В обязательствах было предусмотрено все, что должна была делать домработница, литературный секретарь, литературный агент и шофер, потому что такое количество дел без машины выполнить было невозможно. Правда, и платил он в два раза больше, чем я получала в министерстве.

Он рано ложился спать и рано вставал. Утром, когда я на его «фольксвагене» привозила продукты с рынка и магазинов, уже были готовы новые тексты, которые я начинала набирать на компьютере. Иногда мне не хватало восьми часов, он посматривал на меня, ожидая, по-видимому, взрыва, истерики или требования платить больше. Я молчала и делала свое дело. Каждый вечер я оставляла на кухне листок с подсчетами, на что потрачены деньги. На следующее утро этого листка я не видела. Деловые встречи он обычно назначал в ресторане Дома кино. В министерстве я занималась составлением договоров вместе с юристом и довольно быстро разобралась в авторском праве, во всяком случае неясности в формулировках, которые можно было трактовать не в пользу писателя, я замечала сразу, теперь, пока я не консультировалась с юристом и не вносила все замечания и поправки, он договор не подписывал. Так прошло полгода, мое испытание явно затягивалось. Он жил в кооперативном писательском доме, что у метро «Аэропорт». Здесь было несколько таких домов. Утром, когда я подъезжала, из раскрытых окон уже доносился стук пишущих машинок, еще очень немногие писатели перешли на компьютеры.

Каждый писатель — это завод по выработке развлекательной и познавательной продукции для издательств, киностудий, радиостанций, телестудий, видеостудий. Но завод обслуживают десятки служб: диспетчерская, служба ремонта оборудования, служба маркетинга, поликлиника, цех питания, отделы рекламы, транспорта, бухгалтерия, юридический отдел, вычислительный центр. Все эти обязанности я выполняла одна. Я фиксировала появление новых журналов, издательств, студий и как служба маркетинга просчитывала, что им можно предложить и по какой цене.

Эти писательские мини-заводы, как и вся наша промышленность, тоже переживали спады, их устаревшая продукция не находила сбыта, но мой писатель держался уверенно на рынке, у него была способность переналаживаться и перестраиваться во времени.

Хорошего специалиста, будь то столяр, электрик, сантехник или литературный секретарь, в наше время дилетантов и необязательных людей замечают быстро. Уже через месяц мне поступило первое предложение от писателя этажом выше. Через полгода мне предлагали и лучшие условия, и большую оплату. Но мне нравился мой писатель.

Однажды, когда, закончив свой рабочий день, я вышла из подъезда, со мною поздоровался классик. Их было несколько в этих домах. Их печатали за рубежом, летом они жили в Москве, а на зиму уезжали в Европу или Америку.

— Вы мне нравитесь, — сказал классик. У классика год назад умерла жена. — Я знаю: вы великолепный работник. Переходите ко мне. Я согласен на любые ваши условия. К тому же несколько месяцев в году вы будете жить за рубежом.

Это было предложение не только о работе, но и о замужестве.

— Я подумаю. — Я улыбнулась классику своей лучшей улыбкой. И вдруг я поняла, что мне не о чем беспокоиться. В этом писательском треугольнике я буду обеспечена на всю оставшуюся жизнь.

На следующий день я не вышла на работу к своему писателю. Через полчаса он уже позвонил.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Случилось, — ответила я. — Я ухожу от вас: мне предложили более выгодные условия.

— Перестань, — сказал он. — Я знаю, что для тебя это не главное. Что случилось?

— Я не вижу перспективы, — ответила я.

Он был слишком умен, чтобы разъяснять ему сказанное.

Он помолчал и сказал:

— Приезжай. Обсудим.

Я поехала. Он меня встретил одетый, как одевался, когда шел на переговоры. В костюме, белой накрахмаленной рубашке при шелковом галстуке. Я быстро приготовила кофе и гренки. Так обычно начинался наш рабочий день. Он смотрел на меня, будто видел впервые. Я выдержала его взгляд и улыбнулась. Он отвел глаза, и я поняла, что выиграла, сейчас он сделает мне предложение. Так это и произошло. Через несколько минут я села за компьютер уже женой писателя. Нас очень торопили. Издательство планировало выпустить роман через месяц. Осенью повышался спрос на романы.

Говорят, что мозг женщины похож на компьютер. Если она сосредоточена на решении какой-то задачи, то обязательно ее решит, перебрав сотни комбинаций. В этот момент я решала, где заработать денег, чтобы купить летние туфли и несколько платьев, потому что, если одну и ту же одежду носишь несколько лет, мужчины перестают обращать на тебя внимание, а это усиливает комплекс неполноценности.

Одной моей подруге повезло. Дед оставил ей в наследство старую «Волгу», и подруга договорилась с соседом, что он вечерами после работы будет выезжать на этой «Волге» на подработку, а доходы они будут делить пополам. Частный извоз оказался прибыльным делом: после вычета стоимости бензина и ремонта у подруги в месяц оставалось еще пять ее зарплат — она, как и я, работала библиотекарем.

— Как ты до этого додумалась? — спросила я.

— Очень просто, — ответила подруга. — Надо знать, что любит мужчина, и дать ему это. Все мужчины любят автомобили, мой сосед тоже, но на свою инженерскую зарплату он никогда машину не купит. Я ему дала возможность ощутить скорость и при этом зарабатывать деньги.

— А что еще любят мужчины? — спросила я.

— Оружие, — ответила подруга.

Оружие мне не подходило. Если бы я жила на севере, то, наверное, купила бы суперсовременный автоматический карабин и послала бы мужчину охотиться на соболей, но я жила в Москве. Однако возможность использования любви мужчин к механизмам для зарабатывания денег я запомнила.

Однажды, когда я была у родителей, к отцу зашел попрощаться его коллега по университету профессор математики, которого пригласили читать лекции в Принстонский университет. Моего отца-профессора никуда не приглашали, он читал курс истории религии, а по религии у американцев хватало своих специалистов. Я не вслушивалась в их разговор, но когда профессор спросил у отца, нет ли у него знакомого, который дешево купит его десятилетнюю «шкоду» в хорошем состоянии, мой компьютер выдал мне в сотые доли секунды нужную комбинацию.

— За сколько? — спросила я.

— Семьсот долларов.

— У меня есть такой знакомый.

— Тогда пусть забирает завтра, — сказал профессор. — Я уезжаю через пять дней.

Двести долларов у меня были, двести, я знала, отложены у матери на черный день, еще сто я могла занять у своей подруги, остальные я должна найти за день, максимум за два.

Но эти двести долларов мне не удалось одолжить ни у кого. Я позвонила профессору, наврала, что покупатель заберет машину через день. Я протянула еще двое суток, приехала к профессору и выложила пятьсот долларов.

— Это все, что у меня есть. Остальные я смогу передать через два месяца с приятелем, он едет в Америку в командировку.

— Машину покупаешь для себя? — спросил профессор.

— Да, — призналась я.

На его «шкоде» мы доехали до ближайшей нотариальной конторы, профессор выписал мне генеральную доверенность с правом владения и продажи. Выйдя из конторы, он протянул мне связку ключей от машины и, не сказав ни слова, пошел к метро. Я завралась, подставила его, и он меня вычеркнул. На его месте я поступила бы так же.

Я закрыла машину и поехала домой. Я торопилась, боясь, что машину угонят, пока я вернусь за ней с Глебом. Я не сомневалась, что он пригонит машину к дому. Мы жили в соседних подъездах. Его сестра считалась как бы моей приятельницей. От нее я знала, что Глеб работал водителем автобуса, но уволился, потому что не мог пилить по восемь часов с одной и той же скоростью по одному и тому же маршруту. Глеб был классным водителем, но не имел своего автомобиля, он был классным механиком, но не имел своей автомастерской, потому что у него не было денег на аренду помещения и приобретение оборудования для ремонта. Сейчас он был без работы, чинил машины жильцов дома, а вечерами пил с местными алкоголиками в сквере возле магазина. Жил он с отцом, матерью, сестрой, ее дочерью и мужем в двухкомнатной квартире. На ночь ему ставили раскладушку в комнате родителей. Мы с ним почти ровесники, когда я училась на первом курсе института, он заканчивал школу. Высокий, худощавый, гибкий и быстрый, такие в кино играют мушкетеров, он мне нравился, пока не зажал в подъезде и не попытался стянуть с меня трусики. Пришлось ему дать коленкой между ног. Он обиделся.