Официальная причина смерти: повреждения мозга осколками черепа.

У Джона это не укладывалось в голове. Только что рядом была гордая, независимая женщина сорока четырех лет отроду, и вот ее не стало. «Эту боль не объяснишь, — пел он в 1970-м. — У меня погибла мама».

— Я потерял ее дважды, — поведает Джон журналу «Плейбой». — В первый раз в пять лет, когда меня забрали к тете, а второй — когда она умерла. Мне стало еще горше. Детская травма просто разрывала меня на части. У нас только-только наладились отношения, и тут она погибла.

Как бы не собачились Маккартни с Ленноном, у них было одно горе на двоих. За восемь месяцев до встречи с Джоном Пол тоже потерял мать. Мэри, работавшая акушеркой, умерла от эмболии во время операции по удалению молочной железы. Хотя Пол, в отличие от друга, скрывал свою боль, но он тоже назвал ребенка в честь матери, и воспел в песне «Let It Be» «Маму Мэри», несущую утешение. В будущем и тот, и другой захочет, чтобы жена участвовала в жизни группы — признак того, что обоим для душевного спокойствия необходимо, чтобы любимая женщина была рядом.

Маккартни-старший всегда считал Джона «дурной компанией». И в самом деле, прилежный ученик Пол, связавшись с Ленноном, потерял интерес к учебе. Стоило отцу выйти за порог, он звал в гости друга, и они вместе писали песни. Это было удивительно, учитывая, что английские звезды того времени либо перепевали американские хиты, либо покупали мелодии у признанных композиторов. Поначалу Пол больше тяготел к музыкальным изыскам и красивым историям, а Джон стремился выплеснуть боль и гнев. Он пел с ярким ливерпульским акцентом, не пытаясь подражать американской манере исполнения.

Естественно, на ребят сильно повлияли чернокожие певцы, такие, как Литл Ричард и Сэм Кук, а так же неизменное почтение ко многим элементам черной культуры в США. И хотя в их песнях прослеживаются американские ритмы и мелодии, Маккартни с Ленноном быстро нашли собственный, уникальный стиль. Многие верят, что из толпы конкурентов «Битлз» выделяла сила и искренность, звучащие в голосе Джона. И хотя Пол с Джорджем, как музыканты, превосходили Джона, его летящая, но мягкая манера игры привносила в музыку страсть и затейливость.

Иногда Пол придумывал начало песни, а Джон доводил ее до ума. Бывало, текст, написанный одним из них, не требовал доработки. Оба верили, что станут звездами, а потому старались делать коммерческий продукт. Но если Полу нравились романтичные, обнадеживающие песни, то Джон придерживался мнения, будто певец должен выражать личные переживания.

Слова Джона: «Можно сказать, что Пол привносил легкость и оптимизм, а я выбирал печаль, диссонанс, налет блюза».

Однако по версии Пола было бы ошибкой считать его тихоней, приписав весь запас хард-рокового цинизма исключительно Леннону. О черном юморе Джона не написал только ленивый, но и Маккартни временами прохаживался на тему матери Леннона, жившей не пойми как, а так же любил шпынять Джона по мелочам. Линда Маккартни впоследствии признала, что дома муж бывал «неприятно резок».

К 1980 году горечь по поводу распада «Битлз» отступила на задний план, и Джон с Полом смогли честно признать таланты друг друга. Джон называл игру Пола на басу новаторской и недооцененной. «Во всем остальном он отъявленный эгоист, — сказал Леннон в интервью „Плейбою“. — Но по поводу собственной игры на басу он всегда скромничал». По его словам, как и Ринго, не получивший должного признания, Пол всегда был на уровне. «Как музыканты, как люди, вдохновенно издающие всякие звуки, они ничуть не хуже других».

В свою очередь Пол сравнивал Джона с Элвисом. «Я всегда преклонялся пред ним», — признался он.

С пластинкой «Double Fantasy» под мышкой Марк Дэвид Чепмен вышел из номера отеля. Потом он сравнит этот миг с проходом через громадный портал, когда прошлое навсегда остается позади.

«Я был как поезд без тормозов… — скажет он. — Ничто не могло меня остановить».

Болезненная фиксация на известном человеке приключилась с Чепменом не впервые. В интервью с Ларри Кингом он вспомнил случай, когда узнал, что Лесли Нильсен и Роберт Гуле придут на открытие художественной галереи. Он сразу бросился туда. Гуле с кем-то беседовал. Чепмен похлопал его по спине, и актер обернулся, недоумевая, почему этот парень лезет в его разговор.

Нарциссист Чепмен и думать не думал о правилах этикета. Он попросил Гуле сфотографироваться вместе, и тот уступил, даже сумел выдавить улыбку. Чепмен ощутил прилив собственной значимости. Но, как он вспоминает, на выходе из галереи его самооценка куда-то улетучилась.

Если честно, причина этого непонятна. Он был женат на прелестном создании, жена любила его, несмотря на все закидоны, депрессию и паранойю. Ревностный христианин, он не раз находил утешение у собратьев по вере, и любая из бесчисленных церквей Нью-Йорка приняла бы его в свои объятия. Прихожане наверняка избавили бы его от револьвера, который он купил полтора месяца назад за 169 долларов, и (в те дни к безопасности в аэропортах относились спустя рукава) уже четырежды протащил на борт самолета.

Речь идет о револьвере 38-го калибра «Андеркавер Спешл» производства Чартер-Армз. Полицейские берут этот короткоствол для личного пользования, потому что он чуть легче, чем табельный Смит-и-Вессон. Чтобы пуля прошила человеческое тело, она должна лететь со скоростью минимум 300 футов в секунду. Пятизарядный револьвер Чепмена перекрывает эту планку в два с половиной раза. Но главный ключ к успеху — оказаться в нужном месте в нужное время. Чепмен хотел, убив Леннона, увековечить свое имя. Если убийца промахивается, его имя забывают через пару дней, особенно в Нью-Йорке, где постоянно разыгрываются криминальные драмы.

Как раз в то утро в новстях показывали суд над Джин Харрис. Аристократка, бывшая директриса привелегированной школы для девочек «Мадейра» на краю округа Вашингтон, попала на скамью подсудимых за убийство любовника, Германа Тарновера, разработчика скарсдейлской диеты.

Днем ранее детектив Артур Сицилиано заявил суду, что обвиняемая призналась: «Я так сильно любила его, но жить с ним было невыносимо. Он не пропускал ни одной юбки, и я не выдержала».

В июле произошел другой случай. В Метрополитен-опере на выступлении Берлинского балета играла скрипачка, родившаяся на ферме в Канаде, и так любившая музыку, что поступила в музыкальную школу Джулеарда. В антракте она вышла, оставив инструмент на стуле. Когда она не вернулась, другие оркестранты сообщили охране. На следующий день ее нашли мертвой. Голое, связанное тело с кляпом во рту лежало на дне вентиляционной шахты. Прямо загадка из фильма Хичкока. Пятьдесят детективов допросили 300 исполнителей и сотрудников театра. В конце концов они арестовали Крейга Стивена Криммингса, сценического работника двадцати одного года отроду из Нью-Джерси. Согласно материалам дела, он попытался изнасиловать жертву на крыше оперы, а потом сбросил ее в шахту.

8 декабря 1980 года коллеги и друзья подозреваемого собрали 50 тысяч долларов и внесли за него залог. «Мы все ее оплакивали, — сказал Криммингс в интервью „Нью-Йорк Пост“. — Я сидел и ждал, день за днем, что вскоре окажусь на свободе и смогу доказать, что невиновен».

Когда в июне 1981 года Криммингс был осужден за убийство, никто не обратил внимания.

У людей с уст до сих пор не сходило имя Марка Дэвида Чепмена.

Одна из самых трогательных песен из «Double Fantasy» — это «Beautiful Boy», где отец со всей нежностью поет о любви к маленькому сыну. Фанаты не впервые слышали, как Джон открывает свое сердце. В «Beautiful Boy» он поведал им, ради чего живет.

«Не могу дождаться, когда ты повзрослеешь, — пел Джон о долгом пути Шона к превращению в мужчину. — Но нам обоим стоит набраться терпения».

Там же звучит голос Йоко, советующий Шону не сдерживать слезы, не прятать собственные чувства. Это не певица развлекает слушателей интересными стихами, это мать поддерживает сына, объясняет, что родители любят его без всяких условий, им не надо доказывать свою крутизну.