— Вы, очевидно, прибыли недавно. Как тяжело. Повсюду так, приезжаешь, а рядом никого, тяжело…

— Aapka shubh naam kyaa hee? — спросил офицер.

— Are Bhagwaan, аар Hindi bolte hee? Наукарам мое имя, к вашим услугам, сахиб, к вашим услугам.

Прожив неделю, Бёртон знал, что город кишит скользкими индийцами, для которых каждый офицер, каждый белокожий — несвященная корова, которую они желают доить по своему усмотрению. Когда они почтительно кланяются, то уже запускают руку тебе в карман.

— К каким еще услугам?

— Вы быстро выучили наш язык, bahut atschi tarah. Вы только что прибыли, на самом последнем корабле из Англии.

— А ты навел справки.

— Случайность, сахиб, мой брат, кузен, работает, знаете ли, в гавани.

Что хочет этот юноша с не по годам умным лицом? Одет в неловкое тряпье. Рослый, чуть сутулый. Удивительно бледный, лицо располагает к себе, но не притягивает.

— Чем быстрей вы найдете слугу, тем лучше.

— Какая тебе забота?

— Я, Рамджи Наукарам, буду вашим слугой.

— С чего ты взял, что я ищу слугу?

— Неужели у вас уже есть слуга?

— Нет. У меня пока нет слуги. И нет лошади.

— Каждому сахибу нужен слуга.

— А почему именно ты? Почему я должен выбрать тебя?

Они остановились на перекрестке, где Бёртона ожидали новые приманки. До самого вечера, решил он, выходя поутру из отеля, он научится говорить «нет», будет твердым. Он откроется любым соблазнам и докажет, что может перед ними устоять. Чтобы потом всем им отдаться.

— Мне нужно только лучшее.

— Ах, сахиб, что значит — лучшее? На свете есть мужчины и есть женщины, и те мужчины, которые не берут женщину, потому что за углом, возможно, ждет женщина прекрасней и богаче, те мужчины остаются без женщины. Лучше взять сегодня, чем полагаться на завтрашнее обещание. Сегодня — наверняка, а что завтра — никто не знает.

Послезавтра у него появилась идея.

— Хочу увидеть город ночью.

— Желаете поехать в клуб, сахиб?

— Настоящий город.

— Что значит настоящий?

— Покажи мне места, где ищут наслаждения местные жители.

— И что вы хотите делать там, сахиб?

— То же самое, зачем туда приходят обычные посетители. Как они проводят время, пусть так же будет и со мной.

На этот раз Бёртон не взял с собой санитара, который пал бы духом уже от одной дороги. Ни единого огня, каждое встречное существо закутано в оболочку пыли. Улицы стали уже, а развилки столь многочисленны, что в одиночку Бёртон потерялся бы. Вскоре надо было идти пешком. Ощутив неожиданное напряжение, он спросил себя, услышит ли шаги прежде, чем нож войдет в его тело. Эта мысль возбуждала, вечер складывался в его вкусе. Впереди вырисовывался ряд домов, подойдя, они различили отдельные здания, все трехэтажны, на каждом этаже — балкон. На балконах — женщины, кричат ему, свешиваясь через перила, Hamara ghar ana, atscha din hee. Слишком громко и слишком жадно, чтобы он соблазнился войти внутрь дома, открытого, словно магазин, где дальнейшим процессом наверняка заправляет старая матрона. Лица так сильно накрашены, что затмевают голоса, а остальное — это развевающееся сари. Некрасиво, сахиб, не правда ли? И многие сюда приходят? Приходят те, кто имеет немного, но здесь нехорошо. Мы увидим кое-что получше, сахиб. Они прошли мимо здания, где, как знал Наукарам, курили опиум. Золото моих работодателей, подумал Бёртон, а точнее, источник всего серебра. Пары, которые ему надлежало охранять. Он хотел было зайти в опиумное логово, но смутили мужчины на входе, застывшие, как восковые фигуры. Не могут двигаться, объяснил Наукарам, слишком много опия.

Желанная цель была уже недалека, и здесь стояли дома в несколько этажей, но вместо куртизанок через перила свешивались живые цветы. Давай, идем же. Нет, сахиб, идите вы, я подожду снаружи. Какая чушь, иди со мной, не забывайся, у тебя испытательный срок! Впустивший их человек был мал и столь подобострастен, что казалось, он все время кланялся, хотя стоял навытяжку. Он многословно заверил в том, как им здесь рады, бросив подозрительный взгляд на поношенную курту Наукарама. Мне бы хотелось, чтобы вы вели себя прилично по отношению к моему спутнику, приказал Бёртон, почувствовав, что Наукарам борется с собой, не смея переступить порог. Маленький человек пригласил их в роскошное и прохладное помещение, где на полу лежали глубокие ковры, а у стены отдыхали музыканты. В воздухе плыл сладковатый запах. Они сели в застланном подушками углу, и, едва встречавший их мужчина удалился, возникла женщина, с холодными напитками и сладостями. Что ему бросилось в глаза: красивый пупок и черная коса до талии. Эти женщины сочиняют стихи, шепнул ему Наукарам. Они носят прекрасные одежды, каких нет у других. Еще одна грациозная женщина проплыла мимо, и Бёртон почти уже потерялся во власти ее волшебного облика, как вдруг она бросила Наукараму несколько вопросов, столь стремительно и безыскусно, словно дротики в дартс, осматривая при этом Бёртона как рыбу на базаре. Присела рядом и рассмеялась, с зелеными глазами и неопределенным обещанием. Жемчужная раковина, которая медленно открывается. Он тут же простил бестактные расспросы и бесстыжее разглядывание.

— Этот тип уверяет, что вы понимаете наш язык?

— Если будете говорить неторопливо и улыбаться после каждого слова.

— Хотите, чтобы я для вас спела?

— Если вы объясните мне песню.

Кивнув музыкантам, она встала, отступила на несколько шагов, и, не отрывая глаз от Бёртона, раскачиваясь, сплелась с мелодией, медленно, как качели, которые постепенно набирают силу, и, наконец, ударила в ладоши и запела.

Во время всей песни она была рядом, ее губы подрагивали, зеленые глаза были полуприкрыты, будто в них таилась опасность, от которой Бёртона нужно уберечь. Пируэт окончился вплотную перед ним, он мог бы поцеловать ее пупок, она отклонилась назад, откинула голову и застыла. Но каждая складка одежды трепетала, дрожала и грудь под шитой золотом тканью. У женщины в руках появились две маленькие чаши, и, продолжив танец, она ударяла ими друг о друга. Когда песня замерла, Бёртону казалось, что он устал сильнее танцовщицы. Она застыла, ее лицо переполняло ожидание.

— Вы должны дать ей денег.

— Я не хочу ее оскорбить.

— О нет, сахиб, оскорбление — ничего не дать.

Бёртон вытянул руку. Зажатая в пальцах купюра, без сомнения, развеселила женщину. Она вытянула бумажку, словно боясь потревожить его пальцы. Затем мгновенно развернулась и пропала за пологом.

— По-моему, она надо мной смеялась.

— Нет, сахиб. Вы просто неправильно дали деньги.

— Мало?

— Нет, достаточно, но надо было поиграть с деньгами, смотрите, вот так…

— Но это же глупо выглядит. Я не клоун.

Сладковатый запах, веявший над ними, шел из кальянов, где, как объяснила ему одна из женщин, персидский табак, смешанный с травами, неочищенным сахаром и различными приправами, фильтровался, проходя через чистую воду. Попробуйте, вам понравится. Она достала из невидимого кармана деревянный мундштук и затянулась.

Он не мог сказать, сколько времени женщины танцевали и пели для него; песни поднимались, разворачивались, сами себя перерастая, и ритмы, сами себя перебивая, стучащие, пульсирующие, напряженные ритмы, и тексты, ничего не утаивавшие, и воздействие молока, которое было совсем не молоком, а сомой, это он узнал от Наукарама, напиток духа, волшебное питье, помогает в молитвах и родах; и сверкали, сияли, слепили украшения, и цепочки на ногах и руках, и открытая талия, легкая выпуклость живота, райская впадина пупка, и всепобеждающая улыбка, возникающая из ниоткуда, и распущенные волосы, сквозь которые то и дело проплывала рука, встряхивая их. Потом он не мог сказать, по собственной ли воле выбрал одну из женщин. Она взяла его за руку — комната на втором этаже, высокая кровать, раздела, с тщательностью обмыла его тело теплой водой. Поднесла к лицу цветок. Запомни запах. Это будет для тебя запах счастливых воспоминаний. Вообще цветы. Все благоухало цветами, рамы и двери, портреты предков, потолочные балки, подушки и волосы этой женщины, снимавшей с себя одеяния, облако за облаком, и он затвердел как ствол ружья, а она слегка прикусила его мочку уха и прошептала что-то, что он разобрал, лишь когда она, прокравшись языком по его шее, добралась до другой мочки. Рат-ки-рани, сказала она, это было понятно, королева ночи, но что это значило? Возможно, ее имя, ее титул куртизанки? Она обследовала его тело, было приятно и не особенно удивительно, пока она не сделала так, что по нему пробежала дрожь, его твердость была ей по вкусу, она ее отмеряла, и этому не было конца, ни когда ее грудь скользнула по его лицу, ни когда она упала, утянув его с собой в глубину, и он позволил себе несколько подавленных стонов. Она приподняла бедра и показала все тот же цветок, едва рука с цветком скользнула вниз, он не мог дольше удерживать, он растворился в ней с последними громкими толчками, и цветок был, наверное, раздавлен, потому что, когда он, истощенный, вытянулся рядом с ней, их опутал мягкий аромат. Аромат королевы ночи.