В девятом классе Марк Дэвид Чепмен отпустил волосы и начал одеваться как Джон Леннон. Ни Пол, ни Джордж, ни Ринго для него словно не существовали, только Джон. Что бы ни сделал кумир, он всегда был прав: даже когда «Битлз» поднимали вопрос несостоятельности христианства, Чепмен только смеялся. Он курил траву, глотал кислоту, и якобы даже пробовал героин. Однажды, по обкурке, он глазел на нож, представлял, как вонзает его в кого-нибудь из знакомых, и почувствовал, что вполне способен на убийство. Однако в те времена ряд факторов удерживал Марка от претворения фантазий в жизнь.

Мучительная неуверенность в себе отпускала Чепмена только под воздействием наркотиков. Он пропускал занятия, потому что не видел смысла учиться. Лично ему образование ничем не поможет. Он же «бесполезный», он «никто».

Первое столкновение с законом произошло, когда в четырнадцать лет он начал чудить под кислотой. Его арестовали и обвинили в бродяжничестве. Продержав ночь в обезьяннике, его выпустили под опеку родителей. Новые привычки и компания Марка так взбесили мать, что она заперла его в комнате. Стоило ей уйти в другой конец дома, как он снял дверь с петель и сбежал на неделю к другу. Вернувшись, он пришел к выводу, что в Декейтере ему ничего не светит, и сорвался в Майами. Перед ним открылась возможность жить своей головой — наплевать на мнение родителей, слепить себя заново по образу и подобию песен «Битлз». Но он недолго там продержался. Его все сильнее одолевала тоска по привычному домашнему кошмару, пока в один прекрасный день случайный знакомый не купил ему билет на автобус в Джорджию.

Для ребят, воспитанных в стране, где гомосексуализм был под запретом, «Битлз» с завидным пониманием относились к образу жизни Брайана. Пол объяснял это тем, что знакомства Эпштейна среди голубых всегда играли на руку группе. Именно Эпштейн свел их с Робертом Фрейзером по прозвищу «Груви Боб». По слухам, в 1950-х во время службы в Африке Фрейзер вступил в связь с юным Иди Амином. В Лондоне у него была своя галерея, расположенная на Дюк-стрит рядом с Гроувернор-сквер. В 1966 году власти устроили там облаву, сочтя проходящую выставку непристойной. Дурная слава лишь укрепила репутацию Фрейзера. Маккартни называл его «одним из самых влиятельных людей в лондонской сцене шестидесятых». Фрейзер стал первым, кто предложил Полу кокаин. Через Фрейзера «Битлз» и «Роллинг Стоунз» вышли на скульптора-авангардиста Класа Олденбурга, поп-художника Энди Уорхола, андеграундного кинорежиссера Кеннета Энгера и писателя из поколения битников Уильяма Берроуза. Фрейзер отправил «битлов» к Питеру Блейку, художнику, чей коллаж украшает обложку «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band». Скорее всего он же послужил прообразом героя песни «Dr. Robert»: «Доктор Роберт — верь ему / Не откажет никому / Всем поможет, всех излечит доктор Роберт».

Когда открылась галерея «Индика», Пол захотел, чтобы с ней было связано его имя. Он уже прославился как первый покупатель расположенного наверху книжного магазина «Индика», и нарисовал флаера для первой выставки.

9 ноября 1966 года под патронажем Груви Боба открылся показ работ тридцатитрехлетней художницы-японки, проживающей в Нью-Йорке.

Как и многие революционеры, Йоко Оно происходила из знатной семьи: ее отец был потомком японского императора, а мать — внучкой Ясуды Дзэндзиро, основателя банка Ясуда (впоследствии банк Фудзи, затем финансовая группа Мидзухо). Но их благополучие не пережило Второй мировой войны. Папу Йоко арестовали. Те, кто пережил бомбардировку Токио, смаковали унижение некогда могучей семьи Оно. Мать Йоко побиралась и выменивала еду под градом издевательств. Этот опыт закалил Йоко и помог ей выдержать не только ненависть фанатов «Битлз», но и характер Джона.

Когда семья Оно перебралась в Скарсдейл, зажиточный пригород Нью-Йорка, Йоко было восемнадцать. Она поступила в колледж Сары Лоуренс, потом переехала на Манхеттен и с головой нырнула в богемную жизнь, устраивая перформансы у себя в лофте в нижнем Ист-Сайде. Йоко стояла у истоков «Флуксус» — международного движения, бросающего вызов общепринятым подходам к изобразительному искусству и музыке, смешивающего различные творческие дисциплины. В 1956 году она вышла замуж за японского композитора и пианиста Тоси Итиянаги. Вернувшись с ним на родину, она почувствовала, что общество давит на нее, равняет под общую гребенку. Утверждают, что она пыталась покончить с собой.

Во время лечения она вступила в связь с джазовым музыкантом Тони Коксом, от которого родила дочь, Киоко. Кокс и Йоко вместе не ужились; он славился резкими перепадами настроения, и они, по слухам, не раз бросались друг на друга с ножом. Йоко продолжала бросать вызов миру искусства, а муж, как впоследствии сделал Леннон, взял на себя все заботы о ребенке и помогал жене двигать ее идеи в массы. Йоко сняла фильм, где были только голые задницы 365 человек, и еще один, как муха ползает по телу обнаженной женщины. Еще она покрыла одного из четырех львов на Трафальгарской площади громадными белыми простынями.

Джон Леннон из любопытства пришел в «Индику» на открытие выставки Йоко. Но то, что он увидел в галерее, его не впечатлило. Мешок столярных гвоздей продавался за 100 английских фунтов, яблоко на подставке за двести.

— Я подумал: «Чистой воды надувательство. Что это вообще за хрень?» — поведал Джон Би-Би-Си. — Я-то ждал настоящую оргию… А там было тихо.

Джона, как почетного гостя, немедленно представили художнице. Леннон привык, что женщины заигрывают с ним, пытаются ему понравиться. Но Йоко жила во вселенной, куда «Битлз» не дотягивались. В глазах родственницы монарха, в жилах которого якобы течет кровь богов, Леннон был простым смертным. Без всякого выражения на лице она протянула ему карточку с надписью «Дыши».

Слегка позабавившись, Джон стал вдыхать и выдыхать.

Оглядев комнату, он заметил белую лестницу, ведущую к белому холсту, свисающему с потолка. Поднявшись по ступенькам, Леннон взял увеличительное стекло на цепочке и разглядел на полотне крошечное слово «ДА».

— Было бы там «нет», или что-нибудь мерзкое, например, «лох», я бы тут же сбежал из галереи, — сказал он телеведущему Дику Каветту. — Но я увидел позитивное «Да», и подумал: «Хорошо, это первая выставка, где мне сказали теплое слово». И решил посмотреть остальные экспонаты.

Йоко предложила Джону забить гвоздь в доску. Цена вопроса — шестьдесят шиллингов. Джон замер, потом ухмыльнулся: «Давай так, я заплачу тебе воображаемые пять шиллингов, и забью воображаемый гвоздь».

Йоко уставилась ему в глаза. Его абстрактное чувство юмора было ей по нраву.

В конце вечера они разошлись каждый своей дорогой. Но связи не потеряли, и встречались время от времени.

— Между нами установились отношения учителя с учеником, — сказал Джон «Плейбою». — Вроде бы я такой известный, должен знать все на свете, но учителем была она.

Йоко сказала в том же интервью, что сама многому научилась у Джона. Но верит, что ее «женская сила» повлияла на «битла».

— Женщинам присуща глубинная мудрость… У мужчин ее не бывает, им просто не до этого. Так что мужчины обычно полагаются на глубинную мудрость женщин.

Даже если и так, в браке с Синтией Джон ничему не научился. Жена растила сына, муж эгоистично с головой ушел в себя — усиленно штудировал книги авторов, которых в школе пропускал мимо ушей, например, Джорджа Оруэлла, Оскара Уальда и Льва Толстого, или под ЛСД глазел на цветные пятна. Хоть он практически не общался ни с Синтией, ни с Джулианом, он рассказал жене про Йоко — про ее искусство, ауру, уникальный образ мыслей. Выпускница художественной школы, Синтия понимала, что Джон ушел далеко вперед, и теперь видит в ней недалекую провинциалку.

— Ему нужна была женщина, которая понимает, одобряет и поддерживает его экстравагантные идеи, — объяснит она в 1978 году в книге мемуаров «Мой муж Джон».