– А папочка?

– Не беспокойтесь, она ко мне придет.

Вскоре я был зачислен старшим научным сотрудником в Зоомузей МГУ. Но не мог быть совершенно спокойным. И от дедушки ушел и от бабушки, но от серого волка КГБ не так-то просто уйти.

Тут меня вызывает 2-й секретарь Московской писательской организации Виктор Николаевич Ильин. В Союзе писателей всегда было так: 1-й секретарь – известный писатель, 2-й – обязательно кегебешник. Генерал Ильин был хорошим человеком и выручил не одного писателя из беды. Посадил он меня в машину, и мы приехали на квартиру, где никто не жил, но в шкафах стояло много книг.

– Это все авторы мне подарили, – сказал Ильин. – Надеюсь и вашу книгу поставить здесь.

Он вынул из портфеля рукопись моей «Вершины» и положил на стол.

– Александр Александрович, зачем вам все это нужно? Вы полагаете, оно может что-нибудь изменить? Антисоветские высказывания, критика военных… Ну, исключат вас из Союза писателей и потом испортят жизнь. Чего ради? И нам это тоже не нужно.

– А нельзя ли уничтожить эту рукопись? – спросил я.

– Зачем же? Вы возьмите ее, выбросьте все непотребное и мы ее издадим. И перестаньте болтать! – заключил он наш разговор. – К вам еще претензии есть, ведете себя как мальчишка, а мне отдуваться…

Повесть вышла, а Виктор Николаевич вскоре погиб странным образом – его сбили машиной.

Мне грех жаловаться, что меня не печатали. Все, что я написал, издано. У меня был свой читатель: альпинисты, туристы, охотники, любители природы, искусства, русской истории. (Я забыл сказать, что, бросив писать детективы, в последние годы увлекся отечественной историей.) Однако известным писателем я, наверное, не стал. Может быть, в какой-то степени одна из причин тому – это то, что мои книги никогда не рецензировались и не рекламировались. Я помню всего две рецензии: одну из них написал мой друг Юра Визбор на книгу «Внизу – Сванетия». Это было очень давно. А вторая рецензия вышла сравнительно недавно на мою книгу «О Белой армии и ее наградах» в «Книжном обозрении». В ней меня называли плагиатором и тухлым антисемитом. Рецензии организовываются, а я никогда этим не занимался. Может быть – зря. Я понял, как это важно для писателя, только тогда, когда вышел на телевидение со своими фильмами о русской усадьбе, о российских орденах, о Бородинском поле и другими. На телевидение я не рвался, оно само меня нашло в Русском Историческом Обществе, где я был вице-президентом и одним из его создателей. Дело пошло так успешно, что мои передачи заняли в эфире больше сорока часов, а это для телевидения очень много. Но потом его захватили нерусские силы. Зачем им оглядываться на Россию, когда у них Америка есть и она хорошо платит за разложение нашего народа? И вот когда пошли мои передачи, я обнаружил, что меня знают. Но не по моим книгам, по телеэкрану. Последние книги выходили у меня тиражами не в 200 тысяч, как прежде, а тиражом в 10–15 тысяч. Кто их прочел?! А тут многомиллионная аудитория. И это помогло издаваться.

Тут можно дать и второй совет начинающим писателям: не пренебрегайте рецензиями и рекламой. В годы нынешнего российского лихолетья без этого никак не прожить. Иначе пишешь, пишешь – и как в воду. Даже круги по ней не идут. Небезынтересно, что даже в мое время одаренные писатели всерьез занимались своей рекламой. Например, Чингиз Айтматов держал человека, который отвечал за то, чтобы каждый день (каждый!) в газетах, журналах, на радио или на телевидении появлялось его имя. Я знаком с этим человеком. А уж теперь и говорить тут не о чем. Коль скоро мы живем в этом проклятом рынке, без рекламы нам не обойтись. Детективщицу Маринину издательство «Эксмо» раскручивало таким манером два года. И очень хорошо заработало. Без раскрутки нынче тяжело.

Мне пошел 75-й год. Солоухин писал, не помню теперь где, что в 60 лет можно еще много написать, но ничего новокачественного. С этим высказыванием я согласился в 70 лет. Не то здоровье, не та память, не те силы, не та энергия. Людям молодым этого никак не понять. Чтобы писать, нужно желание, и не просто желание, а такая же необходимость, как удовлетворение своих естественных потребностей – в еде, сне и так далее. А когда нет желания писать, то и не следует этого делать. Заинтересованность автора, его взволнованность, его душевная боль передается каким-то таинственным путем читателю, как и равнодушие или желание пооригинальничать в авангардном стиле, когда нечего сказать.

Я полагаю, что писателю больше всего нужна свобода. Я имею в виду не цензуру и влияющие на нас силы власть имущих, захвативших ныне телевидение и средства массовой информации, а свободу своей собственной души. Вот у меня под окном здание «Красной звезды». В нем было множество журналов и газет. Глянешь в окно – идут и идут туда полковники. Приходилось наблюдать в этом доме пишущих офицеров. Чины, субординация и продиктованная ими психология не способствуют писательству. Заметно это даже в мемуарах маршалов.

Есть и другая несвобода, чисто литературная. Директор Литературного института Сергей Николаевич Есин в своем опубликованном в 5–6 номерах «Нашего современника» за 2000 год дневнике сетует на то, что никто не хочет писать просто: «Постмодернизм наложил на нашу литературу мертвенную печать. Никто не хочет заниматься спокойным и медленным текстом». Люди учатся «на писателя», а сказать им нечего. И тут начинается выпендреж, всякие «измы». Так и у художников. Не может человек создавать, скажем, такие портреты, как Шилов, или акварели, как Андрияка, и он начинает искать «новые формы». А они все старые. Как осетрина только первой свежести, она же единственная. Нечего сказать, за душой ничего нет, а надо… Диплом заставляет. В Переделкине я однажды сидел за обеденным столом с писателем из Казани. Он признался мне, что ненавидит писать. И еще тут возникает боязнь плохо написать. Это тоже проявление несвободы. Истина старая: не хочется – не пиши. Все равно толку не будет.

Уважаемый тов. Солоухин!

Большое спасибо за радость и счастье, которые доставляет Ваша повесть – эта чистая и поэтичная песня. Спасибо за правдивость интонации, за поэтическое видение всего сущего, за любовь к людям и природе, за то, что говорите Вы не об иллюзорных, а о подлинных вещах и явлениях.

Прочитал Вашу повесть и как воды напился из родника.

С чувством доброй и радостной зависти,

Д. Дар.

11. Х.57 г.

Ленинград

КОПИЯ – НОВЫЙ МИР

2943/22.Х.57

ПОЗДРАВЛЯЮ РЕДАКЦИЮ С УСПЕХОМ АВТОРА С ОЧАРОВАТЕЛЬНОЙ ПОВЕСТЬЮ ПРОШУ ПОЗВОНИТЬ СОЛОУХИНУ ПЕРЕДАТЬ СПАСИБО БЛАГОДАРНОГО ЧИТАТЕЛЯ. С. ЗАЛЫГИН

20. Х.57 г.

Новосибирск

8 мая 1961 г.

Милый голубчик Владимир Алексеевич!

Извините такое вольное обращение к вам, но, право, прочитав Ваши замечательные лирические повести, хочется называть Вас возможно более ласково, насколько это возможно в официальном письме читателя к писателю.

Позвольте, прежде всего, представиться: меня зовут Светлана Аллилуева, нас с Вами знакомил поэт Давид Самойлов на вечере в ИМЛИ (институте мировой литературы им. М. Горького), который был в конце декабря 1960 года. Вы и Самойлов читали тогда свои стихи, а потом был небольшой новогодний банкет с танцами и прочим. Очень возможно, что Вы меня не запомнили, как, впрочем, и мне тогда Вы не запомнились (но стихи Ваши в Вашем собственном чтении мне понравились); дело в том, что в тот вечер мое внимание целиком занимал дорогой мой друг Дезик Самойлов и я вообще плохо помню все остальное. Я только тогда отметила про себя, когда Вы стали читать свои стихи сразу после него – как вдруг повеяло каким-то душевным здоровьем и чистотой.