Наевшись до отвала, мы выходим из ресторана и, громко смеясь, обсуждаем будущие события предстоящей ночи, сопровождая их скабрезными комментариями, как будто знаем все наперед. Хмельное высокомерие на наших лицах, словно мы обладаем чем-то таким, что позволяет нам смотреть на других людей свысока. Разгульное наркотическое веселье овладевает нашими душами, и мы смеемся над любой мелочью, будь то мимика, слова, жесты. Все, что мы сейчас перед собой видим, неизбежно вызывает бешеный хохот. Кажется, мы потешаемся над всем миром.

Я чувствую, как меня покидают силы, – словно вампир, их неустанно высасывают эмоции. Они вечно голодны. Их робкий огонек разгорается постепенно, со временем превращаясь в пламя, захватывающее человека целиком…

Несмотря на долгие сборы Леши, я остаюсь в хорошем расположении духа. Наученный горьким опытом, я закрываю балкон, затем включаю свет и, лежа на кровати, смотрю клипы американских рэперов. На экране телевизора швыряют пачки долларов, рассекают шикарные машины, ритмично вытанцовывают сладострастные мулатки, и я отлично понимаю сущность жизни этих парней. Быть может, я и заблуждаюсь, но обвиняю их в примитивизме. «Телки». Деньги. Машины. Разве это не тривиально? Можно ли это назвать истинными ценностями? Бросьте, они давно уже об этом позабыли!

Впрочем, я с увлечением смотрю эти клипы. Не означает ли это, что я им просто завидую? Если дело обстоит именно так, то выходит, что моя критика абсурдна.

Нуждаюсь ли я в том, чем они уже обладают? Как я рассматриваю все это? Неужели как цель, достижению которой стоит посвятить всю свою жизнь?

Мыслительный процесс заставляет меня расхаживать по номеру, будто движение способно помочь мысли. Может и так, но я ничего не чувствую, кроме всепоглощающего опьянения. Я валюсь на кровать и тупо смотрю в потолок. Это не требует никаких умственных усилий…

Леша засел в ванной, точно мятежник в крепости, и не появляется вот уже час, и я начинаю раздражаться. Как-никак время близится к полночи, а мы даже еще не знаем, где находится образцовый клуб, который нам порекомендовали утром. Место разврата, где теряется настоящая жизнь.

Я кричу, чтобы Леша поторапливался: с его медлительностью мы точно никуда не успеем. Сколько можно возиться, будто он фрейлина какой-то императрицы.

Но я ворчу добродушно, чтобы его не обидеть. Искренняя дружба нуждается во взаимном снисхождении к слабостям друг друга, не терпит едких замечаний и фальшивых признаний и не требует пафосных слов. Она понимается трепетным сердцем.

Леша выходит из ванной, когда мои нервы уже на пределе, и сразу же ловит мой недовольный взгляд. Я негодую. Он, не обращая на меня внимания, продолжает так же неспешно собираться, словно ему торопиться некуда.

Виски, виски, виски! Я нетерпеливо сглатываю. Горло болит так, словно я проглотил иглы дикобраза.

Два стакана – как сама судьба. Я разливаю виски, разбавляя его яблочным соком. Для меня это в диковинку. Честно говоря, я виски и не пробовал.

– Может, лучше виски отдельно? – сомневаюсь я, но Леша разъясняет, что так легче пьется и пьянеешь быстрее. Он не раз заказывал такие коктейли в клубах Мегаполиса.

Ну что ж, попробуем… Организм однозначно против этого коктейля. Отвращение во рту и легкое жжение в желудке. Черт бы побрал этот коктейль. После него горло саднит еще сильнее. Выпиваем еще немного, и Леша прячет бутылку в холодильник.

Ночью оживленный курорт горит множеством разноцветных огней и кишит шустрыми зазывалами, которые суют тебе в руки флаеры и приглашают в неприметные клубы с танцовщицами go-go. На самом деле они предлагают заглянуть в бордель, коих здесь немало.

Широкая улица, ведущая к пляжу, – это сердце курорта. Дойдя до перекрестка, мы останавливаемся. Если идти прямо, то попадем на пляж. Параллельно ему тянется длинная узкая улочка с торговыми рядами, отелями, барами и ресторанами. Но куда повернуть? Направо или налево? Посомневавшись, все же сворачиваем влево и ищем клуб, полагаясь на удачу.

Мы все идем и идем. Я поглядываю по сторонам и чувствую, что пора возвращаться к перекрестку. Повсюду рдеют сигареты. Я чувствую их смрад. Неуютно в толпе.

– Пройдем еще чуть-чуть вперед, и если там клуба не будет, то разворачиваемся и уходим, – решительно говорю я.

Справа от нас, со стороны моря, трехэтажный отель из красного кирпича. В сгустившейся тьме под его аркой рычит невиданный рассерженный зверь и глядит на меня своими красными глазами. Его приземленный силуэт завораживает и вызывает благоговейный трепет. Я хватаю Лешу за локоть. Он-то должен знать. Он не может ошибиться. Друг замирает и смотрит во тьму, как прорицатель.

Зверь словно призадумался. Он рычит и не торопится явить себя на всеобщее обозрение. Но вот его рык становится еще выразительнее, сочнее, напористее, и он, вылетает из-под арки, будто стрела, выпущенная из лука, и останавливается напротив стеклянных дверей.

Наблюдать за тем, чего ты жаждешь, но чем пока не обладаешь, – нестерпимая мука. Чрезвычайно неприятное впечатление для умов, чье мерило жизни только деньги. Леша застыл на месте с таким видом, точно перед ним обрушился дом. Я тяну его за рукав пиджака, понимая, что надо убираться отсюда поскорее, чтобы лишний раз не разочаровываться в своей пустой и бесцельной жизни.

Около машины собираются зеваки. Есть и те, кто равнодушно проходят мимо. Их не задела эта алая чудо-машина, мечта миллионов. Хозяин Ferrari, по-видимому, очень доволен, что привлек к себе внимание. Как будто желая показать возможности машины, он несколько раз нажимает на педаль газа, и она оглушает разгневанным рыком всю округу. Меня пробирает дрожь.

Вспышки фотоаппаратов. Люди фотографируются возле машины. Благо ее владелец не запрещает – вероятно, это льстит его самолюбию. На Лешу увиденное производит сильнейшее впечатление. Он очень огорчен и начинает с экспрессией, обидой и злостью свой монолог о том, что в этой жизни ему ничего не надо. Он нервно твердит, что теперь его психика разрушена. Как я понимаю, во всем виновата Ferrari. Я невозмутимо слушаю его и думаю о том, что, пожалуй, тоже хотел бы иметь такую машину, но в то же время осознаю, сколько надо потратить сил и времени, прежде чем она окажется в моем гараже.

Леша, похоже, об этом даже не задумывается. Он хотел бы получить такую машину от судьбы задаром. Без трудностей и напряженных усилий. И прямо сейчас.

Этот клуб основательно затерялся среди множества отелей и ресторанов. Леша зло заявляет, что если мы этой ночью не найдем девушек, то он снимет проститутку. Он словно протестует против несправедливости жизни, желая таким образом отыграться. Только на ком? Жизнь всегда в выигрыше.

Я советую ему успокоиться. Ferrari в ближайшем будущем не предвидится. Так зачем же попусту терзать себя? Это ничем не поможет.

Но бесполезно что-либо объяснять, стоит эмоциям захлестнуть человека. Он уже неудержим и не слышит ничего, кроме бушующих в нем чувств. Он отдаляется от действительности и погружается в себя. Стоит его побеспокоить, задеть неосторожным словом, как вмиг станешь объектом раздражения. Тебя снесет волной негодования, и ты можешь пожалеть, что не смолчал, не остался хладнокровным к его никчемным словам.

Мы попали бы в этот клуб, если бы на перекрестке меня не заметила одна из проституток. Она мигом подскочила ко мне и, коротко поприветствовав, без всяких обиняков предложила «fucky-sucky». Кровь прилила к моему лицу. Я несказанно смутился как мужчина, никогда не слышавший столь откровенных предложений, и тут же, во избежание лишних соблазнов, отрывисто сказал «нет» и отвернулся. Подошла ее подруга, высокая смуглая девушка с вьющимися черными волосами и выразительными карими глазами. Одета она была в короткие белые шорты и голубую кофточку. Одежда облегала ее упругое, еще не истасканное тело начинающей проститутки.

Поняв, что я их снимать не собираюсь, они быстро потеряли ко мне всякий интерес и принялись болтать с Лешей. Он уже деловито осведомляется о цене и месте, поскольку я его предупредил, что шлюх в нашем номере не будет. Он не спорит со мной, и, наверное, к лучшему, потому что сейчас я настолько агрессивен, что готов сцепиться с ним из-за любой мелочи. Я смотрю на этих проституток с нескрываемым презрением и, быть может, даже с обидой. Я чувствую себя глубоко оскорбленным. Неужели я так низко пал, что ко мне проявляют интерес только шлюхи, да и то из-за денег? Выходит, в этом мире я никому не нужен?