– Я верю. Но… Хорошо, – в который раз за последние часы повторила Инга. – Смотри. Ты держал меня на прицеле. Наверняка бы убил, не вмешайся Карина, верно? – выключив воду, она поставила кастрюлю на плиту и, не заботясь уже о том, чтобы нормально разделать мясо, просто плюхнула кусок в воду.

Видит Бог, ей было не до того.

– Не знаю.

Она не такого ответа ждала от Нестора. Потому, наверное, резко повернулась, удивленно его рассматривая и вытирая руки полотенцем.

Он выглядел сосредоточенным. И напряженным. И ей очень хотелось подойти и поцеловать его. Но Инга осталась на месте. И он никуда не сдвинулся.

– Я не знаю, что произошло бы, не позвони Соболева, – верно истолковав ее изумление, медленно и неохотно повторил он. – Верным было бы убить тебя сразу. Но я не мог. Все в этом казалось неправильным. Не таким, как должно было быть.

Инга непроизвольно засмеялась. Или издала некий звук, который предпочла бы считать смешком. Не то, чтобы ей полегчало от его объяснений.

– Ладно, ты не знаешь, я не знаю. Тем более у меня был повод для страха, разве не так? Я совершенно не понимала, что происходит с моей жизнью. Тут ты с пистолетом. Потом этот стремительный побег. И та жуткая неделя. Кажется, я никогда в жизни так не мерзла, – Инга даже сейчас ощутила ледяную зябкость, растекающуюся по коже от одних воспоминаний о тех днях. И попыталась взять себя в руки, используя все, о чем говорил ей Валентин Петрович уча успокаиваться. – А потом наш уговор и твое… твоя… Я не знаю, Нестор!

Не очень справившись с эмоциями, она придавила лоб ладонью, посмотрела на него: лицо Нестора казалось каменным, а синие глаза едва ли не почернели. Или это тень так падала?

– Ты был таким… властным, что ли. И забрал у меня все – любую волю. Я ничего не могла решать. Ты не оставлял мне для этого пространства. Свободы в элементарном. Это подавляет. Так что да, я испытывала страх. Я тебя не понимала тогда. Да, что там! – Инга с досадой скривилась. – Я сейчас не уверена, что тебя понимаю, несмотря на то, что как оказалось, жить без тебя мне вообще не хочется.

В этот раз она ему действительно улыбнулась. Может жалко, но это точно была улыбка.

– Так что, может, попробуем опять поговорить? – предложила Инга. – О том, что было. Что теперь есть. Потому что я пока слабо представляю себе – что будет дальше.

Он снова сжал челюсти. На резком лице Нестора, казалось, прорезалось такое количество острых углов и каких-то линий, теней, словно он надел какую-то маску. Однако в остальном он остался совершенно неподвижным. И продолжал смотреть прямо на нее с выражением в глазах, которого Инга не могла понять, как ни старалась.

– Мне… хотелось… позаботиться о тебе. Привести в хорошее состояние, – очень медленно и достаточно оригинально на взгляд Инги подбирая слова, начал говорить Нестор после минуты полной тишины. – Страха я не хотел. Ты сильная. Хорошо держалась. Это мне понравилось тогда. Я тебя захотел иметь. Получить для себя. Не только… – он замолчал, как-то одним взглядом охватив ее всю, что Инга почти почувствовала. – Всю. Целиком. Чтоб только мне принадлежала.

Он замолчал.

Инга тоже молчала, пока не зная, что сказать, да и стоит ли прерывать Нестора, раз уж он заговорил.

– Потом… мне захотелось, чтобы ты была счастлива. Это стало первоочередным. Основным. Очевидно, я тогда с этим плохо справился. Ты убежала.

Нестор опять умолк. И так на нее посмотрел, что Инга поняла – все. Это максимум его красноречия по прошлой ситуации и потолок того, что он будет вслух говорить. Подумалось, что она вовсе не отказалась бы от способности читать его мысли. Но следовало прекратить мечтать и вернуться в реальность.

– Я тебя не понимала тогда. Ты стал мне очень дорог. Но твой контроль, – она тяжко выдохнула. – Как и сейчас, Нестор. Это слишком. Явный перебор. Мне необходимо некоторое личное пространство и какая-то свобода воли. Рядом с тобой, без сомнения. Но я взрослый самостоятельный человек. И я могу принимать решения, касающиеся меня или нас. Понимаешь? Ведь так люди и строят отношения, правда? – Инга попыталась ему ободряюще улыбнуться, показывая, что не пытается вновь убежать.

Наоборот, ищет путь навстречу.

Но Нестор смотрел на нее так же тяжело и пронизывающе. Инге казалось, что она физически ощущает тяжесть этого взгляда: макушкой, шеей, плечами. И продолжал молчать.

Возможно, он нуждался во времени, чтобы это осмыслить?

Да, конечно, Нестор всегда отличался умением почти молниеносно принимать решения и разрабатывать планы исходя из ситуации. Но некоторые моменты, как с ее сексуальным удовлетворением, к примеру, явно выходили за границы этих рамок. И ведь тогда он после некоторого времени понял: насколько Инге некомфортно и тяжело. Может и сейчас он все обдумает и сделает свои выводы.

Надеясь на это, да и сама нуждаясь в какой-то мере в передышке, Инга отвернулась к плите: вода в кастрюле кипела. Она только собралась слить эту воду и набрать новую, как Нестор предупредил ее порыв. Выступив вперед, он оттеснил Ингу от огня и сам взялся за огнеупорные ручки кастрюли. Сам же заменил воду и поставил кастрюлю обратно на огонь.

Инга вздохнула:

– Нестор, это очень наглядный пример. Я вполне справлюсь с приготовлением бульона. Понимаешь? Ты должен мне доверять хотя бы настолько. Чтобы мы могли построить нормальные отношения. Если ты хочешь этого, конечно.

Он не повернулся, почему-то, хотя Инга постаралась сказать это с улыбкой. Так и стоял лицом к раковине и спиной к ней самой. И линия его плеч показалась ей очень жесткой под свитером. Настолько, что Инга поддалась желанию и протянула руку, коснулась его затылка, легко и немного робко провела по правому плечу. Вернулась, ощущая, как движение и ласка становятся все уверенней. Погладила левое плечо. Но Нестор не казался расслабившимся. А словно наоборот.

Неожиданно он резко развернулся, проделав это настолько стремительно и быстро, что Инга не успела убрать руку. И он этим воспользовался, крепко, но осторожно ухватив ее кисть. Сжал ее пальцы. А у Инги, словно в ответ на это движение, сердце в груди вдруг сжалось. Не от боли. А от темного синего взгляда, полного чего-то настолько глубокого и мутного, словно она с разбегу бухнулась с головой болото. И сейчас тонула, путаясь в водорослях и трясине, захлебывалась, погружалась все глубже.

Только дна в этих глазах не было.

И тут Нестор заговорил. Заговорил очень низким, но странно глубоким и ровным голосом, от чего по коже Инги прошла дрожь:

– Мой отец умер в горах, когда мне было около двух. Я его не помню. Когда мне было где-то шесть, я увидел, как моя мать убивает моего брата, которого только что родила. Тогда я этого не понял, конечно. Мне объяснила бабка. В десять – я впервые убил человека: любовника матери, который насиловал и избивал ее. Бабка признала меня неуправляемым и ушла в горы. Мать арестовали и, признав сумасшедшей, закрыли в больнице. Там она и умерла. В четырнадцать психологи интерната впервые признали меня социопатом, поскольку я убил котенка, которого не сумел вылечить и записали в секцию биатлона для реабилитации. В армии меня признали подходящим для особых заданий и тренировали в спецподразделении. Снайпером. Я участвовал в локальных конфликтах. После увольнения устранял цели, намеченные заказчиками.

Он замолчал, продолжая буравить ее этим темным и неподъемным взглядом. А у Инги в ушах шумело, и сердце билось через раз. На коже выступила испарина. Холодная. Почти ледяная, заставляя все ее тело промерзать до косточек. Воздух был настолько плотным, что она не могла им дышать.

– И еще – я мольфар. Как и все в моем роду, – добавил Нестор после нескольких секунд обоюдного молчания. – Не знаю, как строят отношения. Но знаю о тебе практически все. Теперь и ты знаешь обо мне. Я тебе доверяю. Но не вижу смысла подвергать риску там, где могу защитить.

Сказав все это, Нестор прошел мимо нее и, достав овощи для салата, принялся их мыть. Так просто. Будто ничего и не было. И вся эта информация, эти слова, содержащийся в них смысл – были самыми обычными. Не стоящими особого внимания, эмоций или размышлений. Просто краткое изложение биографии.