Литмир - Электронная Библиотека

— Ты видишь, чтобы я писал? Нет! Я буду только слушать.

— Я нашел ее в маикханне. Я увидел ее там, она там обслуживала. Она принесла мой стакан, молоко с бхангом, которое я очень люблю. Я никогда не пил даару, я ненавижу алкоголь. Может, вы не знаете, но там очень благообразные женщины, и они умеют танцевать. Если им нравится посетитель, и посетитель кладет на стол деньги, они танцуют перед ним, только для него. Я наблюдал за ней. Я подумал, как было бы прекрасно, если бы она станцевала для меня. Я мог себе это позволить, поэтому я вернулся и положил на стол деньги. И она танцевала. Только для меня. Заглянув мне в глаза, она дала понять, что находится близко-близко и одновременно что прикоснуться к ней невозможно. Она была подобна священному фикусу в центре деревни…

— Не преувеличиваешь ли ты?

— Быть может. Не имеет значения, о чем она мне напоминала. Важнее, что когда танец окончился, в голове у меня поселилась идея. Она была женщиной, которую я мог представить рядом с Бёртон-сахибом, она утолила бы его голод по экзотическому. Моему господину нужна была спутница. Его чувства не могли удовлетворить случайные прогулки, он все делал основательно.

— Значит, он не все время сидел за письменным столом.

— Я поговорил с ней. Я очень старался найти правильные слова. Я не хотел ее обидеть. Она должна была понять, что я делаю ей предложение из почтительности и уважения. Она согласилась немедленно. Признаться, это удивило меня. Потом я позаботился о всем прочем.

— Полагаю, об оплате.

— Не только. Подобные отношения длятся долго. Я послушал людей. Мне надо было защитить моего господина. Оградить его от всех возможных неприятностей. Я составил документ, и она его подписала.

— Как?

— Что как?

— Как ты его составил? Ты не умеешь писать, если мне позволено будет об этом напомнить.

— Вы можете сами догадаться, какой будет ответ. Я пошел к лахье.

— И он согласился записать на бумаге подобный договор?

— Почему бы нет. Это было обычным делом.

— Воистину, мы должны очистить нашу страну. Эти млеччха несут к нам грязь, которая нас разрушает.

— Ну, это вы преувеличиваете.

— Да что ты знаешь, ты был в их власти, ты же их выкормыш, а может, теперь ты один из них.

— Раз я их знаю, то я один из них? Это смешно. А что насчет Бёртон-сахиба? Он жил среди нас. Когда он одевался как я, то вполне мог сойти за одного из нас. И что же, он теперь — один из нас?

— Есть разница между отречением от себя и маскарадом. И притом огромная.

— Я кстати знаю, у нас всегда были куртизанки, это записано даже в Пуранах.

— И кто тебе это сказал?

— Не важно.

— Кто?

— Бёртон-сахиб.

— Бёртон-сахиб? И ты доверяешь какому-то млеччха, когда речь заходит о наших собственных традициях? С каких это пор чужеземцы стали мерилом нашего знания? Куртизанки в Пуранах, хм, посмотрим какую более мерзкую ложь они придумают.

— Вы уверены, что это неправда?

— Оставим эту тему. Что же пообещала тебе, или вам обоим, эта женщина, да еще и в письменном виде?

— Она поклялась, что у нее не будет детей.

— Поклялась?

— Она знала, как это делается.

— Дай-ка я сам догадаюсь. При помощи орехов кешью? Или ей нужно было съесть папайю, едва только она заподозрит у себя беременность?

— Нет. Она знала действенные мантры и владела особым талисманом. Кроме того, она умела готовить смесь из коровьего навоза, нескольких трав, лимонного сока, сока еще каких-то кислых плодов и немного соды, если я правильно помню.

— И перемешать куриной лапкой.

— Что-что?

— Ничего. Ты договорился с ней о том, о чем следовало. Тебя можно рекомендовать как отличного сводника. Кстати, работы прибавляется, ты взваливаешь на меня все больше, так что необходимо договориться о повышении гонорара. Полагаю, мне потребуется не меньше восьми рупий.

14. ГОСПОДИН ТРУДНОСТЕЙ

Некоторым, немногим, позволено умереть за отечество. Прочие ежевечерне плачутся в полковой столовой, какой тяжелой жертвы оно от них требует. Одиннадцать невыносимых месяцев, восклицают они, и еще один, самый ужасный — май. Жара парализовала Бёртона. Мысли испарились. Лежа на кровати, он был в состоянии лишь рассматривать термометр. Липкими глазами. Кровать, со всех сторон занавешенная светло-зеленой чесучой, стояла посреди комнаты. Если он протягивал руку, то мог опустить пальцы в медную миску с прохладной водой. Один из слуг каждый час менял воду. Над ним кружилось большое опахало — панках, из дерева и ткани. Он знал, что от вентилятора, через стену, тянется шнур к большому пальцу ноги одного из тех тихих темных существ, что населяли его дом, и его единственным заданием было сгибать и разгибать ногу, чтобы его, сахиба, овевал ветерок. Снаружи было безлюдно. Ему не надо было выходить из дома, чтобы убедиться, что город сковал такой же паралич, как его самого. Горячечный ветер, как из раскаленной печи, сметает всю жизнь. Облака состоят из пыли. Пахнет нюхательным табаком. Барода впала в летаргию, это последний месяц перед спасительным ливнем, привязанные лошади стоят, опустив головы и выпятив нижние губы, ленясь даже отмахнуться от мух, рядом похрапывают конюхи, выронив из рук сбрую, которую должны были чистить. Даже вороны, задыхаясь, ловят клювами воздух. Тебе следует ограничить все телесные функции. Избегай лишних движений. Пользуйся слугами, представь, они — части твоего тела, твои органы. Этот человек прав, конечно, Бёртон может последовать его советам, если ему станет совсем невмоготу, он позовет Наукарама, снимет просторную хлопковую одежду, пойдет в купальню, где слуги польют его водой из пористых глиняных кувшинов. Потом он сможет читать.

Он уже много где побывал, в Бароде, и в окрестностях, повсюду, куда мог попасть британский офицер, и повидал такое, о чем и не ведали его армейские товарищи. Он был недоволен. С высоты его лошади туземцы казались фигурками из детской сказки в убогом английском переводе. И он представлял, как сам выглядит для них: конным памятником. И потому они пугались, когда бронзовый всадник обращался к ним на их родном языке. Он узнает немного, пока остается для них чужаком, а он чужак, пока его чужаком воспринимают. Был лишь один способ, моментально понравившийся Бёртону. Он не будет ждать, пока его примут, он откажется от своей чуждости, от инородности. Он притворится, будто он — один из них. Нужен лишь подходящий повод. Все будет совсем нетрудно, и эта мысль возбуждала. Дистанция, которую надо преодолеть, на самом деле была ничтожна. Люди придают слишком большое значение различиям, хотя они улетучиваются от взмаха подходящей накидки, исчезают от верно скопированной интонации. Правильный головной убор — основа для взаимопонимания.

Показались предвестия песчаной бури. Вскоре черные облака с жадными мясистыми губами зашумели над землей. Песок пробивался в каждое отверстие, в каждую щелку, посыпая все толстым слоем. Постель стала коричневой, он мог указательным пальцем расписаться на подушке. Вихрь заглотил отбросы, порвал брезент палаток, разметал зерно, но вдруг ослаб, изнуренный собственным безумием, и все подхваченные им вещи шлепнулись вниз.

15. НАУКАРАМ

II Aum Vigneshvaraaya namaha I Sarvavighnopashantaye namaha I Aum Ganeshaya namaha II

— Все изменилось к худшему, когда нас перевели в Синдх. Люди там дики и грубы и всем сердцем ненавидят чужаков.

— Я подготовил еще несколько вопросов о Бароде. Давай начнем с них.

— Там были постоянные песчаные бури.

— Мне кое-что непонятно.

— Это было невыносимо. Как у нас в мае. Особенно когда я накрывал на стол. Приходилось все закрывать. Если бы осталась малейшая дырочка, еда скрипела бы на зубах. Повсюду пыль.

— Но я еще не закончил прошлую главу.

— Главу? Какую главу?

— Это образное выражение. Посмотри на меня. Ты ничего не замечаешь? Я же ничего не записываю.

— У нас больше не было бунгало. Лишь две палатки, поставленные посреди песка.

12
{"b":"224379","o":1}