Расследование дела полицией окончилось безрезультатно. Доктор Бальтазар, судебный эксперт Сюрте, не нашел ничего, что могло бы подтвердить либо опровергнуть показания мадам Стенель. О пресловутой «Тайной истории Франции» не было сказано ни слова. Судебная экспертиза подвергла сомнению сам факт существования этой рукописи.

Альфонс Бертильон перепробовал все методы для определения личностей преступников, побывавших в переулке Ронсен в ночь убийства. Несмотря на скептическое отношение профессора к дактилоскопии, его помощники занялись поиском отпечатков пальцев и нашли по несколько десятков в каждой комнате. Все они были сфотографированы и обследованы, но успеха это не принесло. К сожалению, в Сюрте не использовали данный метод постоянно, поэтому идентифицировать отпечатки не удалось.

Холмс договорился с Гюставом Амаром, чтобы ему позволили осмотреть дом в переулке Ронсен после того, как великий Бертильон закончит работу. Мой друг не выразил желания встретиться с мадам Стенель. Он решил строить защиту на точных и беспристрастных доказательствах, не поддаваясь эмоциям толпы и обвиняемой. Амар не видел особого смысла в повторной экспертизе, но, пожав широкими плечами, дал согласие.

К тому времени, когда детектив закончил обследование, суд над Маргерит Стенель во Дворце правосудия уже начался. В прошлый раз мы видели его весной сквозь зеленые кроны деревьев, растущих на бульваре дю Пале. А теперь на острове Сите с берез облетели последние желтые листья.

Несколько дней спустя Холмс вступил в обещанный поединок с Альфонсом Бертильоном. Они встретились за столом у Гюстава Амара, а мы с начальником сыскной полиции присутствовали на этой дуэли в роли секундантов. Мой друг вытащил из кармана фотографию отпечатка пальца с отчетливыми гребешками и завитками папиллярного узора. Он передал снимок Бертильону, тот пожал плечами и недовольно скривил губы.

– Здесь сотни оттисков, мистер Холмс, – сказал великий антрополог, снимая очки.

Он протер глаза, водрузил очки на прежнее место и принялся листать лежащий на столе каталог дактилограмм, время от времени сравнивая их с карточкой, которую дал ему Холмс.

– Посмотрите номер восемьдесят четыре, – нетерпеливо подсказал сыщик.

Бертильон мельком взглянул на следующий лист каталога.

– Вы совершенно правы, мсье, – любезно ответил он. – Мы нашли в квартире Адольфа Стенеля множество отпечатков этого пальца. Правда, насколько помню, ни один из них не был обнаружен в комнатах на втором этаже, где и произошло преступление. В доме побывало столько людей, что, боюсь, ваш снимок не будет иметь большого значения.

– Прошу прощения, мсье, – спокойно произнес Холмс, – но этот отпечаток оставлен не в квартире Адольфа Стенеля в переулке Ронсен.

– Где же тогда? – резко спросил Бертильон.

Мой друг едва не замурлыкал от удовольствия.

– В президентских апартаментах Елисейского дворца шестнадцатого февраля тысяча восемьсот девяносто девятого года. В тот день, когда покойный Феликс Фор принял последнее причастие. Если помните, мы с вами тогда обменялись мнениями о целесообразности использования таких отпечатков. Я получил в подарок от семьи мсье Фора маленькую шкатулку из севрского фарфора, в которой хранились пилюли, и позволил себе бестактность: обработал ее нитратом серебра и сделал снимок с помощью усовершенствованной фотокамеры «кодак».

Бертильон побледнел.

– И чей же это отпечаток? – вмешался в разговор Амар.

– Его оставил граф де Балинкур, он же виконт Монморанси, он же маркграф Гессе, – без запинки перечислил Холмс. – В то время этот человек исполнял обязанности помощника гофмейстера Елисейского дворца под неизвестным мне именем, а затем, после кончины президента Фора, был уволен за мелкое мошенничество. Дюжина свидетелей может подтвердить, что задолго до своей гибели Адольф Стенель начал рисовать портрет графа де Балинкура в охотничьем костюме.

Амар прищурил глаза:

– Так вы утверждаете, мистер Холмс, что этот Балинкур был знаком со Стенелем?

– Более того, он наверняка слышал в студии разговоры о Феликсе Форе и «Тайной истории Франции». Точно такой же отпечаток, какой я показал вам, был обнаружен на дверце шкафа, где был заперт сверток из плотной бумаги с распоряжением Маргерит Стенель после ее смерти сжечь документы не читая. Утром после убийства полка опустела. Царапины внутри замка указывают на то, что его открыли не с помощью грубой физической силы, а поддельным ключом.

– Боже мой! – воскликнул Амар. – Тогда суд нужно отложить. Что было бы, если бы эти подробности всплыли после вынесения приговора?

– А где сейчас, – прервал его Бертильон, – этот граф де Балинкур?

Холмс пожал плечами:

– На дне Сены, вероятно, или Шпрее, в зависимости от того, где находятся его заказчики. Не думаю, что он когда-либо снова побеспокоит нас.

– Но бумаги! – взволнованно проговорил Амар. – Рукопись! Где она? Подумайте, как она может повлиять на политику Франции, на мир в Европе!

– «Тайная история Франции» находится в безопасности, – равнодушно произнес Холмс.

Амар, прищурившись, взглянул на него…

– Разве грабители не забрали рукопись?

Холмс покачал головой:

– Мадам Стенель не доверяла никому, и меньше всего – своему болтливому, слабовольному мужу. Она внушила домашним, что подлинник хранится в стенном шкафу, а в секретном ящике ее письменного стола лежит фальшивка. Альфред Стенель не знал правды, когда разговаривал с бывшим помощником гофмейстера, и невольно направил его по ложному следу. После жестокого убийства граф Балинкур передал своим хозяевам всего лишь пачку старых газет и чистой бумаги. Можете вообразить, какая награда ожидала его.

У Амара и Бертильона был такой потрясенный вид, словно на усаженном деревьями бульваре дю Пале взорвалась анархистская бомба и в кабинете вылетели все стекла.

– Вы считаете, что убийца – Балинкур? – спросил профессор. – Но ведь в верхних комнатах нет его отпечатков?

– Я ни в коем случае не утверждаю, что преступление совершил именно Балинкур. Полагаю, он поднялся зачем-то на второй этаж, и его случайно увидела мадам Жапи. Несчастная женщина узнала человека, который позировал ее зятю, и поплатилась за это жизнью. Балинкур или его хозяева наняли людей, готовых на любую жестокость, чтобы обезопасить себя и заказчиков.

– Немного хлопотно, вам не кажется? – скептически заметил Амар.

Холмс вынул из кармана еще три фотографии:

– Вряд ли вы узнаете эти отпечатки. Полагаю, они есть только в моей небольшой коллекции. Однако я очень удивился бы, если бы в картотеку Бюро идентификации не были занесены эти трое. Первый – Баптистин, молодой, но крайне жестокий преступник. Второй – Морис Лонгон по кличке Цыган. Опытный вор и безжалостный убийца. Третий – Монсте де Фонтпирин. Кубинец, артист-фокусник и специалист по ограблению гостиниц. Месяц назад его видели слоняющимся без дела по рю де Вожирар, неподалеку от переулка Ронсен. Оттуда он направился к станции метро «Курон», где встретился с двумя мужчинами и женщиной с рыжими волосами. Чуть позже к ним подошел еще один человек, в котором мы опознали графа Балинкура.

– Вы знаете, где сейчас эти люди?

– Там же, где и Балинкур, насколько я понимаю, – небрежно ответил Холмс. – Не думаю, что вы и о них когда-нибудь услышите.

– А «Тайная история Франции времен Третьей республики»? – не сдавался Амар.

– Ах, – с притворным сожалением вздохнул мой друг. – Она никому не причинит вреда. Увы, я не уполномочен предъявлять ее суду.

– Вас заставят ее предъявить! – воскликнул Амар.

Холмс неизменно шел навстречу бедным, несчастным, отчаявшимся людям, но никогда не поддавался угрозам.

– Эти бумаги, мсье, крайне важны для безопасности моего клиента. Даю вам слово: никто, кроме меня, их не читал. После того как мадам Стенель оправдают, в чем не может быть сомнений после представленных мной доказательств, готов поклясться, что эти документы никогда не нарушат спокойствие в мире. Если же после всего сказанного в этом кабинете ее все-таки осудят или, хуже того, отправят на гильотину, я сделаю все от меня зависящее, чтобы каждое слово из рукописи попало на страницы ведущих газет каждой европейской столицы.