– Значит, это и был отец той, кого я обожаю?

– Он самый. Вы шокированы родственной связью такой красоты и интеллекта с полуночным убийцей? Ваша философия столь жалка, что вы думаете, что прекрасная дочь должна страдать за преступление своего отца?

– Нет, нет, это совсем не так. Не подумайте, я ни на мгновение не думал о таких вещах. Я просто подумал, как мне придется рассказывать такому мягкому человеку о том, что совершил ее отец.

– Поступайте как знаете. Преступление было совершено. Было достаточно светло» и мы видели черты лица умирающего человека. Он смотрел на нас жутким и ужасным взглядом. Казалось, что его глаза, которые были обращены к небу, просиди Небеса отомстить за то, что было сделано. Много дней, во все времена года я вижу их, они преследуют меня всюду и радуются бедам, которые сваливаются на мою голову. Думаю, что вижу их и сейчас.

– В самом деле?

– Да, смотри, смотри, как они глядят на меня этим фиксированным и страшным взглядом, эти зрачки застреленного, вот они, вот, о! Спасите меня от этих визитов. Это слишком ужасно. Я не могу больше этого вынести. Почему ты все еще смотришь на меня, страшный гость? Ты знаешь, что не моя рука совершила то дeлo, заставив тебя лечь в могилу. Ты знаешь, что не мне ты должен мстить за твою смерть!

– Варни, вы смотрите в пустоту, – сказал Чарльз Голланд.

– Нет, нет. Это для тебя все это пустота, но для меня здесь присутствуют ужасные формы.

– Успокойтесь. Вы уже признались мне во многом. Прошу вас, не продолжайте свой рассказ. В моем мозгу уже нет места для страшных размышлений, которые мучают меня.

Несколько минут Варни молчал, затем он вытер с бровей капли пота, которые собрались там, и сделал глубокий вдох.

– Говорите со мной, – сказал Чарльз, – ничего не спасет вас от ужасных воспоминаний лучше признания во всем тому, кто не будет осуждать вас, потому что вам не в чем раскаиваться.

– Чарльз Голланд, – сказал Варни, – я зашел уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад; слишком далеко, я знаю, я прекрасно понимаю, в какой я опасности. Вы уже знаете так много, что вам нужно узнать и еще кое-что.

– Тогда продолжайте, Варни, я выслушаю вас.

– Не знаю, смогу ли я говорить в таком состоянии. Я чувствую, себя невыносимо от того, что мне придется сейчас рассказать, а вам все это будет невыносимо тяжело слушать…

– Я уверен, Варни, и это выдает ваша речь, что вы можете рассказать о чем-то еще, кроме факта убийства этого игрока Мармадюком Баннервортом.

– Вы правы, это так. Смерть этого человека не привела бы меня в такое состояние. С судьбой этого человека связан один секрет, который я боюсь рассказывать, секрет настолько ужасный, что его даже страшно прошептать ветру, хотя я не делал этого. Нет, нет, я не стрелял, нет, нет!

– Варни, меня поражает та боль, с которой вы провозглашаете свою невиновность. Никто вас не осуждает, и если бы я не был впечатлен убедительностью вашей речи, то ваши старания оправдать себя я бы воспринял с подозрением.

– Я могу понять вас, Чарльз Голланд. Я прекрасно понимаю вас. Я не обвиняю вас за это. Это абсолютно естественно. Но когда вы узнаете все, вы поймете, почему я стараюсь найти любые доводы, чтобы чувствовать себя невиновным.

– Возможно так. Пока я ничего не знаю, я не могу ничего сказать. Но что же было такого в характере этого игрока, что заставило вас так переживать о его смерти?

– Ничего, в его характере не было ничего. Он был плохим человеком. Он не был одним из тех свободных и открытых людей, которые совершают преступления по невнимательности, одним из тех, кого мы, вероятно, больше жалеем, чем осуждаем. Его поведение нельзя было оправдать ничем. Он был настолько грешным и злым, что общество только выиграло от его смерти. Ни один человек не мог сказать, что потерял друга.

– Но тем не менее обстоятельства, связанные с его смертью, почти довели вас до отчаяния.

– Вы правы. Такой эффект вызвала одна простая мысль.

– Вы возбудили все мое любопытство. Я очень хочу узнать причину такого вашего состояния.

Варни молча ходил по комнате в течение нескольких минут. Казалось, что он сильно переживал, наконец он повернулся к Чарльзу Голланду и заговорил, на его лице были следы глубокого переживания.

– Я уже сказал, молодой человек, что расскажу вам обо всем. Я сказал вам, что я открою много тайн, и позволю вам понять то, что нельзя было понять из рассказов доктора Чиллингворта и человека, который был публичным палачом и который так долго преследовал меня.

– Значит, слова доктора о том, что вы были казнены в Лондоне, правда?

– Да, я был казнен.

– И были возвращены к жизни с помощью гальванического процесса, который произвел доктор Чиллингворт?

– Как он и предполагал. Но он не знал всей правды. Я веду особую жизнь. Его операция привела к тому же результату, к которому бы привело попадание на меня лунных лучей.

– Варни, Варни, – сказал Чарльз Голланд, – вам не удастся убедить меня в ваших сверхъестественных силах. Я сразу распознаю ложь. Я не поверю в то, в чем вы пытаетесь меня убедить.

– Я никого не прошу верить мне. Я знаю только то, что знаю. Став свидетелем кое-каких явлений, я был вынужден сделать определенные выводы. Верьте во что хотите, сомневайтесь в чем хотите. Но я опять говорю, что я не такой, как другие люди.

– Я не склонен спорить с вами. Я не хочу спорить с вами. Но сейчас вы отклонились от вашего рассказа. Я с нетерпением жду его продолжения.

– Я и сам прекрасно знаю, что отклонился. Я боюсь продолжать рассказ.

– Если вы отложите рассказ, страх не станет меньше.

– Вы правы. Чарльз Голланд, вы, несмотря на свой молодой возраст, прошли через многое, и способны делать правильные выводы и понимать то, что вам рассказывают. Ваши выводы, вероятно, являются даже более правильными, чем выводы тех, кто старше вас. Поэтому я хочу задать вам вопрос.

– Я легко отвечу, Варни, на любой ваш вопрос.

– Как вы считаете, в какой степени я виновен в том, что только что рассказал вам?

– Мне кажется, в силу того, что вы не желали совершать убийства, вас нельзя обвинять в нем, несмотря на то, что обстоятельства представляют вас в качестве соучастника.

– Вы думаете, что я могу быть оправдан?

– Вы можете оправдать сами себя, зная, что вы не желали убийства.

– Я не жевал его. Я не знаю, какие гнусные дела я мог совершить в том отчаянном состоянии, но я ни в коем случае не хотел лишать человека жизни и я не производил смертельного выстрела.

– Я думаю, что есть оправдание даже для преступления Мармадюка Баннерворта.

– Вы так думаете?

– Да, ведь он думал, что вы убиты и поэтому импульсивно нажал на курок, став убийцей.

– Да. Я бы очень хотел освободиться от этого бесчестья, от чувства вины. Я чувствую, что пока рано говорить вам все, но позже я обязательно расскажу. А пока успокойте Флору Баннерворт, ей не нужно бояться меня. Жадность и месть – эти две страсти, которые пылали некогда в моем сердце, навсегда из него изгнаны.

– Месть? Вы сказали месть?

– Да, я сказал месть. Это чудо? Я недостаточно гуманен для этого?

– Но вы связали это с именем Флоры Баннерворт.

– Да, я связал, и это часть моей тайны.

– Очень странно представить, что Флора пробудила такое чувство в вашем сердце. Это действительно тайна.

– Я не склонен отрицать это. Это так же правдиво, как и таинственно. Но скажите ей, что несмотря на то что когда-то я не боялся причинять ей зло, теперь ее красота и несчастье изменили мои мысли, и меня. Мне никогда не хотелось становиться ядом ее жизни, и никогда больше она не почувствует страха появления вампира Варни.

– Ваше сообщение будет передано ей. Нет сомнений, что оно будет получено с самыми радостными чувствами. Тем не менее, я бы очень хотел рассказать ей большие подробности.

– Приходите сюда сегодня в полночь и вы узнаете все. Я не стану скрывать от вас ничего, не будет никаких тайн. Вы узнаете, как злые страсти овладели моим сердцем и сделали меня тем, кем я сейчас являюсь.