– Должно быть, тебе скучно, девочка моя, сидеть в одиночестве, имея в качестве собеседника лишь немую книгу, да еще в такое утро, как сегодня. Но, видишь ли, мадам предпочитает, чтобы по утрам ее не беспокоили: она предупреждала об этом твоего отца, как и я тоже. Но мне все равно стало жаль тебя, когда я увидел отсюда, как ты сидишь в зале одна-одинешенька.

Молли дошла уже до середины «Ламмермурской невесты»[22] и с радостью осталась бы дома, дабы дочитать ее до конца, но тем не менее она была благодарна сквайру за приглашение. Они заглядывали в старомодные теплицы, прогуливались по аккуратно подстриженным лужайкам; сквайр даже отпер большой огород, обнесенный стенами, и отдал необходимые указания садовникам. Все это время Молли следовала за ним по пятам, как преданная собачонка, но голова ее была занята Равенсвудом и Люси Эштон[23]. Вскоре они обошли и проверили каждый уголок вокруг особняка и двинулись через лес, отделявший сады от соседних полей. Сквайр наконец-то получил возможность уделить больше внимания своей спутнице. Молли тоже смогла отвлечься от мыслей о семнадцатом веке, и каким-то образом вопрос, не дававший ей покоя все последние часы, помимо воли сорвался с ее губ, прежде чем она успела сообразить, что, собственно, происходит:

– А на ком, по мнению окружающих, должен был жениться папа? Ну, тогда… много лет назад… после смерти мамы?

Последние слова она произнесла едва слышно, почти шепотом. Сквайр резко обернулся и взглянул ей в лицо, сам не зная почему. Оно было очень серьезным и очень бледным, но ее решительный взгляд буквально требовал от него ответа.

– Однако, – выразительно присвистнул он, чтобы потянуть время. Хотя сказать ему, собственно, было нечего – никто и никогда не связывал имя мистера Гибсона с какой-либо определенной леди; это было всего лишь вероятное предположение, не более того, ведь молодой мужчина остался вдовцом с маленькой девочкой на руках. – Я никогда не слышал… чтобы его имя связывали с какой-нибудь леди… Просто то, что он должен жениться во второй раз, считалось в порядке вещей. Насколько я знаю, он все еще вполне может отважиться на такой шаг, в чем, кстати, не вижу ничего плохого. Я так и сказал ему, когда он в последний раз был здесь.

– И что он ответил? – затаив дыхание, спросила Молли.

– Он лишь улыбнулся и ничего не сказал. Не следует так серьезно относиться к словам, дорогая моя. Очень может быть, что он более не задумывается о женитьбе, а если и женится все-таки, то это будет очень хорошо для вас обоих!

Молли пробормотала что-то себе под нос, совсем тихо, хотя сквайр мог и расслышать, если бы захотел. Но он мудро предпочел сменить тему.

– Взгляни-ка вон туда! – сказал он, когда они совершенно неожиданно вышли то ли к озеру, то ли к большому пруду.

В самой середине неподвижной, словно зеркало, воды виднелся маленький остров, на котором росли высокие деревья: темные шотландские пихты – в центре, серебристые переливчатые ивы – ближе к краю воды.

– Надо будет на днях свозить тебя туда. Об эту пору я не люблю пользоваться лодкой, потому что в камышах еще гнездятся крошечные птенцы, но мы с тобой все-таки съездим туда. Там водятся лысухи и поганки.

– Ой, смотрите, это же лебедь!

– Да, их здесь две пары. А вон в тех деревьях гнездятся грачи и цапли. Кстати, цапли уже должны расхаживать повсюду, потому что в августе они улетают в теплые края, но пока что я ни одной еще не видел. Ну-ка, постой! Это не она вон там стоит на камне, изогнув длинную шею и вглядываясь в воду?

– Да! Думаю, что это самая настоящая цапля. Хотя живыми я их никогда не видела, а только в книжке на картинках.

– Они вечно враждуют с грачами, что довольно-таки странно для таких близких соседей. Если обе цапли покидают гнездо, которое они строили, туда тут же прилетают грачи и разносят его на кусочки. А однажды Роджер показал мне отставшую цаплю, за которой гналась целая стая грачей, и, готов поклясться, цели у них были совсем не дружественные. Роджер хорошо разбирается в естественной истории и иногда натыкается на забавные вещи. Будь он сейчас с нами, он бы уже дюжину раз отлучился во время этой прогулки. Он все время смотрит по сторонам и видит то, чего я в упор не замечаю. Вот, кстати, однажды я видел, как он ринулся в подлесок, потому что разглядел что-то необычное ярдах в пятнадцати от нас. То было какое-то растение, очень редкое, по его словам, хотя мне кажется, что такие попадаются на каждом шагу. А если бы мы наткнулись на нечто подобное, – с этими словами сквайр осторожно коснулся тростью кружевной паутины, свисающей с листа, – он бы тут же объяснил тебе, какой паучок ее сплел. А затем рассказал бы, где он живет – в гнилой пихте, или где-нибудь в укромном уголке здорового дерева, или в норке в земле, или в небе, или еще где-нибудь. Очень жаль, что в Кембридже не предусмотрены отличия за успехи в изучении естествознания. Тогда я был бы спокоен за Роджера.

– Мистер Осборн очень умен, не так ли? – робко поинтересовалась Молли.

– О да. Осборн – настоящий гений. Мать ждет от него великих дел и свершений. Я и сам им горжусь. Если в Тринити поступят по справедливости, то он обязательно получит стипендию. Как я говорил только вчера на заседании членов городского магистрата: «У меня есть сын, который наделает много шума в Кембридже, или я очень сильно ошибаюсь». Нет, правда, разве это не остроумная выходка природы, – продолжал сквайр, обращая свое открытое, честное лицо к Молли, словно собираясь поделиться с ней неким откровением свыше, – что я, Хэмли из Хэмли, прямой потомок уж не знаю скольких поколений своих предков – кое-кто уверяет, что еще со времен союза семи королевств англов и саксов – кстати, когда он образовался?..

– Не знаю, – пробормотала Молли, несколько опешив от столь неожиданного поворота.

– Ага! Словом, это было еще до короля Альфреда, поскольку уж он-то был королем всей Англии. Но, как я уже говорил, взять меня, своим происхождением не уступающему любому другому мужчине в Англии, хотя сомневаюсь, что если я попадусь на глаза какому-нибудь чужаку, то он примет меня за джентльмена, с моим-то красным лицом, крупными руками и ступнями, мощной фигурой в четырнадцать стоунов весом, ведь даже в молодости я весил не меньше двенадцати… И взять Осборна, который во всем пошел в свою мать, которая даже не знает, кем был ее прадед, да благословит Господь ее душу… Так вот, у Осборна нежные черты лица, как у девчонки, и стройная хрупкая фигура, а руки и ноги у него маленькие, как у леди. Осборн – точная копия своей матери, которая, как я уже говорил, не знает, кем был ее дед. А вот Роджер похож на меня, Хэмли из Хэмли, и никто, кто встретит его на улице, никогда не подумает, что в жилах этого огненно-рыжего, неуклюжего и ширококостного малого течет благородная кровь. Тем не менее все эти Камноры, из-за которых вы в Холлингфорде поднимаете такой шум, еще вчера были никем! Да, именно так! Вот только давеча я говорил мадам о том, что Осборн может жениться на дочери лорда Холлингфорда, разумеется, в том случае, если бы у того была дочь, а пока что у них сплошь мальчишки… И я вовсе не уверен, что дал бы свое согласие на их брак. Нет, правда. Осборн получит первоклассное образование, его семья ведет свой род от союза семи королевств англов и саксов, и мне очень хотелось бы знать, кем были Камноры хотя бы во времена королевы Анны.

Он двинулся дальше, ломая голову над гипотетическим вопросом собственного согласия на этот брак, который попросту не мог состояться. Спустя некоторое время, когда Молли уже забыла, о чем они только что говорили, сквайр вдруг изрек:

– Нет! Я совершенно уверен в том, что искал бы невесту в кругах повыше. Так что, пожалуй, оно и к лучшему, что у лорда Холлингфорда одни только мальчишки.

Затем он со старомодной галантностью поблагодарил Молли за то, что она согласилась составить ему компанию, и сообщил ей, что мадам, пожалуй, уже встала и оделась, так что она будет рада видеть свою юную гостью. Он показал ей на темно-пурпурный домик, облицованный камнем, который виднелся вдали за деревьями, а потом еще долго ласковым взором смотрел ей вслед, когда она быстро шла по полевой тропинке.