— Пятьдесят восемь? — переспросил Заред. — Мне не терпится рассказать Рогану!
— Кто-то забыл выкинуть эти кости, — вздохнула Лайана, глядя на стену над двойным камином, где висели шесть конских черепов. Раньше она не замечала их, возможно, потому что они были покрыты паутиной. Но Северн и Заред уставились на нее с таким видом, словно увидели дьявола.
Она оглядела лиф своего платья, который был грязен, но не слишком.
— Что-то не так? — спросила она.
— Это лошади Перегринов, — выдавил Заред.
Лайана понятия не имела, о чем говорит мальчик, поэтому вопросительно уставилась на Северна. Удивление на красивом лице сменилось глубочайшей ледяной яростью, на которую Лайана считала способной только Рогана.
— Говарды осадили замок Бивен, — спокойно начал он, — и уморили голодом мою семью. Мой отец, мать Зареда и брат Уильям умерли там. Отец подошел к стенам замка и попросил отпустить женщин, но Говарды не согласились. — Северн понизил голос. — Перед смертью они съели всех лошадей. Этих лошадей. — Он показал на черепа. Глаза его горели. — Мы ничего не забываем, и поэтому черепа останутся здесь.
Лайана с ужасом уставилась на черепа. Изголодаться до такой степени, чтобы есть лошадей!
У нее чесался язык сказать, что крестьяне Перегринов обречены на пожизненную осаду и, возможно, были бы рады есть лошадей, но она промолчала.
— Где мой муж? — спросила она наконец.
— В комнате для размышлений, — жизнерадостно сообщил Заред. Северн послал мальчику предостерегающий взгляд.
Лайана не стала ничего допытываться у мальчишки, потому что теперь понимала больше, чем вначале, Возможно, у мужа были причины гневаться. И недаром он так одержим деньгами.
Лайана встала.
— Простите, я должна искупаться. Скажите мужу, что я…
— Искупаться? — ахнул Заред, с таким видом, словно Лайана объявила, что собирается спрыгнуть со стены замка.
— Это приятное занятие. Тебе следует попробовать, — посоветовала Лайана, поскольку самыми грязными в этой комнате теперь оставались Северн и Заред.
— Пожалуй, не стоит, — пробормотал Заред. — Ты действительно велела наложницам брата уходить по вечерам домой?
— Совершенно верно, — улыбнулась Лайана. — Спокойной ночи, Северн.
Она стала подниматься по лестнице, но остановилась, заслышав голоса.
— А она мужественная женщина, — заметил Заред.
— Или же полная дура, — ответил Северн.
Лайана продолжала подниматься наверх. Через час она уже была в своей спальне и отмокала в деревянной лохани, полной душистой горячей воды, наблюдая игру пламени в камине.
Справа с грохотом распахнулась дверь, и в комнату ворвался Роган: внезапный шторм в мирный день.
— Ты заходишь слишком далеко! — прогремел он. — Я не разрешал тебе прогонять моих женщин!
Лайана лениво повернула голову. На нем были только просторная белая рубашка, доходившая до верха бедер, широкий кожаный ремень и брэ. Рукава закатаны до локтей, обнажая мускулистые, покрытые шрамами предплечья.
На лбу Лайаны выступили крупные капли пота. Она никак не могла понять, в чем ее упрекает муж. Пришлось встать. Упругое стройное тело и полные груди порозовели и согрелись в горячей воде.
— Не подашь мне полотенце? — тихо спросила она, когда Роган замолчал.
Тот во все глаза смотрел на нее. Он имел много женщин, но никогда не брал на себя труд действительно разглядеть женское тело и сейчас понял, что в жизни не видел ничего красивее, чем эта блистательная девушка, окутанная лишь золотистым покрывалом волос, свисавших почти до коленей.
«Я не позволю ей воспользоваться своими чарами, чтобы заставить меня забыть все, что она сегодня сотворила», — подумал он, но невольно шагнул вперед и протянул руку, чтобы коснуться ее груди.
Лайана приказала себе не терять головы. Она хотела этого человека, о да, так хотела его… но не нескольких минут поспешного соития. Поэтому она медленно развязала ворот его рубашки и коснулась кожи кончиками пальцев.
— Вода все еще горячая, — мягко предложила она. — Может, ты позволишь мне вымыть тебя?
Купание, по мнению Рогана, было ненужной тратой времени, но мысль о том, что его будет мыть обнаженная женщина…
За какие-то доли секунды он освободился от одежды и встал перед ней обнаженный, со вздыбленной от желания плотью и попытался схватить Лайану. Но та, смеясь, отступила.
— Ваша ванна, сэр, — объявила Лайана, и Роган покорно ступил в лохань.
Горячая вода приятно обняла его грязное тело, а травы, плавающие на поверхности, хорошо пахли, но лучше всего была женщина, его жена, эта прекрасная…
— Ли? — спросил он, когда она встала на колени рядом с лоханью: ее груди, сочные, с розовыми вершинками, чуть касались края.
— Лайана, — ответила она и, улыбнувшись, принялась мыть его, проводя намыленной тряпочкой по его груди, спине, лицу. Он прислонился к стенке лохани и закрыл глаза.
— Лайана, — тихо повторил Роган, смутно припоминая, что эта женщина делала что-то неприятное сегодня, но мысли путались. Она была такая маленькая, светлая, как ангелочек, такая белая и розовая, что он не мог представить ее способной на дурные поступки.
Он поднял ноги, чтобы она могла вымыть их. Потом Лайана попросила его встать и провела теплыми намыленными руками между бедер. При этом он ощутил такое наслаждение, что пролил семя на эти маленькие ручки. Роган покраснел и, чтобы скрыть свое смущение, грубо оттолкнул жену, так что она ударилась о стену.
— Ты сделал мне больно! — вскричала она.
Роган убил много людей и при этом не чувствовал ни малейших угрызений совести, но крик жены задел что-то в его душе. Он не хотел обижать ее… просто повел себя, как зеленый юнец. Полный раскаяния, он выступил из воды и присел перед ней на корточки.
— Дай мне взглянуть, — велел он, поворачивая Лайану спиной к себе. В нескольких местах выступили синяки от удара о камни, но царапин и ран не было.
— Ничего страшного, — сказал он. — У тебя слишком нежная кожа.
Он провел большой покрытой шрамами и мозолями ладонью по ее узкой спине.
— Мягкая, как подбрюшье новорожденного жеребенка.
Лайана закатила глаза и, едва сдержав смешок, повернулась и положила голову на его плечо.
— Тебе понравилось мыться, верно?
Роган ощутил, как кровь приливает к лицу, но, взглянув в ее искрящиеся глаза, понял, что она его поддразнивает. Он часто видел, как братья смеются с женщинами, но сам никогда этого не понимал. Только вот эта женщина вызывала в нем странные чувства.
— Понравилось, и даже слишком, — к собственному удивлению, вымолвил он.
На этот раз Лайана хихикнула.
— Мы можем повторить? — застенчиво спросила она. — Или это было в первый и последний раз?
На секунду Рогану захотелось побить ее за дерзость, но тут его рука скользнула по ее голым ягодицам.
— Думаю, что смогу выдержать еще, и не однажды, — вырвалось у него.
И тут он сделал то, чего никогда не делал раньше: подхватил ее на руки, отнес на постель и осторожно уложил. И вот что странно: стоя над ее распростертым телом, он не испытывал дикого желания броситься на нее, вонзиться, овладеть, а потом, как обычно, отвернуться и заснуть. Может, это от горячей ванны, а может, он просто хотел касаться ее так же нежно, как она — его. Но он лег рядом, оперся на локоть и положил ладонь на ее живот.
Лайана понятия не имела, насколько все это ново для Рогана. Он изучал ее тело так, словно никогда раньше не видел женщины.
Лайана закрыла глаза, когда он стал ласкать ее ноги, гладя между бедрами, чуть пощипывая гладкие округлости. Потом кончики его пальцев зарылись в короткие завитки ее женственности. Рука вновь погладила ее живот, провела по краю пупка, а потом медленно, очень медленно поднялась к груди. Он сжал сначала одну, потом другую, чуть задевая большим пальцем чувствительные твердые вершинки.
Открыв глаза, она увидела нежность в его взгляде и неожиданно поняла, почему согласилась стать его женой. Наверное, почувствовала, что под суровостью, жесткой внешней оболочкой таится мягкость, которую он никому не показывал.
