С того момента, как Траммел указал на меня и произнес свои слова, и до того, как меня оглушил этот звук, ни один человек не сделал ко мне ни шагу. Движение исходило не от толпы, оно началось на площадке. Один из «наставников», низкий коренастый человек, двинулся в мою сторону, ухватился за рясу, повернул меня к себе и вывел из состояния шока.

Квадратный плотный «наставник» вцепился в меня, но еще до того, как я наполовину повернулся, моя левая рука оторвалась от середины туловища и выбросилась вперед. Жесткий толстый край моей ладони ткнул его в рот так, что хрустнули зубы.

Вокруг меня расплывалось движущееся цветное пятно. Никто пока еще не перешел на площадку, но я знал, что скоро все бросятся вперед. Я решил, что все равно, в любом случае уже мертв, так какого же черта! Поэтому начал колотить этих бедняг руками и ногами, сколько хватало сил. А потом совершил действие, которое могло потрясти всех этих жаждущих крови крикунов, если бы они были способны чувствовать. В один прыжок я подскочил к воскресшему Артуру Траммелу, изо всех сил нанес ему удар в челюсть, и он снова оказался в положении невоскресшего.

Потом наклонился над ним, схватил его хлипкое тело, поднял над головой, повернулся и, придав ускорение, швырнул за пределы ринга, ужасно при этом вопя.

Эти последние десять секунд подействовали на людей по-разному. Многие из тех, кто был тесно прижат к канатам, ограждавшим площадку, отпрянули и бросились бежать, опасаясь вспышек молнии и языков пламени, которые, несомненно, должны были возникнуть вокруг меня. И все-таки тут еще оставалось достаточно народу. У меня не было времени наклоняться, пролезать под канатами — я просто разбежался и прорвался сквозь них. Столбики, к которым они были прикреплены, упали, веревки опустились.

Некоторые из тех, в кого я швырнул Траммела, потеряли сознание, другие постарались увернуться ко всем чертям, опасаясь то ли Траммела, то ли меня. Ведь люди знали, что я сумасшедший, не хотели со мною связываться — это мне помогло.

Внезапно я заметил, хотя сознательно не выбирал направления, что уже поднялся по склону и нахожусь на полпути до того странного куста, на который обратил внимание вчера. Между ним и мною было, правда, еще немало людей. Но большинство из них смотрело не на меня, а за мою спину, на Траммела. Я бросился к кусту.

О боже! Мне и прежде приходилось бегать, но на этот раз я бежал лучше и быстрее, чем когда-либо. Благо был стимул. Мне бросились в глаза парень, катающийся по земле, затем женщина, которая бросала себе в лицо грязь. Думаю, вокруг было немало припадков такого рода, они облегчали мое непростое бегство.

Неожиданно передо мной возникли два парня. То ли ошеломленные, то ли очень храбрые, они продолжали неподвижно стоять на моем пути, а потому получили кулаком в челюсть. Еще одного я двинул как следует плечом и, как ни ужасно это звучит, нанес сильнейший удар какой-то женщине. Правда, это была крупная, широкоплечая тетка, похожая на мужика, и, кроме того, мне мешала.

Только позже я стал соображать, что, возможно, моя затея удастся. Конечно, осуществить ее было не такой уж сложной задачей. Но понятно, что прыжок с высоты шестифутового утеса трудно себе представить со спокойным сердцем.

Я отклонился слегка от края утеса, чтобы лучше сломать куст. Люди продолжали разбегаться, я с криком промчался мимо других и наконец оказался почти прямо перед кустом. Резко повернув вправо, бросился на него.

Несясь к краю утеса, я думал, разумно ли действую и действительно ли существовало то, что так тщательно было распланировано.

Но в конце концов, все уже произошло. Правда, с открытым вопросом — в своем ли я все же уме? Достигнув края утеса, я прыгнул с него к солнцу, размахивая руками.

Я летел не лучше «Возлюбленного» и в том же направлении, что и он. С той лишь разницей, что так и планировал и, хотя боялся смотреть вниз, твердо знал — там, прямо под кустом, открытый резервуар с водой, глубиной в несколько футов, резервуар, который накануне мы с Лин тщательно осмотрели. Сейчас от меня требовалось только одно — продолжать падать, что было совсем нетрудно. И если мои расчеты правильные... И тут меня пронзила страшная мысль: «Боже, а тот ли это куст?»

Внезапно мне расхотелось совершать все это, стало ужасно страшно. Но я уже падал, отступать было некуда, поэтому все же взглянул вниз, как раз вовремя, чтобы увидеть воду. А в следующую секунду осознал, что, по-видимому, плюхаясь в резервуар, жутко визжал, так как сразу же наглотался воды.

Удар на дне резервуара вытеснил, из моих легких воздух, но я не потерял сознания и, работая руками и ногами, начал подниматься вверх.

Когда же голова вырвалась на поверхность, тут же услышал рев автомобильного двигателя и понял, что Лин видела мое падение. Я перелез через край резервуара, упал на землю, затем пробежал до машины и влез в нее, не открывая дверцы. Лин переключила передачу.

Она не сказала ничего, только сильно нажала на акселератор и двинулась по намеченному нами пути. Лицо ее было белым, искаженным, губы плотно сжаты. Через двести ярдов от утеса Лин повернула вправо, к городской магистрали. Накануне мы ехали другой дорогой, которая заканчивалась в Холлисе. Лин быстро окинула меня взглядом и спросила:

— Что случилось? Я слышала жуткие звуки.

— Слышала жуткие звуки? Думаешь, что я...

Мой ответ прервал резкий звук сирен. Справа, откуда-то из преисподней, как управляемый снаряд, навстречу нам вылетела полицейская машина, оснащенная радио.

— Давай, — крикнул я, — жми, беби!

Позади первой полицейской машины показалась вторая, за ней — третья...

— Это убийство! — заметил я. — Через минуту за нами будет гнаться тысяча полицейских! Во... — И замолчал, потому что мы домчались до перекрестка. Я счел, что на нашей скорости мы скорее перевернемся, чем сумеем повернуть налево. — Жми на тормоза! — заорал я благим матом.

Но Лин уже нажимала на них. Мы заскользили, покатились вбок, съехали с дороги в грязь, а когда ударились колесом об асфальт, машину тряхнуло, шины заскрежетали... Послышался запах горелой резины, затем машина накренилась набок.

Я потянулся, чтобы схватиться за руль, но Лин вывернула его вправо, потом снова влево, мы проехали по краю обочины, разбрызгивая грязь, и чудом вернулись на магистраль. Раздался выстрел. Посмотрев через плечо, я увидел радиофицированную машину так близко, что разглядел дуло ствола в руке офицера, которую он высунул из машины. Казалось, оружие нацелено прямо в мой глаз.

Я сунул руку вниз, нащупал между ногами мешок с железными колючками. Эти безделушки напоминали детские игрушки, но служили совсем иным целям. Во время войны их разбрасывали на дорогах, чтобы помешать движению вражеских машин. Но ведь сейчас тоже шла война, и парень, стрелявший в меня, был моим врагом.

Прозвучал второй выстрел, пуля пробила лобовое стекло. Я захватил две полные пригоршни колючек, поднял руки и швырнул их через голову за нашу машину. Наклонился, взял еще, бросил их на дорогу, затем обернулся посмотреть.

Офицер явно собирался выстрелить еще раз, но передние, а затем и задние колеса его машины наткнулись на кучу моих железок. Одновременно с прозвучавшим выстрелом лопнули сразу все четыре покрышки. Полицейская машина подпрыгнула и съехала с дороги. Какое-то мгновение казалось, что она перевернется, но осталась стоять на колесах.

Однако позади на дороге было полно других машин. В погоню за нами к полицейским присоединилась часть неистовой толпы в пятьдесят тысяч человек. Я продолжал выбрасывать на дорогу колючки, пока мешок не опустел. Еще две полицейские машины вышли из строя. Одна съехала в кювет, а вторая накренилась и свалилась набок. Но масса других машин — сотня или около того — приближалась к участку, усеянному колючками. Я не мог на это даже смотреть, отвернулся, уставился вперед и стал думать.