— Но чем? Я бы очень хотела. Скажи что, и я сделаю.

— Спасибо, Лина. Может быть, я обращусь к тебе позже.

— Наконец-то. Это в первый раз.

— Что в первый раз?

— Ты в первый раз назвал меня Линой, нет?

— Но у меня еще, Лина, и возможности-то не было с тобой поговорить.

— Мы должны как-нибудь выбрать время. По-моему, Шелл, ты очень приятный парень. И это имя тебе подходит. Большой и сильный. Даже с этим носом и ухом ты все равно приятный. Да-да. Немного серьезный, но очень ничего. И не стриги так коротко волосы. Отпусти подлиннее. Ты это сделаешь для меня, нет?

— Нет.

Она наклонила голову набок и притворно нахмурилась:

— Но почему?

— Мне так больше нравится.

— Фу-ты ну-ты. Ну ладно, ты все равно ничего. А как я тебе?

Как она мне! Видели бы вы ее! Мой язык снова начал прилипать к небу. Я только и смог выговорить:

— Ты мне подойдешь.

— Подойду?! Подбирай слова, парень. Все мужики говорят со мной не иначе как: «Лина, ты богиня» или «В глазах твоих райские кущи» — и так далее в том же роде. А ты: «Подойдешь!..», «Наверное, соскучился — нет!», «Надень бюстгальтер!..». Что с тобой, дорогуша?

— Может быть, я тебя боюсь. — Я изо всех сил пытался сохранять невозмутимость.

— Он боится! — У Лины сузились глаза. — Ну что ж, мистер Скотт, подожди немного. Я напугаю тебя до смерти.

Мистер Скотт молчал.

— Бюстгальтер потребовался! Да я его сроду не надевала! Ты же просто старомодная бабка! С этой-то блузой? Взгляни как следует!

Она села прямо, и я взглянул. Как следует и как не следует.

— Нравится?

Я кивнул. Внутри у меня все свернулось, как спагетти в кастрюле.

— Крестьянки так носят. А я могу так. — Она подтянула ее к самому подбородку — тоже неплохо смотрелось. — Или вот так.

Блузка соскользнула вниз с одного округлого плеча, Потом с другого, потом еще ниже. О, Боже мой! Неужели совсем спустит? Еще ниже.

— И, пожалуй, вот этак. Правда, нравится, мистер Шелл Скотт?

Из меня вдруг полез французский.

— Oui,[4] — с прилипшим языком ничего другого не скажешь.

— О-о, мсье говорит по-французски?

— Oui.

— О-о, merveilleux! Quel homme remerquable, monsieur Scott. Quels autres talents caches avezvous?[5]

— О-о, oui, oui.

Лина подняла брови и посмотрела на меня как-то подозрительно:

— Comment?[6] Какой вы замечательный человек! И как хорошо щебечете по-французски! Уж по-испански-то вы тоже можете, нет?

— Si.[7]

— Eres un marrano cochino. Verdad?[8]

— Si, si.

Она рассмеялась. Затем перегнулась через стол и шепнула:

— Мистер Скотт, я только что назвала вас грязной свиньей. Вы большой притворщик, сеньор.

— Да, я большой притворщик. Но, пожалуйста, только не грязная свинья.

Она откинулась назад и засмеялась громче. У соседнего столика обернулись. По косым взглядам я догадался, что было бы лучше, если в я сейчас растворился в воздухе.

Лина успокоилась и сказала:

— С тобой не соскучишься.

— Это точно. Лина, скажи мне, как так получилось, что ты здесь работаешь? И почему с Мигелем? И давно ли? Вы с ним вместе?

— Нет. Нельзя сказать, что мы вместе. Будь он неладен, этот Мигель! Значит, так, я — певица. Приехала на заработки. Два месяца назад. А Мигель тогда со своими ножами работал с Рамоной. Это его напарница. И вот однажды Рамона не явилась. Как потом оказалось — сбежала с любовником и вышла за него замуж. А мужу неприятно видеть, как прокалывают жену, согласись?

— Логичное объяснение.

— Тогда ко мне подошла Мэгги и спросила, не пойду ли я на ее место. Я сказала «нет». Но Мэгги не отставала. Пообещала сотню в неделю. Это вместо пятидесяти у Рамоны. Я сказала: «О'кей». И вот, — Лина пожала плечами, — пока так. Толпе нравится. На меня они готовы смотреть весь вечер. Но я уломала Мэгги на сто пятьдесят. Уже шесть недель мы это делаем. Вернее, делает-то все он, а я только стою.

— И не страшно?

— Сейчас нет. А вначале — да, было. Но Мигель ничего, уж что-что, а ножи он держать умеет. Вот так, дорогуша.

— А родилась ты где? Здесь, в этом городе?

— Нет, родилась я в Венесуэле. Но живу здесь уже достаточно. В «Коронет-отеле» на Вестерн-авеню. Одна. Комната 40. Можешь навестить.

— Э-э… сейчас надо бежать к шефу. Когда следующее представление?

— Следующее уже было. Закончилось как раз перед твоим приходом. Осталось последнее — в полвторого. Посмотришь?

— Не знаю. Попробую. — Я глазами показал на дверь справа от оркестра. — Ведет к хозяйке?

— Да. Сразу к ее комнате. Но у нее там табличка: «Посторонним вход воспрещен».

Я подмигнул Лине и пошел прямиком к двери справа от оркестра. За ней оказался маленький коридор. В конце его тускло горела лампочка, освещая другую дверь с табличкой: «Посторонним вход воспрещен».

Я постучался. Половицы под ногами слегка закачались, дверь открылась, и оттуда зарычала мадам Риморс:

— Что тебе надо, Мак?

— Поговорить.

— Хм, заходи тогда и не торчи там как… — Но как что, она не сказала.

Я вошел. Это была комната, вернее комнатка, очень скромных размеров. Напротив двери стоял письменный стол, а за ним большой мягкий стул, достаточно большой и достаточно мягкий для внушительных размеров хозяйки. Помимо этого, из мебели в комнате было еще два простых деревянных стула.

Сама Мэгги уселась на мягкий стул, а мне указала на простой:

— Присаживайся, Мак.

Я присел.

У стола торчал тот самый парень, с кем Мэгги разговаривала часа два назад. Тот, про кого Лина сказала, что это Хуан Порфирьо. Сейчас я рассмотрел его как следует. Шести футов роста или чуть поменьше и худощавый. Он казался упругим и жилистым, как будто постоянно тренировался и держал себя в форме. Спорт, сауна и так далее. Среднего возраста, оливкового цвета кожа на лице и на шее, гладкая и натянутая. А костюм на нем был — мне такой в жизни не купить — стоил, наверное, целую кучу денег. Волосы черные и жесткие, начавшие седеть на висках, а губы большие и толстые, даже слишком толстые для такого лица. Его запросто можно было сфотографировать и поместить на обложку издания типа «Чувствительный латиноамериканец». Он был если не из Мексики, то уж из какой-нибудь другой южноамериканской страны, — это точно. Выглядел, конечно, здорово.

Мы кивнули друг другу, а потом он обратился к Мэгги. Он говорил глухо и со специфическим испанским акцентом:

— Большое вам спасибо, миссис Риморс. Я отнял у вас, наверное, много времени и сейчас должен уйти. И после этого сразу ушел.

— Ну, так чего тебе надо? — в очередной раз зарычала на меня Мэгги.

— Видите ли, произошло нечто странное Весьма странное. Мисс Мартин, та молодая женщина, с которой я провел здесь около часа…

— Не тяни резину, выкладывай. Мне особо некогда с тобой цацкаться.

Я видел, что ей было некогда и что она ничем не занималась, но промолчал.

— Проклятье, — выругался я.

Голова у Мэгги дернулась, жирное лицо заколыхалось. Мне показалось, что она собирается сесть на меня, чтобы тут же и раздавить. Но она только криво усмехнулась и икнула.

— О'к-кей, Мак. Выкладывай, не стесняйся.

— Миссис Риморс, я расскажу это, как сам все видел. Итак, произошла странная вещь. Мы с мисс Мартин уехали отсюда, а через минуту или две, не больше, нас догнала машина, из которой нас обстреляли. Из настоящего оружия. Мисс Мартин убили. Могли убить и меня, но мне повезло. Ну как, это странно или нет?

— Ты прав, странно. Ну и что?

— А то, что это случилось сразу же после того, как мы оставили ваше милое заведение. Голову даю на отсечение — сюда за нами никто не ехал. Вот я и подумал: может, вы подскажете, как это произошло, что кто-то узнал про нас. Забавно получается: стоило нам слинять, и нас сразу сцапали.