– Ну что за дурацкое цепляние за свою невинность? Ну скажи, Элспет, ради чего ты ее бережешь?

– Ради любви, – без тени улыбки ответила Элспет. – Ради любви и того, с кем я смогу быть рядом всю оставшуюся жизнь.

– А я-то думал, девушки из богатых семей имеют менее шаблонные взгляды.

– Кто-то имеет. Я – нет. Извини.

– Может, тебе мамочка говорила, что это плохо?

– Не плохо. Глупо. Опасно. Я с ней согласна. Тебя устраивает такой ответ?

– Ничуть, – заявил Кейр. – Слушай, если ты боишься забеременеть, уверяю тебя, это напрасные страхи.

– Да? Эти слова слышали многие девчонки. А потом были вынуждены либо спешно выходить замуж, либо делать подпольный аборт, либо…

– Девчонки, которые ложились со вчерашними онанистами – хвастунами и неумехами.

– Не настаивай, Кейр. Я этого не хочу.

– Можешь и дальше оберегать свою невинность!

Кейр встал, сердито зыркнул на нее и ушел, хлопнув дверью. Элспет еще немного полежала на его кровати, потом допила из бумажного стаканчика невероятно холодное вино, налитое им, и тоже ушла. Возможно, на этом их отношения закончатся. Ей было все равно.

Однако в глубине души Элспет знала: ей не все равно. Кейр Браун оказывал на нее сильное, необъяснимое влияние. Он проник к ней в сознание, захватил ее мысли. Элспет не могла толком объяснить себе, что́ с ней происходит. Она вдруг поняла, что впервые в жизни испытала сексуальное желание. Когда Кейр ее целовал, по телу разливались странные волны. Иногда было достаточно его взгляда, брошенного из другого конца аудитории. Ощущение было совершенно новым для Элспет и очень сильным. Более того, когда Кейр находился рядом с ней, ее сознание переставало реагировать на других парней. Она могла болтать с ними и даже флиртовать. Среди них встречались молодые люди, куда более симпатичные, более обаятельные и наверняка более подходящие для нее, нежели Кейр Браун. Но стоило ему появиться – войти в аудиторию, бар или на вечеринку, – и Элспет словно оставалась с ним наедине. Она уже не могла сосредоточиться ни на чем и ни на ком, кроме Кейра. Весьма часто Элспет ловила себя на мысли, что Кейр ей не так уж сильно нравится. Он не делал попыток развлечь ее, не говорил ей комплиментов. Он не отличался остроумием, совершенно не умел ухаживать, часто говорил дерзкие и язвительные вещи. Словом, Кейр абсолютно не соответствовал образу того мужчины, с кем Элспет хотела бы строить отношения. Но она буквально увязла в нем, причем вопреки своему желанию. Иногда она пыталась бороться с собой, твердила себе, что не хочет продолжать отношения с Кейром и даже видеть его не хочет. Но стоило ему подойти к ней после лекции или на вечеринке, посмотреть на нее, стоило улыбнуться одними губами – и от ее решимости не оставалось и следа.

Неужели это любовь? Нет, ни в коем случае. Что-то другое, но явно дискомфортное.

Никаких признаний в любви она от Кейра, естественно, не слышала. Он говорил ей, что она яркая, умная, интересная и, конечно же, очень сексапильная. Он говорил, что ужасно хочет ее, и пытался перебороть, как он выражался, ее смехотворное целомудрие.

После очередных приставаний, проявив особую напористость, Кейр получил очередной отказ. Он лег на спину, закурил и устало сказал:

– Все это жалкие отговорки. Ну скажи, что плохого в интимной близости мужчины и женщины?

– Я не думаю, что это плохо, – ответила Элспет, немало огорченная и расстроенная собственным упрямством. – Просто я считаю, что это глупо, когда вот так. Второпях.

– Но почему «второпях»? Это зов природы. Тебе ведь хочется этого. Я знаю, что хочется. Просто чувствую. И мне тоже очень хочется. Ну что плохого может с тобой случиться? Я же тебе говорил: ты не забеременеешь. Что еще тебя останавливает? Элспет, ты пытаешься идти против законов природы, – добавил Кейр, как всегда улыбаясь одними губами. – Ты не сможешь постоянно сопротивляться. Однажды ты все равно станешь женщиной. Так зачем понапрасну тратить время? Зачем лишать себя и меня стольких наслаждений? Это просто смехотворно.

– Только не для меня, – твердо возразила Элспет.

– Я знаю, чего ты хочешь. Нарядиться в белое платье. Кружева и розы. Родители стоят поодаль и вытирают слезы. Боже мой, Элспет, это же прошлый век! Никому не нужные жертвы с твоей стороны.

Пока что Элспет удавалось сопротивляться ему и его доводам. Но делать это становилось все труднее.

Кейр тоже был снобом, только наоборот. И еще каким снобом. Он смеялся над воспитанием Элспет, никогда не упускал случая пройтись насчет ее речи, образования, круга ее знаний. Это было очень глупо. Он как будто защищался. Но ведь она на него не нападала. Ее ничуть не смущало, что его родители владели продовольственным магазинчиком в Глазго. Иногда она даже поддразнивала Кейра, говоря, что это не настоящий, овеянный романтикой рабочий класс. «Вот если бы твой отец был шахтером, а бабушка – прислугой…» Она принимала Кейра и социальный слой, из которого он вышел. Тогда почему его задевало, что она живет в большом доме, что ее братья учились в Итоне, что у нее есть лошадь, на которой она иногда ездит охотиться с гончими? Этот факт жизни Элспет подвергся особо яростным нападкам Кейра. Она удивлялась: почему разница в происхождении должна мешать их отношениям? Почему бы не перешагнуть через все эти предрассудки, как через груды мусора на дороге? Однако Кейру это не давало покоя. Узнав, что Элспет участвовала в церемонии представления королеве, он высмеивал ее минут пять, не давая вставить ни слова. И Элспет не выдержала:

– Интересно, а как бы ты себя чувствовал, Кейр Браун, если бы я аналогичным образом стала нападать на тебя? На твой акцент, твое происхождение, дом, семью – словом, на все, что для тебя дорого и значимо? Ты бы сразу заявил, что это жестоко, нечестно и вообще это не темы для шуток. Сдается мне, у тебя очень странное представление о ценностях.

Сказав это, Элспет поспешила уйти, чтобы он не видел ее слез. Кейр бросился за ней, но она потребовала оставить ее в покое и целую неделю отказывалась с ним разговаривать. Это проняло Кейра: он в кои-то веки извинился перед Элспет и впоследствии старался не затрагивать щекотливых тем. Правильнее сказать, он их почти не затрагивал.

Та ссора была их единственной крупной ссорой. Странно, что они поссорились из-за столь второстепенных вещей. Естественно, они продолжали спорить о многом. О политике. Элспет начинала соглашаться с некоторыми доводами Кейра и признавать, что социализм имеет свои положительные стороны. О религии. Кейр научился терпимо выслушивать ее аргументы в пользу Церкви. О ее и его друзьях. Кейр считал ее друзей надменными и двуличными, а Элспет его друзья казались невоспитанными и агрессивными. Но что касалось серьезных, значимых вещей – например, работы, карьеры, семьи, – их взгляды совпадали. К удивлению Элспет, Кейр тоже очень хотел иметь семью, однако считал, что двоих детей вполне достаточно. Здесь Элспет бурно и искренне с ним соглашалась. Они оба выросли в семьях, где было по шесть детей. Правда, Элспет не пришлось делить комнату с двумя братьями и, зачастую, с вопящей маленькой сестрой. Но она знала, какие крохи родительского внимания достаются тебе в многодетной семье.

Кейр не слишком охотно рассказывал ей о своих амбициях. Он хотел быть редактором в издательстве. На каникулах он работал в книжных магазинах Глазго и, похоже, понимал механизмы книготорговли. Несколько его статей было напечатано в оксфордском журнале «Изида». Кейр делал обзоры книг для литературного раздела журнала. Элспет находила их довольно цветистыми и несколько вылизанными по стилю. Тем не менее ее впечатлили его бескомпромиссные суждения о прочитанном. Книги ему либо нравились, либо нет, а в его оценках не было ни малейших колебаний. От бабушки Элспет часто слышала, что это признак настоящего издателя.

– И все-таки, я думаю, тебе стоит меня пригласить, – сказал Кейр, когда Элспет закончила перечислять ему все ужасы своей родни. – Обещаю тебе не есть горошины ножом, не плевать на пол и не садиться раньше хозяйки. Уж лучше я поеду вместе с тобой, чем останусь и буду думать о тебе и о том, как ты танцуешь с каким-нибудь богатеньким ничтожеством. Но о моем интересе к издательскому делу – ни слова.