Валерий стоял у подножия холма и отрешенно наблюдал за тем, как легионеры собирали трофеи и осматривали место схватки. Действовали слаженно, с большой сноровкой. Опыта в таких делах у них было куда больше, чем у Валерия и в его распоряжениях ребята не нуждались, поэтому он просто стоял и смотрел. После схватки чувства постепенно приходили в норму, он стал ощущать запахи, его глаза уже нормально различали людей, а по ушам ударили стоны раненых и крики легионеров, состоявшие в основном из набора ругательств. Только сейчас он обратил внимание, насколько глубокая тишина их окружала. Стоны и крики в этой тишине раздражали, но больше всего раздражали запахи крови, человеческих внутренностей и какие‑то другие, специфические запахи. Впрочем, Буховцев был не брезглив. После всего, что ему пришлось пережить этой ночью, на такие мелкие неприятности он не обращал внимания. Он снова выжил, причем в таком бою, где возможность получить меч в живот лишь вопрос случайности. Но как он бился. Валерий вспомнил запредельной быстроты удары мечей и фрамей, свои выпады и отчетливо понял, что если бы не чудесная энергия, его, да и всего отряда шансы в этом бою были бы невелики. Интересно, какой бывает откат у этого энергетического допинга. То, что у таких вещей бывают откаты, он был уверен. Что же, одно последствие своей бурной физической деятельности он уже ощутил. На тело навалилась усталость, и зверски, до дурноты, захотелось есть и пить.

Валерий поднялся на холм к стоянке, отыскал среди вещей свое снаряжение и почти не жуя проглотил несколько лепешек и кусок вяленого мяса. Подкисшее вино показалось волшебным нектаром. Голод отступил и только теперь Буховцев увидел, что его руки липки не от пота, а от крови. Он осмотрелся. Кровью и ошметками человеческого мяса была забрызгана его туника и помятая в нескольких местах афинская кираса. Остатками вина он вымыл руки и умылся. Теперь Валерий почувствовал себя намного лучше. Снова вернулась спокойная уверенность, и он спустился вниз к контубернию.

— Трибун, двоих наших нет. Секста Скриба зарубили, а Авлу Самниту я сам помог, он был не жилец. Остальные почти все ранены, но серьезно лишь один — доложился подошедший Нерий.

Сам опцион был в двух повязках, один глаз в кровоподтеке от хорошего удара, но лицо сияло довольством, даже можно сказать легкой эйфорией. Он уцелел, и это сейчас главное, а боль утрат придет после.

— Как германцы?

— Двое вроде будут жить, остальных мы добили. Чего с падалью возиться.

— Их нужно осмотреть, интересно, откуда они. Да, и посмотри того, что около дерева валяется. Я его под горку скинул и он об березу приложился, но мне кажется, должен жить.

Квинт кивнул. Хотел уже уходить, но снова повернулся к Буховцеву.

— Ты то как сам, трибун? — указал он на окровавленную кирасу.

— Кровь не моя — отмахнулся Валерий.

— Никогда не видел, чтобы так шустро махали мечом. Ты и центурион спасли наши шкуры. Придем в лагерь, принесу жертву за вас богам.

— Какие к воронам, жертвы Квинт, двух человек потеряли — сорвался Валерий. Хотел сказать — из‑за меня, но не сказал. Потому что это было глупо. Все они добровольцы и такова их воинская судьба. Здесь это все именно так понимали — ладно иди. Пошли кого‑нибудь к Филаиду. Может, там тоже есть живые.

Живые после рубки с эллином были, вернее один. Среднего роста кряжистый бородач, тот, которого он видел в хламиде, был легко ранен и выглядел вполне здоровым, хотя и радости от плена у него не было совсем. Его скрутили веревками и подвесили на дереве у края холма. Туда же перетащили троих пленных, свои вещи и взятые в бою трофеи. Развели костер и теперь готовились к допросу. Перед этим был тщательный осмотр убитых, который привел к странным результатам, поскольку большинство варварского воинства представляло из себя сборную солянку. Несколько херусков, пара тенктеров и сигамбров. Бруктеры, хавки и даже несколько галлов. Все это определил Квинт, хорошо разбиравшийся в местных родовых знаках. Да это была загадка. Никто не представлял здесь наличие такого странного отряда. Войско по местным меркам вооружено было не плохо. У половины были мечи, у остальных фрамеи. Посчитали поверженных врагов, девятнадцать человек. Валерий их осмотрел без особой брезгливости, хотя зрелище было не из приятных. Вонючие одежды, бородатые лица, все это в крови и внутренностях. У некоторых головы забрызганы мозгами. Когда с осмотром закончили, оставшихся троих раненых пленных забрали подальше от поля боя. Никто рядом с горой оставаться не хотел. И вот теперь слегка раненый бородач, по виду вождь, стоял подвешенный к веткам дуба, а остальные сидели рядом под присмотром охраны. С ними был также и контуженный об ствол березы, он действительно, оказался жив. Буховцев еще раз осмотрел гору и поле боя. Нервное напряжение почти прошло, и сейчас он дивился, как контуберний устоял. Все — таки военная организация римлян — большое дело. Если бы им навязали схватку на открытой местности, без его с Ахиллом подвижного прикрытии с флангов, отбиться было бы трудно. Так часто и бывало в боях римских отрядов. Если им удавалось выстоять в правильном бою, то участь варваров была решена, если нет, то римлянам приходилось плохо.

Валерий повернулся к подвешенному у дерева, и еще раз внимательно его осмотрел. Одежда — нечто похожее на хламиду, причем дорогая. Это было видно по аккуратной выделке ткани. Страха на лице варвара не было. Спокойное, отрешенное любопытство. Сложно будет его разговорить. Буховцев взял с земли вещи пленного. Посох с костяным навершием. Навершие было украшено тонкой резьбой кругами рун. Однако больше заинтересовал висевший на шее варвара амулет. Золотое изображение дерева корнями вверх, на кожаном шнуре. Изображение было размером с ладонь. Нет, не вождь, скорее жрец — решил Буховцев.

— Кто ты?

Варвар не ответил, однако едва заметно дернул головой, и стало понятно, что с латынью он знаком.

— Зачем ты здесь? — задал второй вопрос Валерий.

Жрец молчал, смотрел спокойно, можно даже сказать с ухмылкой.

— Трибун дай я с ним поговорю — Квинт Нерий выступил вперед и горел желанием. Очень уж ему хотелось засунуть варвару в зад раскаленный прут или отрезать чего‑нибудь.

— Попробуй — Валерий спокойно наблюдал, как Квинт положил в огонь край тонкого прута, который здесь часто использовали для кандалов, потом взглянул на германца. Тот бесстрастно смотрел в ночное небо. М–да, будет непросто. Буховцев подошел к Ахиллу.

— Что скажешь?

— Не заговорит.

— Почему?

— Это жрец.

— Я уже понял.

— Местные жрецы не болтливы, боли не бояться, а жизнью дорожить им не положено. Она в руках богов. Что ты хочешь от него узнать?

— Откуда он пришел, и что здесь сторожил?

Ахилл задумался не надолго, потом посмотрел на сидящих пленников.

— Допроси кого‑нибудь из них. Они вполне могут рассказать откуда пришли, а вот то, что здесь делает жрец, вряд ли знают.

Валерий кивнул Филаиду, поблагодарил за хороший совет.

— Квинт, посмотри кто из них разговорчивей. Мне нужно знать, откуда они пришли.

— Сделаю трибун — Нерий внимательно осмотрел варваров, выбрал одного, достаточно крепкого и раненого лишь слегка. Глаза на его грязном бородатом лице боязливо косились куда‑то в сторону. Ампсиварий — вспомнил Буховцев племя германца. Двое легионеров схватили пленного, прижали к земле, а Квинт достал раскаленный прут, поднес к его лицу и начал допрос. После десяти минут криков, угроз и болтовни на непонятном языке, ответ был получен. Квинт сел, утер пот и доложил.

— Они не воины из дружин вождей, а сопровождают жрецов. Жрецы собирались недавно, из различных племен, были даже из Галлии. Собирались в пещерах, здесь на юге у нижней оконечности холмистого кряжа, недалеко от Лупии. Я это место знаю, бывал в тех краях пять лет назад. Во время сборов пришли вестники, рассказали про свет над 'проклятым местом' и они со жрецом пошли сюда, охранять его от посторонних людей. Жреца этого они не знают, и что он собирался делать, не знают тоже.