Не уставая обожать,
Глядел на прелести девицы,
Намереваясь исхитриться,
Хоть на неделю удержать.
И сейчас мы можем увидеть это ленивое судно, задержанное любовью Нептуна, в окружении Нереид на прекрасном холсте Рубенса. Скандальная хроника того времени говорила несколько другое. Она утверждала, что поход был намеренно задержан, так как предусмотрительная Мария желала убедиться перед высадкой во Францию, что она не будет подвергнута разводу из-за бесплодия. Не было ничего великолепнее галеры, на которой Мария Медичи достигла Франции. Она была семидесяти шагов в длину, с двадцатью семью гребцами с каждой стороны. Весь интерьер был позолочен, на корме была индийская деревянная мозаика из граната, черного дерева, перламутра, слоновой кости и лазурита. Она была украшена двадцатью переплетенными железными кольцами, осыпанными топазами, изумрудами и другими камнями, с большим количеством жемчуга. У Медичи всегда был абсурдный вкус к неоправленным камням. Внутри, напротив кресла принцессы, были изображены геральдические знаки Франции, причем цветы лилии были сделаны из бриллиантов сбоку знаки Медичи, составленные из пяти огромных рубинов и сапфира. Оконные занавески были из золотой парчи с бахромой и обивка стен из той же материи. На берегу будущая королева была встречена коннетаблем Франции. Четыре консула Марселя вручили ей ключи от города. Затем ее проводили под балдахином из серебряной парчи во дворец. Она была одета по-итальянски — в платье, расшитое золотом по синему фону, причесана очень просто, без пудры и с полностью закрытой грудью.
В Авиньоне ее встретил Сюарес, заседатель Авиньона. Он приветствовал ее, преклонив колени, тогда как три самые красивые девушки города, представлявшие три грации, вручили ей ключи от городских ворот.
Архиепископ принял ее в храме, где благословил ее и потомство. Знал ли он уже тогда, что за потомство он благословляет? Консулат города поселил ее в большом дворце и поднес ей сто пятьдесят золотых медалей, где были портреты ее и короля, а на реверсе город Авиньон.
Наконец, в субботу, второго декабря, она прибыла в Лион и вошла в город при факелах через ворота Дофина, над которыми можно было прочесть такую надпись:
Сегодня рады мы открыться,
Чтобы принять к себе девицу.
Защитой верной будем принцу.
Принцесса неделю ожидала приезда короля. Король, отправившийся из Савойи, был задержан плохими дорогами и Генриеттой д'Антраг. Супруги стоили друг друга. Если она явилась со своими любовниками, то и он ехал ей навстречу в сопровождении подружки.
Король подъехал к одиннадцати часам вечера и вынужден был долго ждать перед Лионским мостом. Ему не желали открывать шлагбаум, так как он не хотел назвать себя.
Мария Медичи ужинала после бала, данного в ее честь.
Генрих, смешавшись с толпой, пошел взглянуть на нее и нашел ее малопривлекательной. Ее портрету, которым его одарили, было десять лет. Она, здоровая, дородная, круглая, с видом унылым и грубым, не знала к тому же французского языка, языка еретиков, как она его называла.
И тем не менее король выказал ей свою привычную галантность, весело воскликнув:
— Вот и я, мадам! Я явился верхом и не захватил постели, а потому, учитывая жуткий холод, умоляю уделить мне половину вашей.
Мария присела в глубоком поклоне, хотела встать на колени, чтобы поцеловать руку короля, но Генрих этого не снес: поднял и поцеловал ее в лицо с той очаровательной воспитанностью, которой умел так хорошо сопровождать свои комплименты.
Позже, после краткого рассказа о задержках, которые он терпел в пути, несколько слов об успехах его армии против герцога Савойского, он, в свою очередь, отправился ужинать, но четверть часа спустя он входил в комнату принцессы. Скажем походя, что если бы кто-нибудь прошел мимо этой комнаты, он увидел бы, что она охраняется маленькой уродиной с глазами, будто раскаленные угли, вроде тех, которые Данте дал своему Карону.
Это была молочная сестра принцессы, дочь плотника, гордо называвшая себя Элеонора Галигаи. Именно она держала нити, приводившие в движение тяжеловесную глупую куклу, прибывшую из Флоренции.
Услужливые кавалеры весьма не понравились Генриху IV. Молочная сестра не понравилась, возможно, еще больше. Она, казалось, была здесь для того, чтобы охранять дверь спальни своей госпожи от того единственного, кто имел право туда войти.
Генрих IV вошел, хотя никто его туда не гнал. Той же ночью, говорит история, брак стал свершившимся фактом.
Двор остался в Лионе, чтобы покончить савойские дела и заключить мир. Все было закончено в шесть недель. Королева, беременная дофином Людовиком XIII, прибыла в Париж в марте 1601 года, остановилась у мсье де Гонди, своего первого придворного кавалера, провела некоторое время в роковом доме Замета, где бедную Габриель настигла смерть, покинула наконец и этот дом, чтобы занять свои апартаменты в Лувре. Из Лувра в начале весны король увез свою жену в Сен-Жермен, где велел построить новый дворец, сам же отправился праздновать свой юбилей в Орлеан, а заодно заложил первый камень собора Святого Креста.
Королева приняла довольно холодно, это и понятно, приезд маркизы де Верней, представленной ей по приказу короля старой герцогиней Немур. Впрочем, одна женщина взялась примирить жену и любовницу. Это была Элеонора Галигаи. Мария Медичи хотела пожаловать ей титул дамы, ведающей одеванием королевы, но король не соглашался.
Элеонора, заметив, что не может ничего добиться с этой стороны, отправилась к маркизе де Верней и обещала ей, что, если та поможет в достижении этого титула, объекта ее вожделений, она со своей стороны расположит к ней королеву.
Союз был заключен на этих условиях и благополучно исполнен с обеих сторон.
Элеонора была назначена дамой, ведающей одеванием королевы, а маркиза де Верней была гораздо лучше принята королевой.
Генрих IV воспользовался улыбкой Марии Медичи, обращенной к мадам де Верней, чтобы поселить ее в Лувре.
Так оказались под одной крышей две беременные дамы — королева и любовница. Это совпадение вызвало определенную ревность Марии Медичи, но мадам де Верней оказала ей новые услуги.
Элеонора желала женить Кончини, к тому времени маршала д'Анкра. Этому всячески мешал король. Он ненавидел обоих итальянцев. Вмешалась маркиза де Верней, и свадьба состоялась, к огромному удовлетворению Марии Медичи. Двадцать седьмого сентября 1601 года королева родила дофина Людовика XIII. Он родился на исходе девяти месяцев и десяти дней, на десятой луне.
Этьен Бернар, королевский судья окружного суда Шалона, составил по поводу этого рождения следующий дистих, указывающий день недели, знак Зодиака, месяц и час рождения Людовика XIII:
LVce JoVis prIMA, qVa soL sVB LanCe refVLget
nata saLVs regno est JVstitlae qVe CapVt.
Буквы-цифры дистиха составляют год 1601-й.
Первый стих говорит о том, что дофин родился в среду сентября месяца. Второй — что он родился под знаком Весов.
Обстоятельство, наивно добавляет историк, из-за которого он получил прозвище Справедливый. Лицо ребенка ни малейшей чертой не напоминало его отца, и в характере, как выяснилось впоследствии, не было никакого сходства. Ничего со стороны Бурбонов, ничего со стороны Валуа. Ничего от Франции. Что до маркизы де Верней, она родила без всякого шума к концу октября мальчика, получившего при крещении имена Гастон-Генрих, ставшего сначала епископом Менца, а затем герцогом де Верней.
По случаю благополучного разрешения состоялся шумный праздник, балет (мы не знаем точно, по поводу этого ли балета консультировались с Сюлли) составлял его главную часть. Для исполнения этого балета королева выбрала пятнадцать самых очаровательных женщин двора. Маркиза де Верней была в их числе. Епископ Берто сложил поэму об этом балете, где поведал зрителю, что королева и пятнадцать дам представляли шестнадцать добродетелей. Аполлон с лирой в руке в сопровождении девяти муз входил под пение стихов, рефреном которых было: