Пуля прошла на вылет, задев только кожу и мышцы. И это было хорошо. Однако она зацепила и нерв, не перебив полностью, повредив. Что и доставляло максимальное неудобство, вызвав в первые минуты в его организме болевой шок, помешавший задержать Ингу.

Она не собиралась стрелять. Нестор знал этот факт совершенно точно. Он провел достаточно времени посреди боевых конфликтов, а так же – глядя в глаза тем, кто готов был бороться с ним за свои жизни. Инга находилась на грани отчаяния. Но она хотела переговоров. Она не видела решения в силе, пусть и прибегла к этому аргументу.

Однако случайности происходят. Он был прекрасно знаком с этим фактом. И, несмотря на всю осторожность, события иногда располагают тобой, а не наоборот. Видимо именно так в этот раз решила сыграть с ним судьба.

И этот выстрел оказался той каплей, которая переполнила чашу гибкости и выносливости психики Инги, очевидно. Нестор закрыл глаза, восстанавливая в памяти ее взгляд после выстрела: абсолютно потерянный, пустой, лишенный какой бы то ни было осознанности.

Подобное он так же видел не впервые. Иногда и самые подготовленные, тренированные ломались на поле боя. Даже в локальных конфликтах. И Инга сломалась, несмотря на всю свою моральную силу. «Стоп-кран» ее сознания сорвался. Факт. Это скользило в каждом ее поступке после выстрела.

Опираясь на стену и продолжая осмысливать ситуацию, он добрался до ванной и шкафчика с медикаментами.

Плохо то, что он не успел ее задержать, обездвижить. И тут снова вмешалась та самая «судьба», которую он всю жизнь пытался взять под собственный контроль. От чего старался отграничиться. Удивление, даже потрясение в чем-то, неожиданность боли, пусть и не сверх того, что он смог бы вынести – ослабило этот самый контроль. Хотя, с первой минуты встречи с Ингой, этот предел подвергался испытаниям, то и дело прорываясь вовсе не желаемыми для Нестора проявлениями прошлого и его «наследием».

Так произошло и сейчас. Его «вырубила», оглушила на время не боль и не сам выстрел, а то, что вырвалось из-под власти Нестора этим звуком горного водопада, шелестом и запахом леса, взорвавшими его мозг, сердце и легкие. Заполонившего сознание образами и голосами, которые он больше двадцати лет глушил в себе, и которым, откровенно говоря, Нестор предпочел бы заткнуть глотки навечно. Однако сейчас, так и не сумев до конца запихнуть назад весь этот ворох, еще ощущая кожей прохладу капель, слыша шум тех листьев и голоса тех людей, которых здесь в принципе не могло быть, Лютый старался все же собраться. Прошлое, «наследие» накатывало, сбивало с ног, выбивало ощущение реальности, но он сопротивлялся, теряя ощущение времени и пространства.

Он прилагал максимум усилий, чтобы надежно встать на ноги. Выдержать, устоять. Нестор должен был немедленно разыскать Ингу. Потому как она, однозначно, не могла адекватно оценить реальность. И одна только мысль о том, чем это может обернуться для принадлежащей ему женщины, заставляла Лютого двигаться вперед, игнорируя боль и свою пробуждающуюся сущность.

Принадлежащая ему…

Наверное, вот тут, находясь практически на пороге дома, он впервые задумался о том, что спровоцировало Ингу. Его мозг, хоть частично совладав с остальным, впервые начал анализ ее странного заявления: «Я человек! И принадлежу себе!».

Разумеется, он знал, что она человек. Разве Нестор не делал все для того, чтобы обеспечить любые ее нужды и потребности? Со вторым пунктом он не был согласен. Инга просто не понимала, что это не правда. Она была его. Ему принадлежала. Это было истиной и непреложным фактом, в котором он все более убеждался в последнее время. Не только из-за его в ней потребности. Не потому, что он потребовал этого однажды, а она приняла эту цену. Так просто было – Инга принадлежала Нестору.

И она все ощущала именно так, он не сомневался в этом. Может, не анализировала и не задумывалась. Но интуитивно знала. На самом глубоком и базовом уровне сознания, как знал и он. Ее же последние поступки – всего лишь последствия травмы психики и чрезмерной нагрузки. И все.

На осмысление и анализ он потратил не более минуты, практически физически ощущая, как уходит время каплями крови из его раны, шуршанием колючего воздуха. Не его время, рана была не серьезной, и он даже умудрился ее «перевязать», пока собирался с силами и мыслями для того, чтобы догнать Ингу. Обработал перекисью, накрыл плотным слоем ваты и бинтов, придавив и приклеив это все лейкопластырем через весь бок. Неаккуратно и криво, имея возможность распоряжаться лишь одной рукой. Грязная и порванная футболка валялась на полу, а Нестор уже застегивал рубашку, не ожидая, пока подействует аналгетик, две таблетки которого он успел проглотить.

Он торопился. Спешил с каждой секундой все больше, отмечая, как рядом со здравомыслием и анализом ситуации, в его сознание и существе все уверенней поднимается страх. Глубокий, мощный. Непривычный, и от этого не до конца поддающийся его разуму и контролю. Страх не за себя, давно притупившийся в Несторе, беспокойство не о своей жизни. В том состоянии, в котором Инга отсюда вышла, она представляла огромную опасность для самой себя. Тем более на машине, которую, очевидно, умудрилась вывести со двора. И чем значительно осложнила ему поиски. Автомобиль на ногах не догонишь, его не выследишь по следам, едва машина выедет на асфальт. Так что единственным вариантом было добраться до своего убежища в Киеве и отследить машину по маячку, установленному на всех его машинах. Для этого следовало добраться до поселка и сесть на автобус.

Потеря времени. Каждой минуты, которая может оказаться для Инги катастрофической, стать точкой невозврата. Понимание этого подогревало страх и будоражило силу, которой он старался не дать прорвать блокаду сознания, сомневаясь, что от подобного будет много толку. Это был самый разумный и правильный план, на который следовало направить свои силы.

С ней что-то не нормально. Совсем не нормально. Инга поняла это кристально ясно, осознав, что опять «потеряла» себя. Сейчас она сидела за рулем автомобиля, стоявшего на обочине, у начала какой-то лесополосы. Был день. Тепло. Очень тепло. И среди деревьев чирикали какие-то птицы. Мимо периодически проезжали машины.

Где она? Что здесь делает? Что случилось и продолжает происходить с ней?

На все эти вопросы Инга не имела ни одного ответа. Как и на вопрос – каким образом оказалась именно в этой точке пространства. Последнее, что было четким в памяти – воспоминание, как она всматривается в дорогу, освещенную светом фар ее машины, надеясь увидеть какой-то указатель, и понять, где она находится.

Все. Время от той секунды, до этого мгновения, несколько часов, очевидно – напрочь отсутствовали в памяти.

Вновь.

Как и те часы и события, от момента ссоры с Нестором и до своего «обнаружения себя» посреди той самой дороги в движущейся машине.

Нестор.

Мысль о нем билась в ее сознании напряженным, встревоженным пульсом. Разум заполнялся отчаянием и страхом, что мешало осмыслить и проанализировать ситуацию. Реальность превратилась в череду какие-то кадров без связи, разграниченных огромными промежутками полной черноты и неосмысленности, о которых у нее не было ни единой мысли, воспоминания или зацепки, чтобы понять – что с ней происходит?

Он может нуждаться в ее помощи. Эта простая истина гнала кровь по ее телу панической волной. Время уходит. А она понятия не имеет, как до него добраться и что для этого сделать, как сохранить сознание в процессе, хотя бы.

Ее выстрел. Его кровь.

Господи! Инга не хотела стрелять!

Она злилась на Нестора, это правда. Она не сдержала гнев, эмоции, все то, что копилось в ней так долго – и практически выплеснула на него это. Но она не хотела стрелять!

И сейчас ей больше всего хотелось попасть назад, к нему. Убедиться, что с Нестором все хорошо. Помочь. Но она не могла этого сделать. Не могла определить, сколько прошло времени. Где она. В своем ли уме, в принципе, потому как вот эти постоянные провалы сознания и памяти, определенно, не являлись показателями психического здоровья. Инга не имела медицинского образования, но не могла этого не понять. У нее были серьезные проблемы. И это пугало, она могла это откровенно признать. Но куда больший страх в ее душе вызывало понимание, что Нестор где-то совершенно один, раненный, нуждающийся в помощи. Или, гораздо-гораздо хуже…