Секунду Рут, дрожа с головы до ног, смотрела на Кэма. Но за белым лучом света виднелась лишь тень, безликая и смутная. Рут нагнулась и подхватила рюкзак, отшатнувшись от включившего фонарик Ньюкама. Времени скатать спальник не было. Женщина немедленно начала спускаться, перекинув ногу через борт грузовика.

— Рут…

— Ты на тридцать килограмм тяжелее меня! — истерически выкрикнула она.

Страх полностью лишил ее самоконтроля.

— Да идите вы все к черту! Мне хуже всех! Я всегда на шаг ближе к смерти!

— Просто дай мне пройти вперед, — сказал Кэм, выпрыгивая из лодки на дорогу.

Приземлился он неловко. Свет фонарика расплескался у него по груди — но, быстро собравшись, юноша сделал шаг в сторону от пикапа.

Рут выдавила сквозь зубы:

— Нам надо под крышу. Там должно быть почище.

— Хорошо.

Кэм провел лучом фонарика вдоль домов и двинулся в другую сторону, оглянувшись через плечо на Ньюкама.

— Быстрей, — позвал он, — мы можем полить друг друга репеллентом на ходу.

Ньюкам, светя вторым фонариком, поспешил за ними. Сержант догнал спутников, когда те уже были у входа в переулок, и вскинул свободную руку.

— Ждите здесь, — приказал он. — Я проверю дом. Вы двое оставайтесь снаружи.

Рут то ли засмеялась, то ли всхлипнула. Казалось безумием ждать тут, рядом с почтовым ящиком, на краю облезлой и высохшей лужайки. В темноте это местечко выглядело совершенно обычным и мирным, хотя тело ученой охватил огонь. Но раз Ньюкам решил идти первым, пожертвовать собой, обсуждению это не подлежало.

Если внутри остались скелеты, дом полон техночумы. На дороге, где погибло столько людей, концентрация наночастиц была высока, но там поработали ветер и дождь. Периодически им встречались более безопасные участки, и путники всегда разбивали лагерь с подветренной стороны, полагаясь на собственные ощущения. Устроиться внутри — значит положиться на удачу. Герметичная комната могла оказаться подарком судьбы, но один-единственный труп дал бы жизнь миллионам проклятых тварей, а высоких концентраций наночастиц следовало избегать. Что еще хуже, при поверхностном осмотре покойников можно было и не заметить. В предсмертной лихорадке многие прятались по углам и чуланам.

Открывая очередную дверь, они рисковали слишком перегрузить вакцину, но такой осмотр был необходим. Дома с мертвыми телами — это еще и дома с насекомыми. Либо там побывали муравьи, часто оставлявшие за собой колонии, либо гниль привлекала жуков и термитов.

Баюкая раненую руку, Рут наблюдала за тем, как Ньюкам приближается к двухэтажному зданию. Он осветил фонариком фасад, проверяя, нет ли разбитых окон.

— Что еще мы можем сделать, Рут? Что еще? — спросил Кэм.

— Ничего. Жди.

«О Боже», — подумала она.

Или, может, произнесла вслух.

— Вот еще одна маска. Натяни ее поверх своей. Тебе помочь? Держи, — скинув с плеч рюкзак, юноша осторожно расправил полоску ткани поверх ее капюшона и очков. — Я проверь следующий дом на случай…

— Кости! — выкрикнул Ньюкам, и Кэм потянул ее за собой.

— Идем. Идем!

Они говорили, словно перекрикивая громкий шум, повторяя слова для ясности. Рут поняла, что каждый из них сейчас сам по себе. Женщина торопливо шагала рядом с Кэмом. Позади послышались шаги Ньюкама, и это было так жутко и странно — чувствовать себя запертой в клетке, хотя они стояли на улице, под открытым небом. Клеткой стало ее собственное тело.

Затем Рут очутилась в темноте. Оба мужчины направили лучи фонариков на соседний дом. Дверь была открыта, и Ньюкам выдохнул:

— Сюда не заходим. Идем дальше.

Рут оступилась, шагнув одной ногой за край вымощенной дорожки. Она упала, ударившись подбородком, но заставила себя встать с помощью того же ослиного упрямства, которое так помогало ей в работе. Все ее мысли сосредоточились на одной цели.

«Идем дальше».

Кэм схватил ее за куртку.

— Помедленней, — пропыхтел он. — Нам надо быть осторожней.

Рут, не ответив, рванула вслед за фонариком Ньюкама. Она знала то, чего не знали они. Очень немногие из подростков пережили серьезное заражение. Из детей его не перенес никто. Меньший вес делал ее уязвимой, Рут всегда грозили более опасные травмы, чем обоим мужчинам.

Женщина понимала, что ненавидеть тех, кто сильнее, нерационально и глупо, но поделать ничего не могла. Боль подхлестнула ненависть. Рут попыталась хотя бы не выдать своих чувств.

— Давай! — прокричала она.

Набрасываться на Кэма с обвинениями было бесполезно — но почему тот не предупредил их? Ведь он не спал.

«По крайней мере, не должен был спать», — услужливо шепнула новорожденная ненависть.

Затем женщина снова упала. Ботинок зацепился за что-то, и, перекатившись через ломкую живую изгородь, она рухнула на землю. Ей как будто отвесили пощечину.

Рут лежала неподвижно, тихо, мелко дрожа и прислушиваясь к боли, терзавшей кисть руки. Даже эмоциональные качели остановились.

— Я же сказал, помедленней! — крикнул Кэм, освещая ее фонариком.

В луче кружились пылинки, и Рут заметила маленький черный дворовый фонарь, примотанный к ее ноге выдернутым проводом.

— Так ты все ноги на хрен переломаешь, — опускаясь на колени, резко бросил Кэм.

Юноша потянул за шнур, и только тут Рут заметила, как его трясет. Кэм снова и снова дергал головой, пытаясь почесаться ухом о плечо.

Рут вскинулась, услышав глухой удар. Ньюкам таранил плечом парадную дверь дома. Внезапно раздался треск — рама подалась, и спецназовец ввалился внутрь.

— С нами все будет в порядке, — сказал Кэм, но это были лишь пустые слова.

И все же они помогли. Рут кивнула. Во всем случившемся не было его вины. Возможно, на грузовик налипло больше наночастиц, чем на лодку, да и вес сыграл свою роль. Когда-то Кэм серьезно повредил ступни и руку, а особенно пострадало ухо. Вряд ли он мог заметить техночуму раньше нее. Просто Рут привыкла полагаться на него во всем, было это оправданно или нет.

— Ты можешь встать? — спросил Кэм, протягивая ей руку.

— Чисто! По-моему, тут чисто! — прокричал Ньюкам изнутри дома.

Кэм и Рут поспешили по аккуратной дорожке к крыльцу, на котором все еще лежал коврик с надписью «Добро пожаловать».

В прихожей были полы из темного дерева. Рут краем глаза увидела просторную столовую. Ньюкам стоял на лестнице, ведущей на второй этаж, и махал им рукой. Пальцы судорожно подрагивали.

— Сюда, — сказал он, поднимаясь первым.

Свет его фонарика заблестел на небольшой коллекции фотографий в застекленных рамках. Семья. Лица. Рут с трудом переставляла ноги. Наткнувшись на стену, она сбила на пол две фотографии, а Кэм врезался в одну и разбил стекло.

Наверху Ньюкам развернулся и провел их в спальню, когда-то явно принадлежавшую мальчику — с голубыми обоями и двумя черно-белыми плакатами футболистов. Лучи фонарей заметались по комнате. Кэм захлопнул дверь. Ньюкам, нагнувшись над односпальной кроватью, сорвал с нее одеяла, а затем, встав на колени у двери, закупорил ими щель внизу.

— Окно, — выдохнула Рут.

Кэм, выдернув ящики гардероба, швырнул их на пол. Схватив одежду в охапку, он принялся запихивать трусы и рубашки в зазоры между рамами.

— Нормально?

Рут покачала головой, а затем кивнула, борясь с вызванным болью отупением.

— Лучшее, что мы можем сделать, — сказала она. — Сейчас станет хуже.

В безопасности этой комнаты вакцине осталось побороть только частицы чумы, уже проникшие в кровь, и те, что люди принесли на одежде. Но, пробежавшись и вспотев, они увеличили скорость абсорбции.

Рут всхлипнула. Левая нога зачесалась, предвещая новую атаку техночумы. Лезвия, терзавшие руку, превратились в жидкий огонь, пожиравший кости и узлами скручивавший мышцы. Пальцы застыли клешней паралитика. Клаустрофобия набирала силу, разрастаясь, словно раковая опухоль, притупляя разум и оставляя место лишь детским страхам и мукам совести.

Кэм терпел молча. Ньюкам, однако, бился головой о стену.