– А что делать-то? – недовольно спросил Федор Иванович.

– Дел полно… Надо воды из колодца принести, продукты в погреб поставить, нож наточить – совсем не режет.

– Это всех делов -то?

– Да ты эти переделай… Вон земля еще не перекопана, малина и смородина не укрыты.

– Ну, не за этим же вы сюда приехали, – перебила несколько смущенная Нина Петровна. – Да и рано еще укрывать…

– А зачем это мы приехали? – возмутилась Зоя Георгиевна. – Отдых должен быть активным. Сережа, Мишель, марш за водой! Федор Иванович – в погреб. А где у нас Виктор Степанович?

– Он качели ремонтирует.

– Это хорошо, – одобрила Зоя Георгиевна. – Тогда, Сан Саныч…

– В чем дело? – Сан Саныч, разглаживая пышные, рыжие усы, вышел из-за веранды.

– Сан Саныч, тебе столы поставить.

– Сделаем, – весело откликнулся он. – А где мы расположимся?

– На улице, конечно… Столы в кладовой.

– Ясно.

– Сева! Севочка! Ты картошку почистил? – спохватилась Зоя Георгиевна. – Поставь ее, пожалуйста, на плиту.

– Будем знакомы, что ли, – бурчит Мишель, протягивая Сереже тяжелую, волосатую руку.

– Будем, – неохотно отвечает Сережа на рукопожатие.

– Ты новенький, что ли?

– Уже два месяца работаю в отделе.

– Значит, новенький… Ты и на пикнике в первый раз?

– В первый, – вздыхает Сергей, – и последний…

– Да ну? – Мишель косится на Журавлева маленькими, глубоко запрятанными глазами.

Они минуют участок Кравцовых и на меже натыкаются на колодец, сооруженный из бетонных колец. Вода в колодце чистая, хрустальная, даже от одного взгляда на нее у Сергея немеют скулы. Едва лишь вытянув первое ведро, он припал к нему, жмурясь от удовольствия и чувствуя во рту давно забытый вкус ведерного железа.

– Ух! – отваливается Сергей от ведра. – Ну и водичка!

– Водичка да, водичка – в норме, – соглашается Мишель и, не утерпев, тоже делает несколько глотков, после чего совершенно неожиданно спрашивает Журавлева: – Ты ведь не женат?

– Нет, слава Богу, – отвечает заметно оживший Сергей.

– Здесь тебя и женят, – почему-то довольно говорит Мишель.

– Где? – не понял Журавлев.

– Здесь, на пикнике…

– А на ком? – все больше веселеет Журавлев, вспоминая при этом тяжелые от любви глаза Раечки.

– А ты еще не понял? – Мишель наполняет последнее ведро, и, стряхивая воду с волосатой руки, как-то странно, сбоку, смотрит в переносицу Журавлева.

– Нет…

– Ладно, скоро поймешь, – серьезно отвечает Мишель и, прихватив два ведра, выглядевших в его руках игрушечными, направляется к даче.

А там все идет своим чередом. Сан Саныч выволок на улицу большой круглый стол, установил его под грушей и теперь пристраивал к нему маленький, кухонный. Сева стоял на коленях, подавая в погреб Федору Ивановичу продукты. Он был оживлен, то и дело поправлял очки и торопливо говорил своему напарнику:

– Никто работать не хочет, Федор Иванович, вот в чем наша беда. Никто и не работает… Вся молодежь торгует или ворует… Вы только посмотрите на них – каждый второй на иномарке. Они что, эти деньги честно заработали?

– Подавайте, – командует Федор Иванович, озябший в погребе.

– Я вам честно скажу… Осторожно… Честно вам скажу: беру работу на дом, изобретаю, веду курсы, а денег у нас все равно нет. Нам вдвоем едва-едва хватает на жизнь…

– Все? – спрашивает из ямы Федор Иванович.

Сева близоруко озирается и разочарованно говорит:

– Все.

– Ишь, проклятая, уже заметила, – ворчит Федор Иванович, по узкой металлической лесенке выбираясь из погреба.

– Кто? Что заметил? – крутит продолговатой головой Сева.

– Сойка вон… Мясо учуяла.

Сева поднимает голову и на ветке молодого тополька видит на-

рядно раскрашенную птицу.

– А я, признаться, в птицах не разбираюсь, – говорит он.

– Фу, – блаженно щурится на солнце Федор Иванович, – вытрезвитель у Кравцовых, а не погреб.

– Это верно, – охотно соглашается Сева.

Они закрывают крышку погреба, усаживаются на нее и Федор Иванович закуривает сигарету.

– Сева! Севочка! – кричит Зоя Георгиевна. – Пожалуйста, принеси мне из дома самовар.

Сева бежит к дому, а Федор Иванович с усмешкой смотрит, как мелко семенит он коротковатыми для его туловища ногами, и неизвестно почему произносит вслух:

– Казак…

Сан Саныч и Варвара уже носят закуски на стол. Они изредка обмениваются быстрыми, согласными взглядами, неизменно улыбчивый Сан Саныч смешно фыркает и шевелит усами. Варвара едва сдерживает смех, и все ее крупное, статное тело ходуном ходит от этих усилий, она смущается своей внутренней энергии и, как девчонка, отворачивает в сторону лицо.

Вера и Аленка возвращаются из сада. Они несут полный бачок собранных груш. Солнце неохотно высвечивает эти поздние плоды, уныло ржавеющие потными боками. Вера замечает, как с межи на тропинку поворачивают Мишель и Сережа Журавлев. Она притворно охает и останавливается, опуская свою сторону бачка на землю.

– Тяжело, – говорит Вера, – давай отдохнем.

– Разве это тяжело? – удивляется Аленка, продолжая держать перекосившийся бачок, от чего несколько груш падает в траву. – Вот когда он с картошкой или огурцами – тогда действительно тяжело…

– Опусти, не надо держать.

– Почему?

–Потом поймешь…

Аленка опускает бачок и долго смотрит на Веру. В ее глубоких, карих глазах что-то такое происходит, но Вера не может понять, что именно, и удивленно спрашивает:

– В чем дело, Аленка?

– А че? – привычно «чекает» Аленка.

– Что ты на меня вылупилась?

– Фу, как нехорошо ты говоришь, тетя Вера, – неожиданно кривится Аленка, и Вера вздрагивает от ее голоса.

– Что-что? – прищуривается она. – Какая я тебе «тетя Вера»?

Аленка довольна. Она смеется, быстро приседает и подбирает упавшие груши. Вера все так же стоит над бачком, напряженно разглядывая Аленку.

– Эй! Вы что там потеряли? – на ходу кричит Мишель, нещадно расплескивая воду из болтающихся ведер. – Может быть, помочь?

– Спасибо, – суховато отвечает Вера, незаметно разглядывая Сережу Журавлева, – в другой раз.

– В другой раз мы можем не согласиться, – серьезно говорит Мишель.

– А у вас хорошо получается, Сергей Петрович, – упруго выпрямляясь, замечает Аленка, – как у деревенского.

– Стараюсь, – довольно улыбается Сергей и в самом деле более умело справляющийся с полными ведрами.

Вера, глядя в спину удаляющимся мужчинам, досадливо морщит маленький нос и решительно берется за бачок.

– Уже отдохнула? – Аленка безвинно смотрит на нее.

– Аленка, я сегодня тебя не понимаю, – вдруг раздражается Вера, – ты дура или…

– А че? – Аленка щурит смеющиеся глаза.

VI

И вот уже все сидят за столом. Увы, никто не узнает и не оценит всей виртуозной изобретательности Зои Георгиевны, потребовавшейся ей для того, чтобы незаметно для других, как бы совершенно случайно, Сережа Журавлев и Верочка за столом оказались рядом. А они именно оказались рядом – плечо к плечу, рука к руке. Остальные же садились так, как кому вздумается, и Федор Иванович неожиданно оказался рядом с Люсей Синицыной, а ее Мишель неуклюже вклинился между Сан Санычем и Варварой.

Солнце, уже вполне созрев, уже почти ворвавшись в зенит, оставалось не знойным, спокойно льющим неяркие лучи из синих просторов. Редкие паутинки тонко взблескивали в его лучах, планируя в стоячем воздухе. И тишина вокруг такая, что тонкий посвист случайного воробышка слышен за версту. Бархат, ясень и орех уже успели сбросить листву, и лес сразу словно бы поредел, обнажив дачные постройки, все лето надежно утопавшие за густой листвою…

– Всем места хватило? – оглядывает застолье Зоя Георгиевна.

– Да вроде бы расселись.

– Мужчины, водку пить будете?

– Всенепременно! – откликается Федор Иванович.

– Я почему спрашиваю: обед-то у нас впереди, ближе к вечеру. А сейчас, может быть, вином обойдетесь? Тем более – самовар стоит…