Ранним утром пахнуло холодом, разорвало в клочья низкий молочный туман в верховье Серебрянки, потащило вдоль берега, редко поросшего сосной. Солнечный луч отразился от дюралевого борта моторки, испуганно сверкнул таймень под плавнями, протрещал побудку дятел-непоседа, и хариус, как по тревоге, ушел на подскальную глубину.
Влад сбросил скорость, подрулил к старой деревянной пристани. Лена, одетая в яркую красную куртку, в по-деревенски повязанном платке, уже ждала в условленном месте; с нею был Димка, его оранжевый пуховик и защитная панамка виднелись издалека.
— Привет, Дмитрий! — протянул руку Влад. — Не зевай — кто рано встает, тому Бог дает. Прыгай!
Он усадил Димку рядом с собою за руль, помог Лене.
…Город еще спал; в эфире блуждали сонные голоса:
«Забрал женщину и мальчика возле старой пристани», — комментировал происходящее на берегу один.
«Мещаниновых?» — уточнил другой.
«А то кого же, от самого дома вели. Продолжать наблюдение?»
«Проводите их до „четвертого“, дальше шоссейной дороги нет. Сколько у него бензина?»
«Полный бак и канистра с собой. До „восьмого“ и обратно хватит».
…Влад пообещал Паничу, что задержит их настолько, насколько понадобится, но полной уверенности, что старик выпустит его из-под контроля, не было. На том этот «пахан» стоял всю жизнь, соблюдал старинную лагерную заповедь: «Не верь, не бойся, не проси». Послал за ним Губаря в Беларусь, потому что не верил Владу; послал Влада в тайгу — не верил Борису. Теперь Влад больше не верил ему.
— Ты не волнуйся, — весело подмигнув Лене, перекричал он треск мотора. — Ты же веришь мне?
Лена кивнула, раскинула руки навстречу ветру.
— Жаль, что раньше не катались! — крикнула в ответ. Димка смотрел по сторонам округлившимися от восторга глазами. Перед поворотом Влад нарочно разогнался и заложил крутой вираж, лодка накренилась.
— Ой, ой, ой!.. — вцепившись в руль, закричал мальчик.
Они засмеялись. Дальше русло расширялось, берега становились все более пологими, город остался позади. Дорога, шедшая все время параллельно руслу, теперь сворачивала, и здесь уже наблюдения можно было не опасаться. Влад глянул на часы: в намеченный график укладывались точно.
На пятом километре они пристали к берегу, Влад спрыгнул в воду, подтащил лодку и помог Лене и Димке выйти.
— Ну, пойдем, грибы поищем? — протянул Димке корзину. — Не заблудись.
Предстояло вернуться пешком на полкилометра; за осинником начиналась лесная дорога, на ней поджидал «Опель». Крот, воспользовавшись паузой, протирал замшей стекла. Неподалеку вертелись Ольга и Женька.
— Привет! — крикнул Влад издалека. — Жень, иди с кавалером познакомься!.. Лена, это Володя Крот, он тебя доставит в аэропорт в лучшем виде.
— Очень приятно, — осклабился Крот.
— А это — Ольга и Женька, моя крестница, между прочим. Женщины поздоровались, дети смущенно остановились друг против друга. Крот достал из багажника Ленину сумку.
— Переодевайтесь! Быстренько, два часа до вылета! — распорядился Влад. — Крот, билеты у тебя? Давай сюда!..
Лена сняла яркую куртку, протянула Ольге:
— Спасибо вам. Приезжайте в Москву, будем ждать.
— Счастливо добраться. — Куртка была Ольге чуть великовата, но как только она повязала белый Ленин платок — стала походить на нее даже на близком расстоянии.
Димкина куртка пришлась Женьке впору.
— Ну вот, кажется, порядок, — сказала Лена, сменив резиновые сапожки на туфли.
— Паспорт, свидетельство о рождении?..
— В сумке. — Лена посмотрела Владу в глаза: — Отца береги.
— Сели на дорожку! — приказал Влад и первым запрыгнул на капот. Все последовали за ним. Наступила тишина. Покачивались голубые верхушки елей на ветру. — Заводи, Крот! Как только взлетят, звони Мещанинову.
— Да понял я, понял, сколько раз можно повторять! — проворчал по своему обыкновению Крот.
Машина стала удаляться и вскоре скрылась в лесной чаще. Влад осмотрел Ольгу и Женьку, довольно улыбнулся:
— Под микроскопом не отличишь!.. Ну, Женька, теперь я тебя наконец покатаю. Держись!
Он подхватил крестницу на руки, понес. Ольга шла с корзинкой сзади, изредка наклоняясь за ягодой, потом остановилась вдруг:
— Влад… — Ну?
— А что, если они… поймут?..
— Если поймут — постараются перехватить Лену в аэропорту. А вам в любом случае ничего не грозит.
— Да я не о том.
Он понял, что она имела в виду последствия для него. Но ничего не сказал.
— Сейчас мы покатаемся полчасика, побродим по берегу — дадим им улететь. А потом я отвезу вас.
— А сам?
— У меня дела, — уклончиво ответил Влад и пошел, не оглядываясь, к берегу.
Они пронеслись на моторке сквозь скальные ворота — в обратном направлении, Влад виражировал, увеличивал скорость до предельной, а потом резко сбрасывал и опять рвал с места, разворачивался, где позволяла ширина реки, веселя Женьку и демонстрируя возможному наблюдению, что все идет по плану — «пленницы» в его руках.
«Все нормально, — докладывал тем временем один из наблюдателей, — катаются!»
«Где катаются?»
«Доплыли до „четвертого“ и повернули назад, думаю, поехали на „восьмой“ — туда, где скит».
«Все, возвращайся! Я тебе говорил — он деньги любит!»
«Кто же их не любит! — рассмеялся человек в „БМВ“, проводив исчезнувшую за поворотом Серебрянки моторку. — Только не всем дают… в таком количестве…»
* * *
Родимич приехал вместе с опером Ревуном, тот прихватил с собой пару натасканных ребят — на случай, если Ботова придется конвоировать в Минск. Коллег встретили изрядно вымотавшиеся за последние дни Кормухин и Рутберг, угостили водкой с пельменями и повезли в прокуратуру, где на протяжении четырех часов излагали все, что удалось узнать в последние сутки.
— Ботова приходится содержать под усиленной охраной, — жаловался Родимичу начальник СИЗО по пути, — несколько раз его пытались уконтрапупить, пришлось освобождать отдельную камеру. А у меня таких, как он — каждый второй.
— Жадный вы, дядя, — сообразил Ревун, о чем речь. — Заберем, заберем, только после обеда, лады? Время ужина проведем в пути, утром на завтрак не попадаем, потом повезем в ИВС — на обед опоздаем, а во внутреннюю привезем после ужина. Экономия! Переведем на трехразовое питание — понедельник, среда, пятница…