«Давным-давно Бог сотворил землю и небо, животных, птиц, рыб, солнце и звезды, и велел им жить, поживать и добра наживать. Бог сотворил день, чтобы все видели, что Он сделал, и как это красиво и хорошо. И еще он сотворил ночь – чтобы все спали и видели сны.

А потом Бог пожелал всем много хорошего и создал мужчину, и женщину, и рай, чтобы люди могли там поселиться.

В раю вместе с людьми жили ангелы и разные животные, цвели сады. Все на свете разрешал людям Бог, потому что любил их, как своих детей. Одного только нельзя было делать – рвать волшебные яблоки в саду. Сдались им эти яблоки!

Но однажды люди все-таки нарушили запрет, Бог рассердился и выгнал их из рая».

Казик повернулся на другой бок. Рядом с ним на соседней кроватке посапывала маленькая девочка. У нее был насморк, отчего дыхание получалось с присвистом.

Когда-то давно у Казика были папа и мама. Они жили в маленьком доме, окруженном садом. Давно, так давно, что Казик, как ни старался, не мог вспомнить лица мамы.

Когда его привезли в дом ребенка, он не понимал, почему многие дети не умеют разговаривать. Это было странно.

– Познакомьтесь, это Казик, – сказала толстая тетя с морковного цвета волосами, как у клоуна, что угощал детей на площади карамельками, приглашая в цирк. – Заметьте, совершенно домашний ребенок. Его родители умерли, – прошептала она одними губами, но Казик расслышал и заплакал.

– Не плачь, маленький, – к Казику подошла старушка. – Посмотри, какая у меня би-бика. Твои папа и мама попали в рай, – прошелестела она, обнимая ребенка. – Рай – это там, на небе, – нянечка подняла глаза к потолку. – Ты знаешь что-нибудь о Боге?

Казик пожал плечами.

С этого дня он старался почаще расспрашивать о Боге, и узнал много полезного.

Например, выяснил, что родители находятся в раю и постоянно наблюдают, как здесь, внизу, живет их Казик.

– Они смотрят через дыру в облаке? – спрашивал мальчик, заглядывая в глаза доброй старушке.

– Да, через облако.

– А если небо в тучах, они меня видят?

– Конечно, дорогой.

– Наверно, у них там мощный телескоп. А если я в доме? Они через окно меня видят? А если окно закрыть?

– Окно? – Бабушка задумалась.

– Рентген через любую стену видит, даже через камень, вот такой огромный, – Казик показал руками размер предполагаемого булыжника.

– Может, и рентген, – отмахивалась нянечка. Здорово отредактированная и осовремененная картина рая ей не нравилась.

– А они скоро вернутся?

– Они не вернутся.

– А я, я могу к ним?.. – мальчик снова начал всхлипывать, глотая слезы и неотрывно смотря на бабушку.

– Да, если будешь хорошим мальчиком, то, когда ты умрешь – боженька заберет тебя на небо.

После этого Казик целую неделю был хорошим мальчиком, но почему-то не умер.

Бледно-зеленые стены игровой комнаты казались серыми, все вокруг было серым – день и ночь.

Ранний подъем сменяло умывание в очередь, затем нужно было взять свой стульчик и отнести его к столу. Тихий завтрак, теплый сладковатый чаек, которым наскоро запивают липкую кашу, и вон из-за стола.

Маленькие и большие должны есть сами, потому что, хорошо это получается или не очень, а все лучше, чем, когда эту самую кашу в тебя всовывают. Ребенок давится, мерзкая жижа стекает по подбородку, липнет к щекам. Казик видел, как кормили малышей, и ему это не понравилось.

Относить стул, умывать руки, есть ложкой – и все. Если умеешь это делать – ты молодец, если нет…

И так день за днем, день за днем.

Казик недовольно перевернулся на другой бок, спать не хотелось. Мальчик поднялся, и, стараясь никого не разбудить, подошел к окну, свет фонаря слабо освещал детскую площадку, на которую днем выводили гулять детвору. Скамейки, песочница, беседка, в которой днем любили играть девочки – все казалось таинственным и вместе с тем печальным…

Казик хотел уже вернуться в постель, но тут ему почудилось в беседке какое-то движение, и он невольно прильнул к стеклу.

Так и есть, из беседки вышли двое взрослых дядек, один в черной куртке с капюшоном, другой в сером джемпере, с висящими сосульками волосами.

– Бандиты! Разбойники! – мелькнуло в голове у мальчика, и он чуть было не рванулся сообщать об увиденном ночной нянечке. Но незнакомцы вдруг скользнули за кусты шиповника и через секунду появились с другой стороны площадки, скрывшись в старой, давно не работающей телефонной будке.

Со своего места Казик не видел, что происходит в будке, минутная стрелка на настенных часах замерла на месте, точно приклеенная. Вдруг дверь в будку со скрипом распахнулась, и оба «злоумышленника» выбрались на детскую площадку, шаря по карманам, словно что-то потеряли. Тот, что был в куртке, вывалил на ладонь мелочь и теперь в свете фонаря разглядывал монеты. Другой стоял рядом, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

Не найдя искомого, мужчины начали крутиться на одном месте, то и дело пригибаясь к земле, словно силились что-то на ней отыскать.

Потом тот, что был в джемпере, сиганул за кусты и оттуда через минуту метнулся в беседку, держа в руках зажигалку. Казик ясно видел, как незнакомец пытается осветить пол беседки.

Наконец, ничего не найдя, понурившись, приятели убрались с территории дома ребенка.

Мальчик отпрянул от окна, стоя еще какое-то время посреди комнаты.

«Что могли искать на детской площадке незнакомцы? – То, что потеряли. Да, ночью искать сложно, а вот днем»…

Казик подумал, что если ему удастся оказаться на площадке раньше этих двоих, он бы сумел отыскать потерянное.

Впрочем, не зная, что следует искать, сложно сказать, что было бы тогда…

Поняв, что ничего более интересного уже не произойдет и изрядно устав, мальчик дотащился до своей кроватки.

Перед глазами плыл образ бабушки Софи – мамы отца. Точнее, он не видел лица, только руки, и еще бабушка говорила на другом, певучем и словно пропитанном цветением каштанов и слив языке юга, солнца и синего-пресинего моря. Бабушка жила в сказочном Крыму, где всегда лето… От звучания слов этого языка даже слякотная зима или холодная ветреная осень дивным образом оборачивались весной. Казик понимал слова бабушки и немного умел говорить, как она. Мог объясниться с дедушкой Казимиром и дядей Саргисом.