмелев, командир сделал шаг вперед и взял человека за руку, чтобы нащупать пульс:

–  Клянусь Бором, так и есть.

–  Что?! – задохнулся Апий. – Мертвый?

–  Да. Никаких признаков пульса. – Он выпустил запястье, и рука упала, ударив человека в бок.

–  Это работа культистов, Бринд, – предостерег Бринда Апий, со страхом в глазах протягивая руку к его плечу. – Это противоестественно. Мне это не нравится. Понятия не имею, что с ним сделали, но нам лучше оставить этого парня в покое и вернуться к Фаиру. Я даже думаю, что нам лучше отойти отсюда подальше.

Пораженный, Бринд не знал, что и думать. Закаленный солдат, он видел в жизни всякое, но этот человек прямо перед ним явно свидетельствовал о существовании технологий, о которых он не имел никакого понятия. И что ему остается делать? Можно его убить, но вдруг поблизости окажутся другие? Стоит ли провоцировать их? Оставшись практически без людей, Бринд решил, что лучше его не трогать и доложить обо всем в Виллджамуре.

–  Думаю, ты прав. Это подождет. Я, может быть, вставлю это в отчет.

Они аккуратно перенесли Фаира к руинам храма цивилизации Азимут.

Мало что было известно о создавшей его цивилизации, да и от самого храма не осталось почти ничего, кроме скрытой под землей кладки. Одна башня развалилась полностью, засыпав своими обломками склон холма сразу за мысом Далук, ее фундамент клином торчал из земли. Мох и лишайники скрыли его почти целиком, но под ними еще можно было различить узоры: прямоугольники внутри прямоугольников, считавшиеся традиционными религиозными символами. Полагали, будто представители цивилизации Азимут поклонялись нумерологии и математической точности. Эта идея вызывала симпатию Бринда: поиск красоты в самом абстрактном источнике. Командующий раздумывал об этом, пока Апий дремал подле Фаира.

Бринд сидел у подножия башни, подтянув колени к груди и привалившись спиной к камню. Его сабля висела в ножнах у него на боку. Холмы, окружавшие фьорд, четко вырисовывались в свете звезд, и он сконцентрировался на звуках, как всегда во время ночных нарядов, когда ждешь и боишься услышать шаги, треск сломанной ветви, чье-то приближение. Но вокруг все было тихо, только ночные животные и птицы изредка подавали голоса, от которых он еще острее ощущал свое одиночество.

Вообще-то, он уже начал сомневаться, здесь ли он.

«Самый прожженный циник, – размышлял следователь Румекс Джерид, – в сущности, является человеком по-настоящему романтическим, поскольку постоянно ощущает, что мир предал его». Однако сам он сегодня не ощущал в себе особого романтизма, зато цинизма – хоть отбавляй.

Снаружи по старому камню стен хлестал дождь. Джерид любил этот звук, он напоминал ему о мире. Слишком много дней провел он в последнее время в этих мрачных помещениях, так что начал даже забывать о существовании Виллджамура. Приходилось делать над собой усилие, чтобы вспомнить, что в его жизни значит этот город.

Опустив глаза, румель взглянул сначала на свою правую руку, в которой он держал отвергнутые театральные билеты, потом на левую, с запиской.

Там было написано: «Спасибо, но теперь уже слишком поздно, тебе не кажется? Мариса».

Джерид вздохнул, его хвост вздрогнул. Записка была от бывшей жены. Они оба были румелями и прожили вместе больше ста лет. Все-таки у не-людей есть свои преимущества. Взять хотя бы румелей: они не просто толстокожи, но и живут дольше, а значит, могут не торопиться, подождать. Румели не носятся как угорелые в поисках ответов на главные вопросы. Со временем все ответы сами приходят к ним. Но именно поэтому разлука с Марисой казалась ему особенно болезненной, ведь с ее уходом он как будто потерял половину своей жизни.

Свернув записку, он положил ее и билеты в ящик стола. Придется пригласить кого-нибудь на спектакль. Или вообще не ходить, просто забыть о нем, да и все.

С этим Оледенением и без того холодно будет, а тут еще придется коротать его в одиночку. Он вздохнул.

Она намекала, что собирается бросить его, еще до того, последнего дня, но это было как раз в тот месяц, когда вновь прибывшие беженцы дрались на улицах с группами ультраправых из Виллджамура, и он ни о чем больше не мог думать. Инквизиция тогда схватила и казнила в назидание другим нескольких человек. Все они оказались разочарованными в жизни отставными пехотинцами; ходили слухи, что они симпатизировали правым.

А значит, у Джерида тогда совсем не было времени на Марису.

Она любит антиквариат. В таком старом городе, как Виллджамур, его много. Иногда, рассказывала ему она, ей кажется, что она вот-вот найдет старинную реликвию, которую проглядели культисты, и сделает на ней состояние. Но Джериду некогда было предаваться пустым мечтам, – по крайней мере, так он утверждал. У него на уме была одна работа. Приходя домой, он приносил с собой трагическую атмосферу древних улиц, нес ее как свое бремя. В его должностные обязанности входило поддержание порядка в городе, где проживает четыреста тысяч особей разных видов, но, стоило ему прийти домой, жена начинала вертеть перед его носом какую-нибудь новую покупку, рассказывать ее предполагаемую историю, вычитанную ею в старых книгах, которые она без конца покупала. Баловство! Современное джамурское общество завершало собой длинный ряд сменявших друг друга культур и цивилизаций, каждая из которых оставляла свой хлам и мусор. Конечно, культисты уже успели прибрать к рукам все сколько-нибудь значимое из наследия цивилизации Даунир. Остались лишь намеки на то, что когда-то, в иных обществах, таких как Кинтан, Азимут и другие, жизнь была лучше, а нынешний Виллджамур, пусть и столица империи, все же существенно уступает былым городам в культуре и цивилизованности.

Вполне естественно, что интересы супругов вскоре разошлись. Как-то вечером она устремила на мужа долгий взгляд и сидела, глядя на него и в то же время сквозь него, словно прямо там и тогда решала, бросить его или нет. Не было ни споров, ни обсуждений, а он не хотел даже спрашивать, почему она уходит, так боялся услышать какую-нибудь неприятную правду о себе.

Когда правда все же прозвучала, оказалось, что она вовсе не так горька, и от этого ему почему-то стало только хуже. Иногда, закрыв глаза, он слышал звук ее шагов, а когда она уходила, видел, как волочится за ней хвост, уползая в незакрытую дверь. Слышал тишину, наступившую в комнате после ее ухода. Он не верил, что в дело был замешан другой румель. Скорее, она ушла потому, что в ее жизни никогда по-настоящему не было мужчины. Она ушла, оставив ему лишь адрес для писем до востребования и указание не искать ее там.

Джерид чем дальше, тем сильнее разочаровывался в жизни.

Мало того, ребятишки, жившие дальше по улице, снова взяли моду швырять снежки ему в окна. Каждую зиму они изводили его тем, что обстреливали снежками его дверь, вынуждая его встать и открыть ее, а сами тут же давали деру и с ловкостью, доступной лишь городским жителям, растворялись в лабиринте улочек и переулков. Пострелята отлично знали, что он служит в инквизиции, и это престижное отличие превратило его в их мишень. Швырнуть в него снежок стало делом чести каждого мальчишки, а день, когда им не представлялось такой возможности, они, должно быть, считали прожитым напрасно.