— Нисколько не вру. Еще когда в первый раз мы приходили, твоя мама закрывала за нами дверь и сказала: «Поговори там в зоосаду, не примут ли туда Маську. Ведь не век её здесь держать. Бедокурит сильно».

У Жени перехватило дыхание.

Мама, всегда весёлая, добрая, от которой никогда не попадает Жене! Наоборот, маме самой нередко попадает от бабушки за то, что балует Женю. «Мои баловники», — вот как иной раз называет бабушка маму с Женей. Мама, от которой, когда она возвращается с завода и из вечернего техникума, всем только одна радость — и Жене, и папе, и бабушке. Со всеми мама шутит, ласковая, хохотунья.

И вдруг эта мама оказалась обманщицей! Возможно ли это?

— Ты врёшь, всё врёшь! — ревел Женя.

— Нет, это правда! — сурово сказала бабушка. — Твоя выдра из кухни и отовсюду нашу Марью Сидоровну выживает, — разве это хорошо? Человек на пенсии, живёт в этой квартире чуть не сорок лет. Какое ты имеешь право так распоряжаться? Да и вообще…

Женя ничего не слушал и голосил, зажмурив глаза. Владик ушёл с обычным своим профессорским, но сейчас — вдобавок — и расстроенным видом.

Вечером мама, немножко смущённая, уговаривала Женю:

— Ну, не подумала я, Женька, что надо бы сперва с тобой потолковать. В этом я виновата. А вообще куда нам выдра? Пожила, повозился ты с ней — и хватит. Грязь крутом разводит, беспорядок. Марью Сидоровну бы пожалел.

— Никого он не жалеет, — сердито сказала бабушка.

Женя отталкивал мамины ласковые руки, обнимавшие его за плечи, и упрямо твердил:

— Не отдам! Не отдам! Всё равно не отдам! Мне эта Маська, может, дороже всего на свете.

Мама встала с дивана и отошла от Жени.

— Ладно, пусть ещё поживёт зверюшка, — тихонько сказала она бабушке. — Видишь, как он убивается. Там посмотрим…

— Ты, конечно, и крокодила бы позволила ему держать, только бы не ревел, — отозвалась бабушка.

Уже вторую неделю Лида сидела на одной парте с Васей Грачёвым. Это был круглолицый, весёлый, приветливый мальчик, который охотно делился своим имуществом со всем классом. Попроси у него резинку, карандаш, вставочку, — сразу достанет из пенала и протянет: «Бери». Непонятную задачу он вмиг объяснит. Упражнение в твоей тетради проверит и посоветует исправить, где надо, «о» на «а» или «е» на «и».

С Васей каждый очень быстро начинал чувствовать себя попросту, по-свойски, точно ты знаешь его всю свою жизнь и можешь быть твёрдо уверен, что он тебя ни в чём не подведёт, не обманет.

С ним было интересно поговорить. Вася рассказывал содержание прочитанных книг так, что заслушаешься, но, пожалуй, ещё интереснее было слушать про рыбную ловлю в деревне, где Вася жил каждое лето у каких-то родственников.

Поболтать, пошутить Вася очень любил, но только не на уроках. На уроках с ним не поговоришь. Он сидит и слушает, смотрит на учительницу, а шепни ему что-нибудь, хоть самое занятное, он поведёт досадливо плечом, и услышишь от него только одно слово: «Потом».

Как-то Вася сказал Лиде:

— А я знаю, отчего ты дольше всех в классе писала контрольную.

— Отчего?

— Ты, когда пишешь, всё время ворон считаешь.

Лида сделала вид, что не поняла:

— Каких таких ворон? У нас в классе нет ворон.

— Видно, есть, раз ты всё время их считаешь. Глядишь по сторонам и считаешь.

— Да я не гляжу… У меня само глядится.

— Хоть и само, а ты не гляди. Ты, знаешь, как сделай? Дай сама себе слово: буду глядеть только в тетрадку. И на доску. А больше никуда, ни за что! Называется зарок.

— Как это — зарок?

— А так. Значит, сам себе обещался: вот не стану чего-нибудь делать. Папа говорит: «Я дал себе зарок не курить». И правда, не курит. Пачку папирос велел мне выбросить в мусорное ведро. Потому что — зарок.

— За-рок, — задумчиво повторила Лида. — А если всё-таки посмотрится… на Маню Гусеву или вон на тот наш календарь погоды?

— А нельзя, раз зарок! На перемене посмотришь календарь. Убежит он, что ли? Ты сегодня же и попробуй на письме. Один урок только. А потом опять считай своих ворон.

Лида попробовала. Ей показалось, что получилось ничего себе: один раз, в конце урока, она поглядела на Васю, а то всё смотрела в тетрадку, на доску и на учительницу. Но, когда прозвенел звонок, Вася сказал:

— Четыре раза поймалась. А, может, и пять. Гуляла глазами по партам.

— А вот на чистописании не погуляю.

— Поспорим, что, хоть раз, да погуляешь.

Это было похоже на игру. Они заключили спор. Валерка Мухин ребром руки стукнул по их стиснутым, как в рукопожатии, рукам. Три раза Лида проиграла: один раз, оказывается, зачем-то долго смотрела на дверь, другой раз — на Колю Прохорова, который ковырял в носу, третий раз — самой себе под ноги… Потом Лида выиграла. Вася даже удивился:

— Твоя взяла! Молодец!

— Вот видишь! А ты говорил, что мне никогда не выиграть.

Лида заметила, что, как ни странно, урок проходит гораздо быстрее, когда она выигрывает.

Вася был, безусловно, славный мальчик. Но, по мнению Лиды, у него был один крупный недостаток: Вася очень любил Женю Сомова. На перемене он почти всегда ходил с ним, а не с кем-нибудь другим, они о чём-то шептались, смеялись, иногда горячо спорили, и домой из школы они большею частью шли вместе.

— Противный твой Женька, — сказала как-то Лида. — Сидит с этой толстой Валюшкой, и пусть. И зачем ты с ним водишься?

— Какой же он противный? — возмутился Вася. — Он мой лучший друг.

— И друга же ты себе сыскал — нечего сказать! — насмешливо отозвалась Лида. — Каждые пять минут получает по замечанию. И с утра до ночи хвастается своей дурацкой выдрой. Какой-то там Марамаськой.

— Маська её зовут. Почти весь класс её уже видел, даже из шестого класса приходили пионеры.

Вася задел больное место Лиды: да, весь класс видел выдру, ребята уже и рассказывать перестали об её проделках, и только Лида до сих пор толком не разглядела зверюшку.

Лида нахмурилась. Вася предложил:

— Пойдём вместе посмотреть на Маську. Знаешь, как она выросла!

— Никуда я не пойду! Об этой крысище я и слушать не желаю. И видеть мне её незачем!

Но через несколько дней Лиде пришлось увидеть Маську. И произошло это при самых неожиданных обстоятельствах.

Пока бабушка прибирала в комнатах, Маська забралась на плиту, столкнула крышку с кастрюли и не столько съела кашу, сколько разбросала её по всей плите. Вся семья осталась без второго. Бабушка и мама брезговали есть после выдры. Женя, не любивший кашу, на этот раз умолял дать ему остатки. Но ему не дали. Настроение у бабушки и так испортилось, а тут случилось новое происшествие.

Бабушка несла из кухни в столовую кастрюлю с горячим борщом. Маська подвернулась бабушке под ноги, и бабушка споткнулась. С кастрюли свалилась крышка и загремела об пол. На чистом паркете расплылись жирные пятна.

Мама и папа вскочили из-за стола и бросились к бабушке.

Бабушка поставила кастрюлю на стол:

— Еле-еле удержала. Зверь проклятущий! — и добавила в сердцах: — Я тут с вами квалификацию потеряла.

Женя слез со стула и виновато стал осматривать пол возле двери, где споткнулась бабушка, заглянул и под диван. Последнее время он всегда чувствовал себя виноватым, когда Маська что-нибудь вытворяла. За каждую провинность он шлёпал её по морде. Маська шарахалась в сторону и сердито верещала. Но через пять минут всё равно лезла куда попало, что-нибудь опрокидывала или стаскивала со стола.

Отдышавшись и помахав руками, которые обдало горячим паром, бабушка спросила Женю:

— Что ты там ищешь?

— Так ведь ты какую-то квалификацию потеряла, когда Мася тебя чуть не повалила.

Мама и папа рассмеялись.

— Квалификация на полу не валяется, — сердито сказала бабушка. — Садись и ешь! — Она села за стол. — А твой этот юннатский профессор, Владик-то, кругом прав: надо Маську отдать в зоосад.