– Чем? – он поднял голову и посмотрел на Ингу, так и не отпустив ее запястье, хоть и закончил вязать нить.
И Инге показалось, что ее вопрос вызвал у него недоумение.
– Кабалой? – не очень уверено переспросила она.
– Нет, – четко и однозначно ответил Нестор.
Она все еще ощущала тепло его руки на своей коже. Это как-то успокаивало. Поддерживало. Будто бы давало ей опору и чувство стабильности. Защищенности.
– А зачем тогда это? – Инга перевела глаза на нить.
– Так надо, – «объяснил» Нестор.
И поднялся, принявшись сматывать остаток нити в небольшой моток. А тепло на ее руке почему-то осталось. Видно, ей просто кажется. Инга опять посмотрела на лицо Нестора и поняла, что больше он ничего пояснять не собирается. Только веско добавил:
– Не снимай.
Настолько серьезно, словно бы это был кардиостимулятор, минимум, и она могла немедленно умереть, если вдруг снимет нитку. И хоть она ничего не понимала и только гадала и строила ничем не обоснованные предположения о смысле данного «украшения», а прониклась. Вот честно, поверила: не стоит избавляться от незамысловатой «бижутерии».
А еще он стал поить ее какими-то травяными чаями вместо традиционного, который она пила до этого. Не то, чтобы Инга любила нечто подобное. Однако догадывалась по привкусу, напомнившему ей чем-то привкус травяных успокоительных таблеток, которые она часто принимала, что этот чай должен был помочь ей совладать с нервами. И он справлялся, Инга действительно заметила, что чуть лучше контролирует себя в последние сутки. Правда, может тут помогло и то, что она выпустила часть обуревавшего ее раздражения.
Но забирать маникюрные ножницы – это уже слишком. Честное слово. Они и так чудом ей достались, просто потому, что Инга их забыла в дорожной сумке, после прошлой поездки к родителям, а то, наверное, просто сгрызала бы ногти. Те, что не успела обломать о поленья дров.
Инга подняла глаза и посмотрела на Нестора, который прятал этот «грозный» инструмент себе в карман:
– Мне ногти обрезать надо, Нестор, – на всякий случай уточнила она.
В слабой надежде, что просто он или она что-то не так поняли.
– Потом, – он отвернулся и пошел в сторону кухни. – Помогу.
Она оторопела. В который раз за эти сутки.
– Я и сама это умею, Нестор! – Инга подскочила с кровати и пошла следом. – Господи! Да я же только неделю назад это делала. При тебе. И ничего, справилась!
Она не кричала, пусть и говорила эмоционально. Но сдерживалась. Хотя ощутила, как внутри опять начинает нагнетаться то, что вчера, казалось, целиком из нее выплеснулось.
И Нестор словно это ощутил. Он остановился и медленно повернулся к Инге. Не делая никаких попыток вернуть ей маникюрные принадлежности. А просто пристально всмотрелся. Казалось, что очень-очень внимательно. И вдруг выдал:
– Ты не счастлива.
Она чуть на пол не села.
Тут же, в этом коридорчике. И даже не знала, что сказать.
Ухватилась руками за стену, привалилась плечом, и смотрела на него, как на ненормального, наверное. Пораженно и откровенно растерянно.
При чем тут: счастлива она или нет? К чему? О чем он, в принципе, говорит? Она его ножницы просит вернуть, а Лютый…
– Я не беспомощна, Нестор, – с каким-то трудом выдавила из себя Инга, продолжая опираться на стену.
А сама, почему-то, прямо-таки «застопорилась» на мысли: счастлива она? Или не счастлива? И не могла ответить.
– Не счастлива, – повторил Лютый со странным выражением своего хриплого голоса.
И опять отвернулся. Дошел до стола, аккуратно выдавил из блистера таблетку. Положил около чашки, которую наполнил водой.
Это он для нее все подготовил. Видимо, подошло время пить противозачаточные, которые Инга начала принимать пять дней назад.
Все так же молча взял на подоконнике миску, в которую откладывал то, что давал есть собаке. И вышел. Видимо, кормить ту самую псину.
Инга же, так и не поняв – что это только что было? И не понимая, как ей реагировать и как вернуть свои ножницы – пошла пить таблетку.
Он был прав. Лютый не сомневался в своем выводе.
Инга была не счастлива. Все равно.
И теперь надо было понять, как это исправить, раз все остальное оказалось не столь эффективно, как он рассчитывал. Да, травы, насколько он видел, помогли Инге взять себя в руки. Однако он все еще ощущал в ней какую-то надломленность и опустошенность. Не помог и амулет из нити. Хотя, конечно, он не рассчитывал, что амулет из узелков, который его учила делать еще бабка, решит проблемы. Скорее поможет в будущем. Защитит. Это, скорее, было дополнительным методом. Подстраховкой.
И тем не менее, Лютый не был доволен состоянием Инги.
Собака у его ног жадно ела, но при этом то и дело тыкалась мордой в колени Лютого, пыталась лизнуть руку, сжатую в кулак. Тихо поскуливала.
Нестор не отталкивал. Хоть очень четко помнил, как животное бросилось на Ингу. Но она сама уже явно простила псину. То и дело порывалась идти кормить животное, не выдерживая скулежа. Он такого допустить не мог. Даже после того, как вчера Инга осадила собаку. Однако сейчас Нестор почти не замечал животное. На уровне инстинктов просто отслеживал окружающее. Все его мысли были посвящены иному.
Нестор не трогал Ингу последние пять дней. Сексуально не трогал. Поначалу его настолько дезориентировала потеря контроля над собой от ее касаний и поцелуя, что он счел за лучшее отстраниться и переоценить все это. Вернуть себе сосредоточенность. А потом, состояние Инги показалась Нестору важнее, и возникла новая потребность (в чем-то схожая с его жаждой в ней; сильная, требующая) обеспечить больший комфорт этой женщине. Он мог взять ее иными способами. Мог. Но хотел другое. Нечто большее. То, что она сама дала ему в последний раз. И еще, он испытывал необходимость знать, что ей хорошо. Комфортно. В любом аспекте.
Эта необходимость стала перешивать даже его нужду в ее теле.
И сейчас, размышляя обо всем, Нестор пришел к заключению, которое казалось настолько же очевидным, как и угнетенное состояние Инги.
Отвернувшись от собаки, доедающей остатки еды, он помыл руки в рукомойнике и вернулся в дом. Инга сидела за столом и с отстраненным видом рассматривала свои ногти. Когда Нестор вошел, она не подняла голову. Но вздохнула, набирая воздух в грудь, будто бы что-то собиралась сказать или спросить.
Однако у Нестора имелся свой вопрос, и он хотел получить ответ. Полный и исчерпывающий.
– Как ты кончаешь? – приблизившись, спросил он.
Инга вскинула голову и уставилась на него даже более удивленно, чем двадцать минут назад. Открыла рот. Закрыла. Откашлялась. И все это время смотрела на Нестора.
– Что? – наконец, уточнила Инга.
Ее щеки отчего-то стали красными.
Нестор передернул губами. Он не любил много говорить или пояснять свои вопросы. Раскрывать свои мысли. Ему такое казалось противоестественным. Но его настолько заинтересовал этот момент, что Нестор готов был повторить. Чтобы Инга поняла. И ответила.
– Как ты кончаешь? Покажи, что ты делаешь? Что для этого надо?
В первый раз Инга решила, что просто не так поняла его вопрос. Но сейчас сомнений не осталось, он определенно имел в виду именно это. Она растерялась еще больше, чем от его вопроса о счастье. И смутилась. Даже стыдно как-то стало. Хотя, наверное, можно было уже немного свыкнуться со своеобразными представлениями Нестора о ее личном пространстве и глубокой интимности некоторых моментов.
Инга не знала, что ответить. Мысли все логичные разбежались, оставив только этот стыд и смущение. А Нестор, обычно не отличающийся болтливостью, вдруг прицепился, как клещ, пристально при этом глядя в горящее лицо Инги.
– Ты же не кончала со мной.
Он не спрашивал. Утверждал.
Вообще-то, она как-то не думала, что его волнует момент ее оргазма.
Инга покачала головой.