Миссис Киркпатрик ввела ее в комнату леди Камнор за руку и, представляя девушку, сказала:

– Моя дорогая маленькая дочурка, леди Камнор!

– Клэр, не говорите ерунды. Она еще не ваша дочь и может вообще не стать ею. Примерно треть помолвок, о которых я знаю, была расторгнута, так и не перейдя в брак. Мисс Гибсон, очень рада видеть вас ради вашего отца. Когда я узнаю вас получше, надеюсь, что смогу повторить то же самое и в отношении вас самой.

Молли от всего сердца надеялась, что эта суровая на вид дама, сидевшая, словно аршин проглотив, в мягком кресле для отдыха и производившая впечатление строгой отчужденности, не узнает ее получше. К счастью, леди Камнор приняла молчание Молли за покорное смирение и, после недолгой паузы, вызванной очередной инспекцией, продолжала:

– Да, да, мне нравится, как она выглядит, Клэр. Вы еще можете сделать из нее нечто. У вас есть большое преимущество, моя дорогая, – снова обратилась она к Молли, – иметь рядом с собой леди, которая уже подготовила несколько юных особ из благородных семей, как раз в тот момент, когда вы взрослеете и, соответственно, более всего в ней нуждаетесь. Вот что я вам скажу, Клэр! – В голову миледи пришла внезапная мысль. – Вы с нею должны познакомиться поближе, потому что ничего не знаете друг о друге. И поскольку свадьба ваша состоится не ранее Рождества, то что может быть лучше, если она вернется вместе с вами в Эшкомб! Она все время будет при вас и сможет воспользоваться теми преимуществами, которое дает общество других молодых особ, что особенно важно для единственного ребенка! Нет, положительно, это гениальный план! Как славно, что я его придумала!

Было бы затруднительно определить, которая из двух слушательниц леди Камнор оказалась сильнее раздосадована этой идеей, так некстати пришедшей миледи в голову. Мысль о том, что падчерица окажется на ее попечении раньше времени, ничуть не прельщала миссис Киркпатрик. Если Молли поселится у нее, то ей придется не только сказать «прощай» мелким хозяйственным мерам экономии, но и проститься с многочисленными маленькими радостями, совершенно невинными, но полагаемыми предосудительными и оттого тщательно скрываемыми, чему ее научила прошедшая жизнь: чудными романами из публичной библиотеки Эшкомба с загнутыми уголками, засаленные страницы которых она переворачивала ножницами, креслом для отдыха, в котором она предпочитала проводить свободное время, хотя сейчас, в присутствии леди Камнор, сидела строгая и напряженная; всякими вкусностями, восхитительными и крошечными, коими она баловала себя во время ужина в гордом одиночестве. Ото всех этих и множества других приятных излишеств придется отказаться, если Молли станет ее ученицей, причем ученицей-пансионеркой, живущей в доме директрисы школы, да хотя бы просто гостьей, как предлагала леди Камнор. Клэр была решительно настроена совершить две вещи: выйти замуж не позднее Михайлова дня и не допустить появления Молли у себя в Эшкомбе. Но она улыбнулась так сладко, словно прожект сей представлялся ей самым удачным на свете, и одновременно напрягла свои бедные мозги в поисках любых предлогов или резонов, которыми она сможет воспользоваться для отказа в будущем. Однако же Молли избавила ее от непосильного умственного перенапряжения. Остается только гадать, кто же из них троих был более всего удивлен словами, сорвавшимися с губ девушки. Она даже не собиралась открывать рот, но сердце ее переполняли чувства, и, не успев сообразить, что, собственно, делает, Молли выпалила:

– Этот план вовсе не кажется мне замечательным. Я имею в виду, миледи, что он мне решительно не по душе. Он означает, что последние несколько месяцев мне придется провести вдали от папы. Я постараюсь полюбить вас, – продолжала она, и глаза ее наполнились слезами. Обернувшись к миссис Киркпатрик, она доверчивым и одновременно исполненным благородства жестом вложила свою ладошку в ее руки. – Я очень сильно постараюсь и сделаю все, чтобы вы были счастливы, но вы не должны забирать меня от папы в те самые последние дни, что я могу провести с ним.

Миссис Киркпатрик ласково погладила ее руку, испытывая благодарность к девушке за ее явно выраженную оппозицию предложенному леди Камнор плану. Однако же при этом Клэр отчаянно не хотелось выступать в поддержку Молли до тех пор, пока леди Камнор словом или делом не выразит своего отношения к этому заявлению. Но то ли в словах Молли, то ли в ее искреннем и прямолинейном поведении оказалось нечто такое, что скорее позабавило леди Камнор в ее нынешнем расположении духа, вместо того чтобы привести в раздражение. Не исключено, что ей попросту прискучила всеобщая раболепная угодливость, которой ее окружали на протяжении вот уже многих дней.

Надев очки, она внимательным взглядом окинула обеих женщин, прежде чем заговорить:

– Клянусь честью, юная леди! Клэр, вам предстоит много работы. Хотя в том, что она говорит, есть изрядная доля правды. Девушка в ее возрасте должна крайне отрицательно отнестись к тому, что мачеха встает между нею и отцом, какие бы выгоды подобное положение вещей ни сулило ей в будущем.

Молли даже на миг показалось, будто она все-таки сможет подружиться с чопорной старой графиней, поскольку та с привычной для нее прозорливостью увидела, что предложенный ею план принесет девушке тяжелые испытания. Но в своем вновь обретенном желании больше думать о других она отчаянно страшилась причинить боль миссис Киркпатрик. В том, правда, что касается внешних признаков, ее страхи оказались совершенно безосновательными, поскольку улыбка по-прежнему играла на красивых розовых губах вышеозначенной дамы, и она ни на минуту не выпускала ее ладошки из своих рук, ласково поглаживая ее. Чем дольше леди Камнор смотрела на Молли, тем больший интерес вызывала у нее девушка, и за стеклами очков в золоченой оправе взгляд ее казался испытующим и проницательным. Она приступила к чему-то вроде допроса, задав несколько весьма откровенных вопросов, которые иная леди, не имеющая титула графини, пожалуй, постеснялась бы задать, но в которых тем не менее не было и следа желания оскорбить или унизить.

– Вам исполнилось шестнадцать, милочка, не так ли?

– Нет, мне уже семнадцать. День рождения у меня был три недели тому.

– Ну, это почти одно и то же, я бы сказала. Вы когда-нибудь учились в школе?

– Нет, никогда! Всему, что я знаю, меня научила мисс Эйре.

– Ага! Полагаю, эта самая мисс Эйре была вашей гувернанткой? Никогда бы не подумала, что ваш отец может позволить себе гувернантку. Но, разумеется, он должен лучше всех знать состояние собственных дел.

– Разумеется, миледи, – с едва уловимой язвительностью ответствовала Молли, которую задела даже тень сомнения в мудрости своего отца.

– Вы говорите «разумеется» таким тоном, словно это в порядке вещей, когда каждый досконально разбирается в собственных делах. Вы очень молоды, мисс Гибсон, очень. Вот доживете до моих лет, тогда и поймете, что к чему. Полагаю, вас обучали музыке, умению пользоваться глобусом, французскому и прочим подобным вещам, раз уж у вас была гувернантка? Никогда не слышала ни о чем подобном! – продолжала она, внезапно переходя к негодованию. – Единственная дочь! Будь у него полдюжины, тогда в этом был бы смысл.

Молли хранила молчание, но давалось ей это с большим трудом. Миссис Киркпатрик принялась ласкать ее руку еще настойчивее, надеясь таким образом выразить ей свое сочувствие и не дать выпалить что-либо предосудительное. Но ее ласка уже изрядно утомила Молли и лишь раздражающе действовала ей на нервы. Она с некоторым нетерпением отняла свою руку у миссис Киркпатрик.

К счастью, сохранить общий мир помогло то, что именно в этот самый момент было объявлено о приезде мистера Гибсона. Забавно наблюдать, как появление представителя противоположного пола в мужском или женском обществе способно мгновенно погасить тлеющие угольки разногласий и рассеять грозовые тучи. Именно так все и случилось сейчас: стоило только мистеру Гибсону войти в комнату, как миледи сняла очки и чело ее разгладилось; миссис Киркпатрик сумела весьма очаровательно зардеться румянцем; а что касается Молли, то личико ее осветилось восторгом и в улыбке засияли очаровательные белые зубки и ямочки на щеках.