Движение было перекрыто минут пятнадцать. Потом появился регулировщик и направил машины в объезд.

— Мне даже не пришла мысль включить новости по радио, — сказал Кен. — Сроду ведь их не слушал.

Частые гости бара «Львиная голова» в Гринвич-виллидж регулярно слышали, что здесь рай для писателей, тонущих в бутылке. Расхожая шутка в ответ — нет, здесь рай для алкоголиков, тонущих в чернильнице.

Это уютное заведение украшала добрая сотня обложек с книг, написанных постоянными посетителями. Сюда шли после работы «посты», ребята из «Нью-Йорк Пост», в отличие от репортеров «Дейли Ньюс», предпочитающих «Костелло». Но сегодня в «Львиной голове» воцарилось беспокойство: прошел слух, что ранен Джон Леннон.

Все пытались скинуть хмель и выработать линию поведения. Джорджа Арцта, шефа бюро «Нью-Йорк Пост» в Сити-Холле, осенило. Вроде бы в Дакоте живет Эллен Чеслер, руководитель аппарата президента городского совета?

У Джорджа был ее домашний номер. Редкая удача! Он стал пробираться к таксофону. Там висел на телефоне репортер из криминальной хроники. Едва тот освободил трубку, Джордж позвонил Эллен.

Она ответила. Да, были выстрелы. Ее муж звонил 911. Вроде бы даже стрелка она видела своими глазами — тот несколько дней торчал перед домом, выслеживая Леннона. Джордж записал все ее слова, а потом позвонил в редакцию.

— Я чувствовал, что время дорого, и надо немедленно ставить репортаж в номер, — сказал он. — И то, что под материалом о Джоне Ленноне будет стоять моя фамилия, приятно щекотало нервы.

— Ну что, больной, в операционную или сразу в морг?

Алан Вейс посмотрел на перепачканные дорожной грязью ссадины и захохотал над шуткой дамы-травматолога. Та попросила пациента рассказать об аварии в подробностях. Выслушав его, сказала:

— Будем делать рентген. Надо глянуть, что там у вас с бедром.

— Отлично, — ответил Алан. — Когда начнем?

Не успела та сказать и слова, как с диким грохотом распахнулись двери в приемную. Алану показалось, что от удара все здание вздрогнуло.

— Огнестрельное ранение в грудь! — крикнули из коридора.

— Извините, там требуется моя помощь. Вам придется подождать, возможно, долго, — сказала дама, вставая.

— Конечно, я вас дождусь.

Вейс устроился на каталке так, чтобы видеть происходящее. Даже со сломанной ногой он оставался журналистом. Через приемную пробежала толпа полицейских с носилками.

— Сюда! — закричала врачиха, указывая на соседнюю операционную.

Вейс закрыл глаза. Наверное, привезли очередную жертву разборок между наркоторговцами. Он выдохнул. Да уж, подождать придется основательно.

Из палаты вышли двое полицейских, болтая и не замечая Алана.

— Иисусе, — сказал один. — Можешь поверить? Сам Джон Леннон.

Усталость Алана как рукой сняло.

— Прошу прощения, сэр, — влез он в разговор. — Как вы сказали?

— Никак. Я ничего не говорил.

Под пытливым взглядом Алана полицейские ушли искать более уединенное место. Что он слышал? Джим Леннон? Джон Лемон? Или все-таки Джон Леннон из «Битлз»?

Может, и Джек Леммон, но с чего тогда такой переполох?

Алан и думать забыл о переломе.

Джек Дуглас так и сидел в «Рекорд Плант». У него было полно дел, и он любил работать допоздна. Довольный, как слон, Дэвид Геффен, ушел домой. Денек получился что надо.

Вдруг в студию влетела запыхавшаяся девушка Джека. Едва переведя дух, она сказала, что слышала по радио.

Его друга, Джона Леннона, застрелили.

Когда дошли вести, что в Леннона стреляли, Кит Ричардз был в Нью-Йорке. Он не слишком испугался за друга — Джон, как и все «роллинги», не раз ходил на волосок от смерти. Наверняка он скоро объявится со свежими шрамами и душевной байкой.

В больнице доктор Ричард Маркс делал Джону Леннону прямой массаж сердца. Давление упало до нуля, и Маркс приказал переливать кровь.

Все тщетно.

У дверей операционной Вейс размышлял, уж не привиделось ли ему. Может, он слишком сильно ударился головой. Но чутье подсказывало, что надо срочно звонить в редакцию.

Недалеко от его каталки уборщик подметал полы. Подозвав его жестом, Вейс сунул ему визитку и двадцать долларов.

— Сделай одолжение, позвони по этому телефону и спроси Нила, — Нил Голдстайн работал в WABC редактором отдела новостей. — Скажи, что Алан Вейс лежит в больнице Рузвельта, по его сведениям стреляли в Джона Леннона. Поможешь?

— Конечно.

Алан откинулся на каталке. Свое дело он сделал.

— У меня была непроверенная информация, — скажет он потом. — Я ее передал дальше. На этом мои возможности закончились.

Прошло пять минут. Кровь стучала у Алана в висках. Вдруг над ухом раздался командный голос.

— Мистер Вейс?

Над ним склонился крупный мужчина в форме охранника.

— Вот ваши двадцать долларов, — сказал он. — Вот ваша визитка. Звонки запрещены.

Скандалить на тему свободы информации было бы неуместно. Алану стало стыдно: «Там жизнь человека висит на волоске, а я путаюсь под ногами».

Тишину разорвал женский крик. Вейс огляделся и увидел, как здоровенный коп вел через приемную азиатку в норковом манто до пят. В Нью-Йорке хватало женщин, похожих на Йоко Оно, и Алан не знал, сможет ли ее отличить. Но фрагменты мозаики складывались один к одному.

Глядя на ряды каталок, он разработал план. Опираясь на них, он допрыгает на одной ноге до таксофона в приемной, и собственноручно позвонит Нилу.

— Я добрался до двери, — вспоминает он. — Уже поворачивал ручку, когда меня крепко ухватили под локоть. Сзади подкрался очередной здоровенный охранник. В больницах набирают в охрану сплошь амбалов.

Путь к таксофону внезапно усложнился.

— Что вы делаете? — спросил охранник.

— Мне нужно позвонить.

— Нельзя.

— Простите?

— Нельзя звонить.

Алекс возмутился.

— Или вы сейчас меня отпустите, или пойдете под суд за физическое насилие.

Но охранник знал, что это пустая угроза. Он молча поволок скачущего на одной ноге пациента обратно на каталку. Вдруг Алан заметил одного из тех полицейских, что привезли его в больницу. Они переглянулись. Коп посмотрел на охранника.

— Отпустите этого человека.

Теперь уже полицейский потребовал объяснений.

— А вы что, не знаете? — спросил Вейс.

— Не знаю чего?

— В Джона Леннона стреляли.

— Кто вам это сказал?

— Собственно, никто. Я слышал разговор двух ваших коллег.

Полицейский захохотал.

— Алан, — принялся он убеждать, — мощно же вас приложило головой об асфальт. Если бы стреляли в Джона Леннона, уж я бы точно знал.

Они как раз подошли к посту медсестры.

— Офицер, пойдите мне навстречу, — взмолился Алан. — Мне нужно сделать один-единственный звонок.

Полицейский взял телефон и набрал номер WABC. В двух словах описав, как сам попал в аварию, Вейс поделился с Нилом Голдстайном своей теорией.

— Мне кажется, тут была Йоко Оно, — добавил он.

Редактор отдела новостей внимательно его выслушал.

— А знаешь, — ответил он, — мы перехватили по рации просьбу выслать скорую помощь на угол Семьдесят второй стрит и Централ-Парк-Уэст. Это там, где Дакота, и я отправил туда бригаду. В том доме живет столько известных людей…

— Вот он, последний кусочек мозаики, — вклинился Вейс. — Сомнений больше нет. Это Джон Леннон.

— Что, в него на самом деле стреляли?

— Да, в него на самом деле стреляли.

Повесив трубку, Алан, опираясь на полицейского, вернулся на каталку. Лежа, он слушал звуки лихорадочной суматохи за стенкой. Потом сел и, вытянувшись, заглянул в открытую дверь.

— Там лежал Джон Леннон, без одежды, ногами ко мне, — рассказывал он. — У него была вскрыта грудь. Я как будто смотрел внутрь его тела, только все было залито кровью, торчали всякие трубки и провода.