– Может, дерзнем перейти на галоп? – предложил Девир. Его гнедой жеребец вскинул голову, нетерпеливо перебирая ногами.

Ливи в ответ тронула рукояткой хлыста плечо Тритона и пришпорила его каблуками. Мерин полетел стрелой, легкий как ветер, воплощение горделивой силы, живое чудо, сотворенное из мышц и костей. Быстрая езда и холодный влажный воздух прогнали мрачные мысли Оливии.

Девир пробормотал проклятие, оторопело глядя ей вслед. Его изумленный возглас донесся до нее сквозь туман. Ливи усмехнулась, живо представив себе его вытянувшееся лицо. Она никогда не обладала особым талантом к танцам, на фортепьяно играла весьма посредственно, а ее рукоделие не отличалось изяществом, однако ездить верхом она умела превосходно.

Ветер швырял ей в лицо мелкую колючую изморось, на ресницах дрожали капли тумана. Оливия сморгнула их. Девир на своем могучем гнедом жеребце догнал ее лишь в самом конце дорожки. Она услышала его восхищенный присвист и приглушенный топот копыт его лошади.

Ливи натянула поводья, пустив Тритона легким галопом. Девир вскоре поравнялся с ней. Они достигли конца аллеи, скача бок о бок. Девир окинул ее оценивающим взглядом:

– Отличная посадка.

Ливи коротко склонила голову, принимая комплимент. С колотящимся сердцем она развернула лошадь. Девир заставил своего жеребца сделать поворот. Разгоряченный быстрой скачкой гнедой нетерпеливо мотал головой и тихонько ржал, переступая ногами. Ему не терпелось продолжить бег.

– Повторим? – улыбнулся Девир, сверкнув ровными белыми зубами. На его щеках и подбородке уже пробивалась темная щетина, придавая ему какое-то порочное очарование.

Ливи усмехнулась в ответ, и Девир пустил коня вскачь по аллее. Длинный хвост гнедого развевался по ветру. Оливия понеслась вдогонку, ослабив поводья и дав Тритону волю. Гнедой жеребец был крупнее, но он нес на себе более тяжелого седока, что более или менее уравнивало шансы всадников.

Девир оглянулся, желая подзадорить Ливи; на губах его играла улыбка. Оливию вновь захлестнула волна желания. Она выпрямилась в седле, и Тритон замедлил бег, перейдя на шаг. Ливи попыталась выровнять дыхание, разглядывая убегающую вдаль дорожку, едва различимую в сизой дымке. Туман начал рассеиваться. Впереди показались фигуры всадников. Темными пятнами выделялись вороной конь отца, такой же черный, как амазонка графини, и ее гнедая лошадь.

Обогнув их, Девир подъехал к Оливии. «Великолепный выбор», – вспомнились ей слова леди Дунканнон. Ливи вдруг стало трудно дышать, грудь будто сдавило обручем. Так вот как женщины теряют свое доброе имя. Добродетельные жены поддаются соблазну и вступают в связи, о которых прежде даже не помышляли.

Ей стоило только подать знак Девиру, и он поспешил бы утолить ее страсть. Эта простая истина казалась выдумкой, плодом ее фантазии. Так ли уж хорош Девир в постели, как уверяла виконтесса? Желание узнать это становилось все сильнее, все нестерпимее.

Подхватив Ливи за талию, Девир снял ее с седла. Она почувствовала, как сердце гулко забилось в груди, закружилась голова. Девир не просто помог ей спешиться, как обычно поступает большинство джентльменов. Он поднял ее в воздух и поставил на ноги. Причем проделал это без малейшего усилия. Его пальцы не скользили, руки не дрожали.

Оказавшись на земле, Ливи кивнула, и Девир отступил на шаг. Его ладони задержались на ее талии, прежде чем неохотно разжаться. Казалось, пальцы вступили в безмолвный разговор с ее телом. Уводя лошадь, отцовский конюх неодобрительно хмыкнул, словно почтенная вдова, оскорбленная в лучших чувствах. Девир заговорщически улыбнулся Оливии – возмущение конюха явно его позабавило.

Ливи зажмурилась и покачала головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Поддаться его чарам было бы безумием. Она едва не забыла, что все это лишь хитрая уловка, игра. Дав волю воображению, почти позволив себе желать несбыточного, она утратила чувство реальности.

Сестра Девира еще не спешилась. Лорд Арлингтон стоял рядом с ней, рассеянно поглаживая шею ее лошади. Они продолжали разговаривать.

Ливи зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Вы в самом деле всегда завершаете ночь верховой прогулкой?

– Сказать «всегда» было бы преувеличением, – признался Девир. – Но в Лондоне прогулки на рассвете, перед сном, стали для нас своего рода традицией. За городом мы обычно встаем рано, чтобы прокатиться верхом, здесь же кипит ночная жизнь, мы возвращаемся домой лишь под утро. Подниматься, проспав всего пару часов, бессмысленно, а то и попросту невозможно. Вот мы и нашли удачное решение.

– Вы обязательно должны приехать к нам в Холиншед в перерыве между заседаниями парламента, – произнес лорд Арлингтон, весьма недвусмысленно адресуя свое приглашение как Девиру, так и его сестре. – Уверен, Оливия с радостью покажет вам поместье. Я сегодня же напишу вашему отцу.

Ливи с ужасом посмотрела на отца. Меньше всего на свете ей хотелось видеть Девира в Холиншеде. Она с трудом отражала его натиск здесь, в Лондоне. А за городом ей придется лезть из кожи вон, чтобы удержать его в узде и не поддаться соблазну, не погубить себя.

Девир поднес ее руку к губам, изящно поклонился и ловким, быстрым движением вскочил в седло. Он вовсе не выглядел утомленным. После театра, балов, приемов и верховой прогулки Ливи валилась с ног от усталости и мечтала лишь о том, чтобы добраться до постели. Девир же, казалось, вовсе не нуждался в отдыхе. Он выглядел бодрым и свежим, как будто только что проснулся, полный сил.

Шлепнув по крупу лошадь графини, Арлингтон отступил к дочери и обнял ее за плечи, провожая глазами Девира с сестрой. Выехав из конюшни в переулок, всадники обернулись. Темноволосые, темноглазые, с почти одинаковыми улыбающимися лицами, они походили на близнецов, хотя Ливи знала, что сестра Девира на несколько лет старше брата. Графиня задорно махнула рукой и, поправив шляпку, пустила лошадь рысью.

Роуленд забрел в «Красный лев» ближе к вечеру. Заметив Тейна с Воном, сидевших, развалясь, за столом, он занял место рядом с ними. Оба друга так и лучились здоровьем и силой, они явно хорошо выспались и отдохнули. Роуленд окинул хмурым взглядом их благодушные лица. В эту минуту он ненавидел приятелей всей душой. Схватив кофейник, он наполнил пустую чашку, владелец которой, судя по всему, уже ушел. Запах дурного кофе ударил ему в ноздри. Роуленд нахмурился, дожидаясь, пока напиток немного остынет.

Он вернулся домой вместе с Марго, но так и не смог заснуть. Тихо прокравшись в спальню, он забрался в постель, готовясь забыться в сладких объятиях Морфея, и тут послышался грохот колес по булыжной мостовой, ему вторило отдаленное звяканье кухонной утвари, вдобавок соседская служанка, мывшая крыльцо, принялась напевать. Проворочавшись несколько часов без сна, Роуленд сдался – вызвал звонком слугу и приказал приготовить ванну. Лежание в горячей воде не заменило ему сон, но помогло немного взбодриться и ожить.

– Так-так, – посмеиваясь, протянул Вон, подняв глаза от карточного домика, сложенного на столе. – Преследовал леди Оливию до самого рассвета, верно?

Роуленд подул на кофе, прежде чем сделать осторожный глоток. Ему чертовски хотелось вместо ответа смахнуть на пол хрупкое творение лорда Леонидаса, но он удержался.

– Ты ничего не добьешься, сам знаешь, – заметил Тейн, откидываясь на спинку стула, которая немедленно отозвалась жалобным скрипом. – Дама, о которой идет речь, – истинная леди.

Роуленд мрачно посмотрел на приятелей поверх чашки и снова подул на нее. Пусть думают, что хотят. Он чувствовал, что Оливия понемногу поддается, а любопытство ее растет, как сгущается и тяжелеет воздух перед грозой.

Роуленд глотнул кофе. Горьковатый напиток придал ему сил. Тепло разлилось по телу, неповоротливый мозг слегка оттаял и оживился.

– Что ты хочешь этим сказать? – прорычал Девир. – Что моя сестра или твои бесчисленные возлюбленные не леди?

Лорд Леонидас издал сдавленный смешок, и его домик рухнул – карты посыпались на потертый стол и на пол. Насмешливо фыркнув, Тейн бросил еще один кусок сахара в дымящуюся чашку. Роуленд собрался было вновь потребовать ответа от Тейна, но в эту минуту Малькольм Ривз плюхнулся на скамью напротив Вона и швырнул на стол письмо. Сложенный листок со сломанной восковой печатью плавно опустился на середину стола, описав в воздухе круг. В этом медленном падении было что-то зловещее.