Долгие годы считалось, что Муса Залилов (Джалиль) вступил в комсомол летом 1919 года и что он был в числе первых 109 комсомольцев Оренбурга. Терпеливо искал я подтверждение этому. Но ничего определенного не находилось. И только позднее в партийном архиве Оренбургского обкома КПСС мне посчастливилось среди множества регистрационных карточек делегатов десятой губернской конференции обнаружить заполненную самим Мусой Залиловым. В ней, в графе «союзный стаж», его рукой записано:

Итак, 17 февраля 1920 года стало торжественной датой в биографии Джалиля. Когда я показал землякам поэта выписку из регистрационной карточки, они в один голос заявили, что этот день и надо считать днем рождения сельской комсомольской ячейки.

Так я и написал в книге «Юность Мусы Джалиля». Но продолжались поиски в архивах, встречи с друзьями и соратниками Мусы, с теми, кто работал вместе с ним в Орском и Оренбургском уездных комитетах РКСМ. Хотелось найти какие-то документы о создании ячейки в Мустафино.

Наконец, пришел день, когда в фондах партийного архива удалось обнаружить папку, одно название которой привело меня в душевный трепет: «Протоколы общих собраний Мустафинской ячейки Ново-Никольского волкома, Шарлыкского района».

Открываю первую страницу.

Еще и еще раз перечитываю имена и фамилии. Большинство ребят из «Красного цветка» — детской пролетарской организации, созданной и выпестованной Мусой. Кое-кто из тех, кто постарше, например, брат Мусы Ибрагим. А Мусы в списке нет.

В чем же дело? Листаю следующие протоколы. Оказывается, что только спустя два дня Мусу принимают в комсомол. В протоколе № 3 от 16 февраля 1920 года записано:

Собрание, как и всегда в селе (у каждого какое ни на есть, но хозяйство), началось поздно вечером, вопрос о приеме Мусы Залилова был пятым. Закончилось собрание глубокой ночью, то есть уже на другой день и, видимо, поэтому Муса писал, что он в комсомоле с 17 февраля.

Как же все это получилось? Почему Муса не был на первом собрании и не вступил в комсомол вместе со своими друзьями? Ведь все, с кем приходилось говорить, утверждали, что ячейка в Мустафино была создана главным образом благодаря стараниям Мусы, который не раз писал и в волостной, и в уездный, и в губернский комитеты о том, что в селе много бедняцкой молодежи, желающей вступить в ряды РКСМ. Не только писал, но и ездил и в Шарлык, и в Каширинск. Вспоминали о том, что с первого дня Муса был признанным вожаком сельской ячейки.

Снова отправляюсь в Мустафино, беру с собой копии протоколов первых собраний, встречаюсь с младшей сестрой Мусы Хадичей Мустафовной, пишу во Фрунзе Ибрагиму Мустафовичу, прошу сосредоточить память на тех днях.

Проходит немало времени, прежде чем все становится на свои места. Выясняется, что, не получив ответа из укома, Муса 11 или 12 февраля отправляется в Каширинск (уездный центр был назван так в память об активных участниках борьбы за Советскую власть в Оренбуржье братьях Кашириных). А в это же время по письму Мусы в село приезжает представитель отдела нацменьшинств Оренбургского губкома РКСМ Хакимов. Он созывает молодежь и предлагает провести собрание. Ребята настаивают на том, чтобы подождать Мусу. Но Хакимов объяснил, что организационное собрание надо провести не откладывая, потому что ждать он не может, так как спешит в Шарлык по важному и неотложному делу. А как только вернется Залилов, можно будет собраться снова и принять в комсомол его.

Ибрагим Мустафович Залилов так рассказывал о том, особенно памятном для мустафинцев, собрании.

— Заседали мы почти всю ночь. Собрание проходило в школе. И, пожалуй, многие односельчане удивлялись, видя далеко за полночь огоньки в школьных окнах. Хакимов выступал с докладом. Это не был доклад в теперешнем понимании слова. Работник губкома просто беседовал с нами, рассказывал нам обо всем — о большевистской партии и о Ленине, о комсомоле, о его первом и втором съездах, о гражданской войне, об Оренбурге и делах сельских ячеек, знакомил будущих комсомольцев с политической обстановкой в стране, с тем, чем нам предстояло заниматься.

В свою очередь, мы тоже рассказывали ему о наших делах и, в частности, о «Красном цветке». Хакимов похвалил нас за энергию и выразил надежду, что мустафинская ячейка будет боевой.

Потом уже чуть ли не перед рассветом (даже лампа стала гаснуть — весь керосин выгорел) была оформлена ячейка РКСМ. Зифу Ибатуллину избрали председателем, меня — секретарем.

Когда зашла речь о том, что надо утвердить ответственного за работу с детьми, мы все в один голос заявили, что это следует поручить Мусе. Хакимов согласился с нами и посоветовал записать это в протоколе после приема его в комсомол. Но я должен отметить, что Муса занимался не только с детворой. Фактически он вел основную работу в ячейке и руководил ею, потому что был наиболее подготовлен для этого дела. Не случайно, именно Мусу выбрали делегатом на конференцию в Оренбург.

Нашлось документальное подтверждение этому:

А ведь и поныне на конференцию прежде всего избирают вожака комсомольской организации, который, как никто другой, должен быть в курсе всех событий.

Муса и был таким вожаком!

Кстати, многие протоколы собраний мустафинской ячейки написаны знакомым почерком Джалиля.

Удивительные это документы — комсомольские протоколы тех неповторимых, окрашенных революционной романтикой лет. Время было тревожное. Нередко по-воровски, под покровом ночи или на рассвете, нападали на села бандиты. Люто расправлялись они с коммунистами и комсомольцами, убивали активистов, поджигали их дома. На Заволжье надвигался голод. И в эту суровую пору вчерашние мальчишки, в основном, малограмотные, а порой и совсем неграмотные, серьезно, по-партийному решали вопросы жизни, борьбы сельской молодежи, вырывали ее из-под влияния кулаков и мулл.

Вот выписка из протокола собрания комсомольцев ячейки:

Или такой документ: