Литмир - Электронная Библиотека

Каждая находка будила в нем какие-то воспоминания. Иногда смутные, едва осязаемые, из глубокого детства, как старый, истрепавшийся жилет из овечьей шкуры. Он помнил, как носил его еще ребенком. Иногда же воспоминания оказывались яркими и четкими, как вышитый рисунок на потрепанной холщовой торбе, в которую бабка собирала с ним травы в лесу.

Так что к вечеру он не столь уж сильно продвинулся в своем деле, постоянно отвлекаясь на что-то. Но вспомнить и понять как можно больше казалось ему важным. Чтобы быстрее разрешить себе вернуться к Инге.

Около шести вечера его и вовсе оторвали от уборки. На небольшом участке перед хатой, где он и не думал косить траву, появилась женщина лет тридцати. Она то и дело останавливалась, тяжело и испуганно дыша. Оглядывалась назад, будто сомневаясь.

Нестор вышел на крыльцо, буквально слыша, как дрожат легкие незваной пришелицы. Ей было страшно не меньше, а может и больше, чем его вчерашней собеседнице. Но не от того дыхание гостьи так сбилось. Женщина несла на руках ребенка, мальчика лет пяти. Несмотря на то, что дети в таком возрасте весьма охотно бегают сами, зачастую оставляя родителей далеко позади, этот мальчишка даже не пытался высвободиться из крепких материнских объятий. Нестор видел тяжелое и душащее ребенка марево болезни, окутывающее голову, руки и ноги. Даже пожелав, мальчик не смог бы пошевелиться. Вероятно, он еще ни разу в жизни самостоятельно не ходил. Возможно, садился. Верхняя часть тела мальчика была чуть свободней от этого темного, переливающегося клубка хвори.

Завидев его, мать с ребенком остановилась. Нестор ощутил, как в ней плеснулся дикий ужас. Это разрасталось сильнее в нем, чем больше Нестор проводил времени в Карпатах, чем больше вспоминал и открывал в себе и своем прошлом. Он ощущал эмоции и страхи, порывы и желания людей. Но все же, словно сквозь плотную шерстяную ткань. Не так, как Ингу. Никого он не ощущал настолько полно, будто самого себя.

Пришелица боялась сейчас. Но женщина все же пересилила это. И начала приближаться к нему, продолжая крепко держать сына. Нестор уже знал, для чего они пришли. Отчаяние оказалось сильнее страха. Сильнее здравого смысла и доводов рассудка. Отчаяние и материнская привязанность, которую Нестор так же видел в женщине, привели ее сюда, видимо, едва успели разнестись по селу слухи о его появлении и прошлом семьи Нестора.

Шорох становился громче с каждым шагом приближавшейся гостьи. Как и голоса в его голове. И каким-то образом, куда отчетливей, нежели ранее, Нестор осознал – он знает, что делать. Возможно потому, что сейчас был готов принять себя.

– Он не выздоровеет полностью, – произнес Нестор первые слова после расставания с Ингой, едва женщина остановилась перед ним, не успев еще и рта открыть. – Но сможет управляться сам. И ходить. Это будет долго, больно и мучительно.

Женщина задохнулась, а потом разрыдалась.

– Пусть. Я согласна. На все. Только бы ему лучше стало, – сквозь рыдания прошептала она.

– Приходи завтра.

Больше ничего не добавив, он отвернулся и ушел назад в дом. Точно, как делала его бабка, которую сейчас стал больше понимать. Не потому, что был так занят или нуждался во времени. Это было первым шагом в лечении, испытанием этой женщины: действительно ли она готова к тому, что ее ждет. Обладает ли хотя бы терпением.

Женщина на следующий день пришла опять. Он больше с ней не разговаривал. Только жестами показывал, что она должна делать, пока сам занялся мальчишкой.

Инга не разговаривала, почему-то не испытывая желания нарушать тишину между ними. Такую непривычную. Уютную. Счастливую. Спокойную. Нет, не спокойную даже. Умиротворенную.

И дело было не только в том, что она сама испытывала безграничное и искреннее счастье от его присутствия рядом: настоящего, осязаемого, живого. Но и в самом Несторе.

Он всегда был образцом невозмутимости и уравновешенности. Спокойствия. Ну, почти всегда. Когда дело не касалось тех безумных всплесков страсти и секса между ними, когда речь шла не о ее «якобы страдающей с его точки зрения» безопасности. Но в остальное время он демонстрировал безупречную собранность и контроль над собой. Однако она все равно тогда ощущала, что это его волевое усилие – контроль и спокойствие. Под всем этим, в самой глубине натуры Нестора что-то бушевало и бурлило, вырываясь на волю, едва он добирался до нее, едва касался Инги. И этот шорох, про который она сегодня проговорилась: у Инги была совсем сумасшедшая теория (впрочем, ей же простительно), что этот шорох напрямую был связан и зависел от самого Нестора и испытываемых им эмоций. Но она об этом как-то не решилась ему сказать, когда сама устроила такое «представление с шумовыми эффектами». Честно, не специально. Инга понятия не имела, откуда на нее свалилась эта невротическая истерия с удушьем от полного понимания, что он – здесь и жив. Вообще от себя такого не ждала. А стоило бы, наверное, учитывая то, что уже бывало. Возможно, стоит это так же обсудить с Валентином Петровичем на следующей консультации. Вполне вероятно, что он вновь назначит ей какие-то препараты. Правда, придется признаться, что Инга самовольно прекратила их принимать почти месяц назад. Но ей было настолько некомфортно от такого «фокуса» своего организма, что она готова была явиться к врачу с повинной.

Потому что Инге вовсе не улыбалось вновь предстать перед Нестором слабой и покоренной.

Ладно, в некоторых моментах «покоренность» можно оставить, иногда ей очень даже нравилось позволять ему носиться с ней. Но если Инга и вынесла что-то из трех месяцев своих бессмысленных, как ей на тот момент казалось, обдумываний случившихся событий, так это понимание – Нестору стоит давать отпор. Иначе он поглотит кого угодно. И более волевого человека, чем сама Инга, хоть она и себя слабовольной не считала. Однако каким-то образом позволила ему внушить ей чувство своей полной от него зависимости.

Да, она сейчас понимала (и быть может, во стократ отчетливей), насколько дорог и важен для нее Нестор. Но все-таки, она бы предпочла ценить его не становясь неким подобием голема, выполняющего все указы своего хозяина. Собственно, Инга и не хотела быть подчиненной ему, пусть и надеялась, что теперь, возможно (ну, ведь может же это быть), они попробую построить отношения. Или некоторый их аналог, который в принципе возможен с таким человеком. Так вот, в этих отношениях Инге хотелось если не равноправия, то максимально возможного внимания к ее мыслям и мнению. И чтоб это внимание не ограничивалось только моментом его «выслушивания».

И если еще вчера, когда она думала о чем-то подобном, то хотелось лишь горько и иронично рассмеяться, то сегодня, после его появления, после их… Она не могла назвать это сексом. Потому что это слово не отражало сути. В том, что произошло между ними, было заключено намного, намного больше. И после этого всего, а в особенности после их разговора, пусть не особо ловкого и плавного, но зато настоящего, после реакции Нестора на ее поступок, на ее поведение и слова – у Инги появилась надежда. Некоторая уверенность, что есть возможность изменить развитие происходящего с ними, свернуть с уже проторенного пути. Потому что именно в Несторе она ощущала главный оплот той умиротворенность, которой наполнился салон автомобиля. Он словно бы унял всю ту бурю, что бушевала в нем ранее. Каким-то образом не просто ограничил ее своей волей, а успокоил.

– Я хочу торт. Или пирожное, – сообщила Инга совершенно откровенно, когда поняла, что Нестор тормозит у небольшого магазина, неподалеку от ее дома.

Он повернулся к ней только после того, как полностью остановил машину. И в этом взгляде Инга очень отчетливо уловила его сомнения в том, что подобные сладости ей необходимы. Сразу вспомнилась очень похожая ситуация с их первой совместной трапезой.

– Ты нормально поешь, – прочистив горло, веско ответил Нестор, словно не собирался развивать данный вопрос. – Мясо, картошку. Суп вечером. Овощи.

66
{"b":"224632","o":1}