Литмир - Электронная Библиотека

— Ну… — начал я.

— Думаю, тебе пора уходить.

— Угу. Я позвоню тебе, как только смогу.

— Позвони, Шелл. Все-таки это… успокаивает.

— Может быть, все проблемы разрешатся совсем скоро, и мы сможем немного расслабиться. Может, твой старик придет в себя, когда я вернусь к нему. Может, худшее уже позади, Спри.

— Конечно, — кивнула девушка.

И мне показалось, что она в это не верила.

Впрочем, я тоже.

Я опять припарковался позади мотеля, обошел его и негромко постучал в дверь комнаты, из которой вышел сорок минут назад. Через несколько секунд выглянул доктор Мидленд, потом открыл дверь шире. Я вошел и, возвращая ему его коричневый пиджак, произнес:

— Спасибо за маскарадный костюм. Как дела у Романеля? — Во всяком случае, я начал этот вопрос, но дошел только до имени своего клиента: — «Как дела у…»

Потому что в комнате послышался чей-то сильный вибрирующий голос. И хозяин этого голоса произнес следующие слова:

— Либо ты взял эту идиотскую башку напрокат в антикварной лавочке, либо ты и есть Шелл Скотт.

Глава 18

Я резко повернул голову и увидел Клода Романеля, все еще сидевшего на стуле, где он сидел до моего ухода, только теперь он держал спину прямо, слегка подавшись вперед; одна рука лежала на колене, и он смотрел на меня с полуулыбкой на лице.

Моя реакция явно запоздала. Всего лишь на несколько секунд, возможно, это было связано с тем, что сам голос и ироничный тон были мне незнакомы, пережитые волнения и недоверчивость что-то сдвинули у меня в мозгах. Но я хмуро взглянул на него и сказал:

— Послушайте, Романель, если вы намекаете на… — и осекся.

И только тут до меня дошло.

А когда дошло, я испытал настоящий шок, который свел судорогой мои мышцы и скрутил в узел нервы. Несомненно, это был Клод Романель, который смотрел на меня, разговаривал со мной. Куда подевался тот слюнявый идиот, которого я здесь оставил около часа тому назад?

Доктору Мидленду потребовалось две или три минуты, чтобы вернуть меня к действительности: может быть, потому так быстро, что Романель заикался. Мидленд объяснил, что, по его мнению, электрошок на время парализовал или вырубил ту часть мозга, которая управляет речью, поэтому, хотя Романель мог соображать, что он хочет сказать, и мог, по крайней мере периодически, мыслить с достаточной четкостью, его голова еще была не в состоянии заставить язык и голосовые связки правильно составить слова и донести их до слушателя.

— Разумеется, была поражена не только эта часть, но и весь мозг, — продолжал доктор. — К счастью, это не было необратимо и могло быть гораздо хуже.

— Вот именно: я ни хрена не мог сказать и половину времени не мог шевелить мозгами. — Это опять в разговор вступил Романель. — Зато я кое-что соображал и кое-что помню; помню, как ты, Скотт, завернул меня в какую-то вонючую тряпку и бросил в машину, да еще чуть не раздавил и не вытряс из меня всю душу. Черт побери, я подумал, что ты — враг и пашешь на Чимаррона. Или на нацистов…

— Может, хватит об этом? — спросил я. — По вашему получается, что я должен был постепенно вытаскивать вас из этой больницы и аккуратно обращаться с вашими немощными телесами, чтобы Чимаррон имел возможность пристрелить нас обоих несколько раз. Я также понимаю…

— Пристрелить? — прервал он меня. — Значит, в вас стреляли?

— Сегодня всего один раз. Конечно, это вас разочарует…

В этот момент в беседу вступил доктор Мидленд.

— Мистер Скотт получил неглубокую рану, которую я обработал и перевязал. Но рана была явно огнестрельная.

Романель как будто несколько озадачился. Но сказал только:

— М-да. Это было… очень любезно с вашей стороны, Скотт.

— Вы не хотите его послушать? — обратился я к Мидленду. — По-моему, ему не очень хорошо.

Но потом я снова посмотрел на Клода Романеля, приятно удивляясь происшедшей в нем перемене. Я знал, что ему пятьдесят восемь лет, но несмотря на все, что недавно выпало на его долю, он выглядел на пять и даже на десять лет моложе. У него были грубоватые черты лица, длинный нос, широкие брови, подчеркивающие узкий лоб, и голова, сплошь покрытая темными жесткими волосами с седым отливом. В нем было что-то демоническое, и я отметил это еще в первый раз, когда увидел его фотографию, однако в принципе он был очень даже привлекателен. А кое-кто мог признать Романеля красавцем.

Я повернулся к доктору, который сложил свои вещи и собирался уходить.

— Когда он выбрался из… из состояния, в котором я его оставил?

— Минут за десять до вашего возвращения, — ответил Мидленд. — И совсем неожиданно, как я и предполагал.

— Он что-то закапал мне в глотку — и бац! — у меня в черепе как будто включился свет.

На этот раз доктор прервал своего пациента, и, очевидно, это уже случалось в течение тех десяти минут, пока я отсутствовал.

— Я уже говорил вам, Скотт, что в свое время я угощу его гомеопатическим ацетилхолином, который восстановит нормальный обмен электрическими импульсами между мозговыми клетками. Когда я накапал этих капель мистеру Романелю под язык, он отреагировал почти мгновенно и исключительно положительно.

— Хотел бы я видеть это, — пробурчал я. — Только вряд ли бы поверил.

Доктор улыбнулся.

— Наверное, не поверили бы. Результаты приема правильно подобранного гомеопатического лекарства иногда — конечно, иногда, и это зависит от тяжести симптомов, а не от их продолжительности, — так вот эти результаты иногда наступают настолько быстро, и они настолько очевидны, что для непосвященных кажутся сверхъестественными. — Его улыбка стала шире. — Даже для большинства медиков.

— Док собирается вылечить меня от рака, — гордо заметил Романель.

Мидленд поморщился и косо взглянул на Романеля.

— Я же просил вас не говорить об этом, — процедил он.

— Ну, я забыл. Наверное, от этого высокого напряжения, которое пропустили через мою башку…

— Больше не забывайте, пожалуйста. — Мидленд посмотрел на меня по-прежнему недовольно. — Я сказал мистеру Романелю, что посмотрю его, если он хочет, и попытаюсь укрепить его иммунную систему, сбалансировать химический состав его организма и восстановить жизненную энергию, необходимую для его выздоровления. Иногда в таких случаях — вообще-то, не иногда, а как правило, — организм сам избавляется от вредных клеток, сам восполняет дефицит и доводит больного до нормального состояния.

— Какого черта, док, у меня же рак желудка, и метаста…

Мидленд, проигнорировав Романеля, продолжал смотреть на меня.

— Если возможно, мистер Скотт, напомните мистеру Романелю, когда я уйду, что я даже не буду пробовать лечить его рак и что такую фразу употребил не я, а он. Никто и нигде не лечит рак. Некоторые врачи, причем очень немногие, улучшают состояние и укрепляют силы больного даже при той или иной форме злокачественной опухоли. Но единственными разрешенными методами борьбы с раком, по крайней мере, в нашей стране, являются следующие: кромсать под видом хирургии, жечь посредством облучения и травить химиотерапией, но, к сожалению, это не помогает. Эти методы имеют дело с симптомами, а не с причиной, поэтому никогда не дают результатов. И опять, к сожалению, эти одобренные методы редко убивают рак, но зато часто убивают больного. Более щадящие методы, то есть все прочие, запрещены в Соединенных Штатах, даже если они приводят к результатам, намного лучшим, чем ортодоксальное лечение.

В конце он пробормотал что-то почти нечленораздельное. Мне показалось, что это прозвучало как «особенно, если приводят», но я не был уверен.

Потом доктор Мидленд, пристально глядя на Романеля с выражением, которое можно было назвать полуулыбкой, быстро проговорил:

— Надеюсь, вы тоже слышали. В таком случае, надеюсь и на то, что вы больше никогда не скажете, что я могу вылечить вашу болезнь каким-то иным способом, кроме хирургии, облучения, химиотерапии, или еще замучив вас заживо в африканском муравейнике, если только вы не хотите, чтобы я потерял свою лицензию на медицинскую практику или чтобы меня не арестовали и не посадили в тюрьму, как некоторых моих строптивых коллег.

69
{"b":"22325","o":1}