Бахтадзе взглянул на часы и немедленно отправился к командиру.

— В эскадрилье, которая летает ночью, имеются предпосылки к нарушению предполетного режима.

Командир вместе с доктором поехал в учебный корпус, чтобы лично разобраться, почему летчиков до сих пор не отпустили отдыхать.

— Все, все осмотрелись, Леня, — улыбнулся врач. — Как отдыхал? Ребенок не мешает? А то приходи в комнату отдыха.

— Жена на это время гулять с ним уходит… Выспался хорошо.

Еще днем врач выписал из плановой таблицы в журнал упражнения, которые должны были выполнять летчики, и теперь ему было видно, соответствует ли состояние здоровья характеру и условиям полета.

Косицкий был здоров, и врач разрешил ему готовиться к полету.

— Здоров, здоров, здоров! — чаще всего к такому выводу приходил Бахтадзе, осматривая летчиков.

А ведь когда-то, мечтая о профессии врача, он думал, что будет исцелять недуги людей, возвращать их к плодотворной жизни. В этом он видел назначение врача.

Упорно и настойчиво шел Бахтадзе к намеченной цели. Сначала окончил фельдшерскую школу, потом медицинский институт. Но жизнь внесла существенную поправку в дело, которому решил посвятить себя Бахтадзе. Его призвали в армию, и здесь он стал иметь дело с летчиками — самыми здоровыми людьми. Другой бы на месте Бахтадзе, может быть, даже обрадовался: ни забот, ни хлопот, ходи руки в брюки.

Но не таков Бахтадзе. Он начал кропотливо изучать психологию летного труда. Детально ознакомившись с условиями работы летчиков, он пришел к выводу, что авиационный врач обязан не только охранять здоровье своих пациентов, но и заботиться о повышении их работоспособности.

Бахтадзе не захотел встречаться со своими подопечными только время от времени. Что узнаешь о человеке во время плановых осмотров? Готовясь к осмотрам, летчики держат себя «под колпаком», а иные из них потом наверстывают упущенное…

Проходя по аэродрому, врач думал: «Техники осматривают самолеты перед каждым полетом. А ведь организм человека посложнее любого механизма. То, что вчера не вызывало подозрений, сегодня уже нельзя считать нормальным».

Эти рассуждения привели Бахтадзе в кабинет командира полка.

— Работа у летчиков такова, что не только их недомогание может привести к оплошности в воздухе. Мы должны знать личные особенности летчиков и исходя из этого вырабатывать подход к каждому из них. Было бы, например, целесообразно тщательно осматривать летчиков перед каждым полетом…

Командир встал из-за стола, протянул врачу руку. Он давно мечтал о том, когда врач будет не только лечить летный состав, но и помогать командованию советами и делами в процессе обучения.

— Правильно мыслите. Сегодня же отдам соответствующий приказ.

И теперь летчики, идя на полеты, не могли миновать кабинета врача. Не всем, конечно, поначалу нравились новые порядки.

— Времени перед полетами и так в обрез, — ворчали некоторые, — а тут еще задерживайся у врача… Мало ему того, что торчит с нами на аэродроме?..

Бахтадзе и сам задумался, как бы сократить время на предполетный осмотр, не в ущерб качеству конечно.

Больше всего уходило времени на замер кровяного давления. Пока завернешь манжетку, пока накачаешь в нее воздух, теряются драгоценные минуты. Стоящие в очереди давно уже измерили температуру и теперь ждут: у каждого на аэродроме перед полетами обязательно возникают неотложные дела.

— Доктор, поскорее! — торопят летчики. Бахтадзе нервничал. Так продолжалось до тех пор, пока ему не пришла мысль модернизировать аппарат для измерения кровяного давления. Вместо длинной тесьмы, которую нужно несколько раз обматывать вокруг руки, доктор приспособил крючки с зацепками, а вместо резинового баллончика поставил под столом небольшой металлический баллон со сжатым воздухом и от него подвел шланг к манжетке. Теперь на замер давления уходят считанные секунды.

Но и на этом не успокоился доктор. Прибор для измерения кровяного давления казался ему громоздким.

«Нельзя ли сделать небольшой датчик и прикладывать его к лучевой артерии у запястья? — думал Бахтадзе. — И чтобы тотчас же на шкале фиксировалось минимальное и максимальное давление?»

Своими мыслями он поделился с инженером по спецоборудованию старшим лейтенантом Лейкиным.

— Попробуем сделать, — подумав, сказал лейтенант. — Но предупреждаю: это будет не просто и потребует времени.

— Подождем.

Может быть, Бахтадзе и Лейкин придумают такой прибор. И тогда авиационная медицина получит прекрасный подарок. А пока доктору Бахтадзе приходится пользоваться модернизированным прибором.

Вот он снял манжетку с руки старшего лейтенанта Низяева. Попросил его открыть рот, внимательно осмотрел носоглотку. Нахмурился.

— Как себя чувствуешь, Толя?

— Чудесно, доктор!

Бахтадзе усмехнулся. Днем, проходя мимо домов офицерского состава, он встретил жену Низяева, спросил у нее:

— Отдыхает супруг?

— Отдыхает. Не нравится мне, доктор, его самочувствие, кажется, он простудился. Но хочет летать. И если узнает, что я вам сказала об этом, будет скандал.

— Постараемся, чтобы не узнал, — сказал Бахтадзе и, заговорщицки подмигнув молодой женщине, пошел дальше, подумав о том, что не зря читал женам летчиков лекцию о предполетном режиме.

— Значит, чудесно? — Бахтадзе внимательно посмотрел в глаза летчику. — Это хорошо. Только к полетам я сегодня тебя не допускаю.

— Почему, доктор? — пытается возразить Низяев, но тут же сдается. Он знает: не спорь, не доказывай врачу, что ты здоров. Он не пойдет на сделку со своей совестью.

Вот в кабинет вошел подвижной рыжеватый капитан. Недавно его постигло большое горе: скоропостижно умерла жена. Вернувшись с похорон, летчик захандрил, от былой энергии не осталось и следа.

Начальство решило: от полетов Морозова временно отстранить. И стал капитан выполнять всякую штабную работу, ходить на дежурство.

Бахтадзе знал Морозова несколько лет. Когда Сергей был еще холостым, они часто и долго беседовали на разные темы. Но о чем бы ни заходила речь, Морозов всегда переводил разговор на полеты. Небо он любил, как жизнь. А тут вдруг отняли у парня любимое дело, заставили заниматься чем придется.

Доктор знал характер капитана, знал, к чему это может привести. И, не раздумывая, он пошел к командиру эскадрильи Новикову, побеседовал с ним, посоветовал допустить Морозова к полетам.

Напряженные занятия и разнообразные полеты помогли капитану справиться с горем.

…Осмотр окончен. Вот уже и «спарка» вернулась с разведки погоды. Дежурный передал по селектору, чтобы летчики приготовились к построению для дачи предполетных указаний.

Майор Бахтадзе надел куртку, пошел на выход. Он всегда присутствует на построении. А потом вместе с руководителем полетов переживает каждый неверный шаг летчиков в воздухе, радуется их успехам. А вернутся они на землю — Бахтадзе внимательно наблюдает за их поведением и реакцией, чтобы познать, как влияет на того или иного полет, можно ли выпускать его повторно.

Летчики привыкли к наблюдениям врача.

— От нашего доктора никуда не скроешься — ни на земле, ни в воздухе, — говорят они полушутя, полусерьезно.

Капитан Могильный заказал в городском ателье пальто. Может быть, об этом не стоило бы и говорить. Каждый летчик имеет право шить себе одежду. Но дело тут не в одежде: Могильный поехал в город в то время, когда другие летчики его эскадрильи отдыхали перед ночными полетами. Так как фамилия Могильного стояла в плановой таблице полетов, ему тоже следовало отдыхать.

Об отъезде капитана из части стало известно командованию полка. Могильного отстранили от полетов.

Казалось бы, можно поставить точку. Но секретарь партийной организации полка старший техник-лейтенант Подпорин решил узнать, что заставило летчика первого класса коммуниста Могильного нарушить предполетный режим. Неужели нельзя было выбрать другое время для поездки в город?