На правой стене неожиданно появилась дверь. Едва намеченная, дрожащая, словно марево, с изящной серебристой ручкой. Дверь, подрагивая, летела по ровной поверхности, то подпрыгивая к потолку, то сползая почти к самому полу, переламываясь на плинтусе, словно кто-то бежал впереди Шталь, отчаянно размахивая включенным кинопроектором. От двери исходили отчетливые, предельно негативные эмоции.
Назад! Запрещено! Запрещено!
- Я хочу войти! - рявкнула Шталь, напугав выглянувшего из кабинета Тимку-Фантаста. - Впусти меня!
Запрещено!
Призрачная дверь доехала до конца коридора и по диагонали устремилась было к потолку, но Эша, мысленно накрепко вцепившись в удирающее хранилище, прыгнула вперед, прямо в эту улетающую дверь, совершенно не думая о том, что, скорее всего, сейчас просто разобьет себе голову о стену.
Я хочу войти!
Что-то словно треснуло внутри ее напряженного организма, а в следующую секунду Шталь провалилась в пустоту. Полетела кувырком, чувствительно стукнулась боком о что-то твердое, после чего с размаху рухнула на какой-то мягкий, плюшевый предмет, который непонятным образом тут же стал медленно вращаться. Руки и ноги, на предмете не поместившиеся, повисли в воздухе. Сразу же стало очень тихо.
Застонав, Эша приподняла голову, в которой кружилась развеселая карусель, увидела, на чем лежит, и с воплем ужаса слетела на пол. Принявшее ее в свои объятия зеленое кресло еще раз мягко провернулось вокруг себя и приглашающе застыло.
Не хочешь ли присесть, дитя? Не хочешь ли отдохнуть? Успокоиться? Я умею успокаивать. О, я славно умею успокаивать. Навечно.
Шталь отпрыгнула подальше и тут же присела, уворачиваясь от тяжелого баскетбольного мяча, полетевшего точно ей в голову. Мяч стукнул о пол метрах в пяти от нее и остался лежать, хищно покачиваясь из стороны в сторону и словно примериваясь для нового прыжка. Тем временем что-то обернулось вокруг ее ноги, несильно, но вполне ощутимо сдавив шталевскую конечность, и Эша поспешно сдернула с себя подкравшийся узорчатый шелковый шарф и отшвырнула его подальше, после чего отступила на кажущееся безопасным место, относительно свободное от вещей.
Молодец, Шталь! Залезла прямиком в осиное гнездо!
Хранилище оказалось внушительных размеров - величиной, наверное, с пол-этажа - и было сплошь заставлено и увешано самыми разнообразными вещами. Здесь стояла даже какая-то машина, наглухо закрытая чехлом. Многие вещи были плотно укутаны в покрывала, и под тканью даже нельзя было разобрать очертания того, что она скрывала. Возле одной из стен была аккуратно сложена целая горка ковровых рулонов, туго перетянутых веревками - оказывается, и Ковроведы умели создавать опасных собеседников. В большом угловом шкафу за прозрачной дверцей сидели куклы и плюшевые игрушки, кажущиеся совершенно безобидными. Несколько статуй, выглядевших куда как более недобро, чем злополучный мраморный сатир из холла. Внушительный железный ящик, судя по ощущениям, доверху забитый нехорошими собеседниками Михаила. Несколько люстр и бра, мебель, множество коробок с ярлыками. А вон и ее зонт - мирно висит на стене.
Эша нерешительно переступила с ноги на ногу и почти жалобно оглянулась на закрытую дверь, которая сейчас казалась вполне реальной. Ощущения исходили из всех уголков хранилища - приглушенные, неразборчивые. Казалось, вещи присматриваются к ней, прежде чем начать что-то делать, и Эше подумалось, что очень скоро они наверняка начнут что-то делать. Ейщаров знал, как вести себя в хранилище, она - нет. Нужно действовать быстро. Призвавшие ее вещи вот-вот поймут, что она обманула их и вовсе не собирается давать им никакой свободы. Остальные вещи просто захотят заняться тем, чем занимались с тех пор, как встретили своих Говорящих.
выпусти меня...
возьми меня, подержи в руках...
надень меня...
коснись меня...
присядь ко мне...
посмотри на меня...
любишь? любишь?.. мы любим... и ты тоже полюбишь...
открой нам двери... впусти к нам людей...
Вещи лучились эмоциями, они были переполнены ими, они жаждали тех, с кем могли бы эти эмоции разделить.
Зараженные вещи.
Эша затрясла головой, прогоняя обрушившиеся на нее голоса, и зашарила взглядом по сторонам, ища нужное ей зеркало. Ни единого взблеска серебристой глади в хранилище не было, но и на стенах, и возле стен хватало больших плоских предметов, укутанных тканью, которые вполне могли быть зеркалами. Марат упоминал о большом прямоугольном зеркале в узорчатой оправе. Возможных зеркал, спрятанных под материей и подходящих по размеру и форме, она насчитала четыре штуки, и мысль о том, что придется заглядывать во все, ей крайне не понравилась. Все же, Шталь осторожно, ежесекундно озираясь, содрала ткань с ближайшего прямоугольника, но это оказалось не зеркало, а огромный серебряный поднос, тусклый и потемневший, с узором в виде извивающихся стеблей и цветков лилий. Не дожидаясь, пока поднос сотворит какую-нибудь пакость, Эша поспешно натянула ткань обратно.
Следующий предмет действительно был зеркалом, но никакой узорчатой рамой это зеркало не обладало - это был предельно обычный серебристый прямоугольник, и едва он взглянул на Шталь из прорехи среди оттянутой материи, как она тут же начала отчаянно чихать - и дочихалась до рези в горле и хрипа в легких, прежде чем ей удалось вернуть зеркальный чехол на место. Едва серебристая поверхность скрылась, как чихание прошло само собой. Эша утерла глаза рукавом халата и нерешительно посмотрела на очередное нечто, скрывавшееся под тканью. Потом, вздохнув, потянула за край чехла, и материя подалась удивительно легко, тут же мягкими складками улегшись у нижнего края тяжелой рамы и в один миг полностью обнажив зеркало. Эша изумленно приоткрыла рот.
В зеркале был младенец. Чудесный, развеселый, голый розовый младенец с реденькими каштановыми волосиками, который лежал на спине и, радостно пуская пузыри, пытался запихнуть себе в рот собственную ногу. Младенец выглядел абсолютно счастливым.
- Господи, - потрясенно прошептала Эша, - это что - я?!..
Зеркальное чадо, продолжая свои акробатические трюки с ногой, ничего ей не ответило. И немудрено. В этом возрасте Эша Шталь, возможно к счастью окружающих, еще не умела разговаривать.
Развернувшись к зеркалу спиной, Эша сделала несколько шагов и нерешительно остановилась, не решаясь вновь повернуться к зеркалу лицом. Кто знает, на какое именно расстояние нужно отойти? Сколько метров отделяет ее от лицезрения возможного будущего?
Закусив губу, она все же повернулась.
Зеркальная Эша Шталь выглядела неважно. С мокрой одежды текло, всклокоченные волосы облепили щеки, все лицо было в царапинах, одну ладонь перетягивали грязные бинты. Из-за пояса шорт торчала рукоять пистолета, смотревшегося на общем фоне совершенно нелепо. В зеркальных глазах плескался полубезумный ужас.
Повезло, она вовремя остановилась. Внешний вид зеркальной Эши определенно соответствовал ночным событиям трехнедельной давности. Шталь ощутила почти непреодолимое желание сделать шаг назад, с трудом взяла себя в руки, и очень медленно, сантиметр за сантиметром, начала преодолевать расстояние, отделявшее ее от зеркала, глядя в него широко раскрытыми глазами.
Вначале отражение менялось неощутимо, почти неуловимо. Волосы сплетались и расплетались вновь, одна одежда превращалась в другую, а старые царапины становились свежими, пропадали, появлялись другие, еще более старые, которые давным-давно уже позабылись. Она не сдержала испуганного возгласа, когда на мгновение в зеркале промелькнула обезображенная глубокой старостью согбенная фигура, занавешенная спутанными седыми волосами - отголосок приключения во владениях ныне покойной бывшей Часовщицы. Вновь молоденькая и хорошенькая Эша Шталь, незаметно и незаметно еще больше молодеющая. Волосы становились короче и короче, пока не обратились совсем короткой, мальчишеской прической, с которой она покинула волжанскую больницу и переехала вместе с Полей в Шаю. Потом верхняя часть головы скрылась под повязкой, лицо стало бледно-серым, прозрачным, а в подглазьях расползлись гигантские синяки. Эшу передернуло. Ужасней она выглядела только на фотографии, где ее, залитую кровью, тащили на носилках.
