Вдовствующая графиня тоже сделала попытку подняться, медленно и с заметным усилием. Кейт проворно подскочила на ноги, чтобы броситься на помощь бабушке, но остановила себя. В этом доме так не поступают. Молодая гостья не должна была этого делать.
И действительно, на помощь вдове поспешили мужчины, и леди Харрингдон тронула свекровь за запястье.
— Подождите минутку, ваша светлость, — мягко, сказала графиня и указала на дверь. — Видите, сюда идет лорд Харрингдон, чтобы помочь вам подняться и отвести в вашу комнату.
— Лорд Харрингдон. Очень хорошо.
Вдова вновь опустилась в свое кресло. Имя лорда Харрингдона как будто прозвучало для нее пустым звуком. Даже когда он подошел к ее креслу, чтобы помочь с одной стороны, а слуга — с другой, выражение ее лица ничуть не показало, что она видит перед собой сына. Так что, возможно, папа был не единственным сыном, которого забыла родная мать.
Кейт стояла в ожидании, следуя примеру матери и дочери Смит, чтобы вдовствующая графиня первой вышла из комнаты. Скользнув по ней взглядом, граф кивнул. Внезапно смутившись, Кейт опустила голову и отвела глаза. Ей было неловко видеть, как он поддерживает свою нетвердо стоящую на ногах мать, которая наверняка нянчила его на руках, когда он был ребенком.
— Мисс Уэстбрук, будьте любезны немного задержаться. — Тихая команда леди Харрингдон вернула Кейт к действительности и ее миссии. — Можете присесть.
Кейт села. Теперь у них с графиней состоится приватный разговор. Нужно стряхнуть с себя паутину сантиментов и напрячь мозги.
Дамы Смит попрощались и через двойные двери вышли из комнаты. Леди Харрингдон кивнула в их сторону.
— Милая девочка, — сказала она, когда женщины уже не могли их слышать. — Характер выше всяких похвал. Жаль, что не удалась лицом.
Кейт несколько оторопела. Но разве сама она не придерживалась аналогичного мнения о внешних данных мисс Смит? Разве не заостряла своего внимания на недостатках ее подбородка и лба? Так что не стоило возмущаться, что тетка позволила себе высказать подобное мнение вслух в частной беседе.
Она тоже сделала жест головой в сторону ушедших матери и дочери.
— У нее очень красивые глаза. — Три года у мисс Лоуэлл научили ее правилам ведения такого рода разговоров. Важно было соблюдать баланс: не поддаваться неприличествующей критике другого лица, но и не упрекать его в этом открыто. — И держится она, как ваша светлость заметили, добросердечно.
— Даже чересчур, сказать по правде. Она, возможно, думает, что просто любезна с сэром Джорджем Бигсби, но держу пари, что он воспринимает ее доброту как поощрение своих ухаживаний. Тем горше будет его разочарование, когда она ему откажет. — Графиня закрыла веер, позволив ему повиснуть на запястье, и подняла спаниеля к лицу, чтобы адресовать дальнейшие слова в его недовольную мордочку. — Кроме того, ее доброта способствует его переоценке своих чар. Теперь он повысит свои запросы, когда начнет ухаживать за следующей молодой леди. Женщины в долгу перед другими женщинами за то, что помогли мужчинам сделать более точную оценку. — Она опустила спаниеля. — А что вы думаете, мисс Уэстбрук?
— Я думаю, что должна считаться с мудростью вашей светлости. — Скромная улыбка в сопровождении скромно потупленного к ковру взора. То, что тема разговора столь быстро переключилась на ухаживание, послужило добрым знаком. — Ваш успех в собственном браке и удачном замужестве ваших дочерей говорит сам за себя.
— Вы мне льстите. Однако делаете это довольно искусно. — В глазах графини блеснули веселые огоньки. — А как вы, моя дорогая? Как случилось, что столь красивая и благовоспитанная молодая леди все еще не замужем? Только не говорите мне, что не было предложений.
Их у нее и вправду не было. Чем Кейт несказанно гордилась. Она всегда бдительно наблюдала за намерениями мужчины и если замечала их серьезность, то спешила убедить его в тщетности его намерений, прежде чем он успевал сказать или сделать нечто такое, о чем будет вспоминать с горечью обиды.
Но сообщать об этом леди Харрингдон было необязательно.
— Я знаю, что в моих жилах течет кровь Уэстбруков и к чему это обязывает.
Кейт слегка приподняла голову и ощутила, как ее голос резонировал где-то под ребрами.
— Жаль, что ваш отец был иного мнения, — ответила графиня без колебания. — Если помните, только половина ваших предков восходит к нему. О второй мы и говорить не будем, лишь укажу, что они делают невозможной партию, достойную имени Уэстбруков. Жаль, как я уже сказала. — Она покачала головой, воплощение благовоспитанного сожаления. — Вы могли бы стать бриллиантом своего сезона.
Кейт сидела в полной неподвижности. Она не позволит ни единому мускулу дрогнуть на своем лице, хотя речь графини подействовала на нее, как ушат холодной воды, обрушившейся на голову.
Какая же она была глупая и самоуверенная. Ее услужливое воображение наделило леди Харрингдон льстивым для себя планом и мотивацией, в то время как у нее не было ни единого доказательства в пользу этих фантазий. Мистер Блэкшир предупреждал ее, что она строит воздушные замки, и оказался прав.
Но глубоко внутри ядро ее гордости взбунтовалось. Кейт не собиралась признавать поражение при первой же неудаче. Если ее воздушные замки не в состоянии устоять, она начнет строить основательнее и прочнее, по одному кирпичику.
— Жизнь, несомненно, была бы легче, если бы меня не заботили родственные связи. Соответствующее поведение и манеры ничего тебе не дают, если в обществе тебя не считают леди только потому, что твоя мать происходит из актерской семьи. — Кейт приподняла плечо, чтобы показать, что давным-давно свыклась с положением, в котором выросла. — По крайней мере избегаешь тисков жалости к себе, получая ее в излишестве от других людей, — от других дам, должна признаться. Господа не такие жалостливые.
Джентльмены не видят во мне ничего, достойного жалости. Пусть эта правда прорвется наружу в тишине и ударится о стены Уильяма Кента. Пусть она во всех других отношениях отстает от своих кузин по линии Уэстбруков, но одного достоинства у нее не отобрать ни при каких обстоятельствах. Кейт очень хорошо знала, как и сама леди Харрингдон, что ни одну из дочерей этого дома никто не называл «бриллиантом сезона».
Ее тетка смотрела на нее в задумчивости, сложив губы и прикрыв глаза. Теперь она может выбросить ее вон за наглость, но если Кейт не просчиталась…
— Гордая, как любой из Уэстбруков, да? — Уголок ее губ дрогнул в подобии понимающей улыбки. — Но это приличествующая и вполне обоснованная гордость, я бы сказала. Вы наверняка раздосадованы своим положением, которое занимаете не по праву. Как и я была бы раздосадована, будь на вашем месте. И в то же время вы знаете, какое место занимаете, и не переступаете границы. Ваши записки на протяжении всех этих лет были сама корректность. Без признаков дерзости или инсинуаций. Я это оценила, поверьте.
— Вы очень добры, ваша светлость. Я глубоко чту оказанную мне честь быть сегодня сюда приглашенной.
Кейт остановила взгляд на спаниеле и подождала.
Леди Харрингдон было что сказать. Она это чувствовала. «Я это оценила» было началом, переходом, оправданием тому, что дальше последует. Позор ей, если второй ушат ледяной воды застанет ее врасплох.
— Я и вправду добра к тем, кто этого заслуживает. — В голосе ее тетки прозвучали такие веселые нотки, что Кейт не удержалась и подняла взгляд. — У меня есть к вам, моя дорогая, предложение. Хочу спросить, свободны ли вы в следующий вторник?
Сердце Кейт отозвалось глухими ударами, несмотря на всю решимость не давать воли надежде. Она знала, что упоминание раута у леди Эстли не было случайным.
— Я свободна и к вашим услугам.
Ее упрямая, дерзкая часть сознания незамедлительно задалась вопросом, что надеть.
— Именно этого я и желаю. Мне хотелось бы знать, не пожелаете ли вы сопровождать меня на раут, о котором мы при вас говорили.
Графиня просияла, став вдруг похожей на добрую фею из сказки.