Кэм встал на колени рядом.

— Рут? Рут, что бы здесь ни случилось, это было очень давно, — сказал он, но его слова не уменьшили ее усталость, отчаяние и одиночество.

Сколько еще таких островов их ждет?

«Вся эта дорога впустую», — подумала она.

А затем как будто послышался другой голос: «Они мучились напрасно».

Эти люди прожили тут первую зиму, а может, и дольше. Они построили убежище из камней, рубили сосны и кустарник на крохотном безопасном пятачке, чтобы развести огонь. А теперь их не стало. Беглецы насчитали шесть больших могил, слишком больших для одного человека. Еще два тела распластались внутри этой жалкой маленькой хижины, и некому было предать их земле.

Между двумя женщинами лежали нож и камень — почти идеально круглый, со всех сторон покрытый выцарапанными крестами. Им разбили череп женщины поменьше, а последняя выжившая, похоже, перерезала себе горло.

Кэм считал, что здесь произошло нечто вроде религиозного жертвоприношения. Но Рут думала, что кресты означают что-то другое. Они молили небеса о спасении. Они хотели отвлечься от ужасной действительности. Их скосила болезнь. Мужчины этого могли не заметить, потому что над трупами поработали птицы, но кожа, обтянувшая кости трупов, казалась нездорово рыхлой и почернела за ушами. Они пережили техночуму, только чтобы пасть жертвой другой заразы.

— Нам надо похоронить этих людей, — повторила Рут.

Кэм кивнул.

— Ладно, ладно. Но у нас нет лопаты.

— А через час стемнеет, — добавил Ньюкам.

— Мы не можем просто оставить их здесь!

— Я знаю, что делать.

Кэм подошел к хижине и положил одну руку на стену, пробуя кладку на прочность. Затем он навалился плечом и толкнул. Один угол подался. Большая часть ветвей, удерживающих крышу, провалилась внутрь. Он снова и снова бил в стену, и наконец остатки хижины обрушились. Курган из этих камней вышел неважный, но лучшего не дано.

— Пожалуйста, — шепнула Рут. — Пожалуйста, оставайтесь в живых. Найдите безопасное место.

Конечно, ее слова предназначались не этим чужим мертвецам, и на похоронах Рут тоже настояла не ради них. Так она пыталась залечить хотя бы часть собственных ран.

Беглецы спускались по восточному склону горы, все глубже погружаясь в море растущих теней. Они направлялись к северу, где раскинулось небольшое снежное плато. Им не хотелось спускаться ниже барьера, но нельзя было рисковать подцепить заразу, что убила тех людей.

— Нам надо очистить ботинки и перчатки, — сказал Ньюкам.

— Давайте пройдемся там по снегу, — махнул рукой Кэм. — И заодно растопим немного, чтобы пополнить запасы воды.

Рут сжала в руке один из камней с крестом. Женщина подобрала его втайне от спутников. Она не знала зачем, но искушение было слишком сильным.

— Не понимаю, как это случилось, — пробормотала она. — Все там…

Кэм шагал рядом с ней, а Ньюкам ушел вперед.

— Так будет не на каждом островке, — сказал Кэм. — Мы кого-нибудь отыщем.

— Но именно об этом я и говорю. Если в техночуме было что-то хорошее, так это то, что большая часть болезней исчезла вместе с людьми. Грипп. Ангина. Население сейчас слишком рассредоточено.

— Разве люди не переносят множество инфекций, даже когда не болеют?

Рут вспомнила, что он проходил курс первой медицинской помощи. Женщина кивнула.

— Да.

— Значит, некоторым островкам просто не повезло. Люди слабеют, не могут согреться, и вирус побеждает.

Поколебавшись, он добавил:

— Это не твоя вина. Ты же знаешь.

— Ты утверждаешь, что какие-то болезни могли приспособиться.

Рут вцепилась в эту мысль, потому что не знала, что сказать в ответ на другие его слова.

— Да, — продолжала она. — Надо быть осторожней. Нам могут попасться и другие островки… На некоторых могут встретиться носители брюшного тифа — они выработали специфический иммунитет, которого нет у нас.

— Как мы это проверим?

— Не знаю.

Некоторые острова должны кишеть крысами и блохами — паразитами, вымершими повсеместно из-за недостатка теплокровных хозяев.

— Если мы обнаружим, что кто-то серьезно болен, возможно, нам придется уйти. Бросить их.

Рут прижала подушечку большого пальца к выцарапанному на камне кресту. В душе заворочался липкий страх.

Несомненно, их поджидает и другая опасность. Безумие и бред могут оказаться более серьезной проблемой, чем болезни. На борту МКС Густаво упоминал о вспышках религиозной лихорадки в Мексике, Афганистане, Альпах и Микронезии. Святые и пророки повылазили после апокалипсиса, как грибы после дождя.

Рут никогда не отличалась особой религиозностью. Другие прибегали к цитатам из священных книг, якобы содержащим грандиозные прозрения, но, по мнению Рут, эти люди просто закрывали глаза на истинную сложность планеты Земля, не говоря уже о невероятно огромной вселенной. Их идеи вызывали у нее смех. Какой придурковатый Бог стал бы создавать миллиарды других галактик, если центром его внимания все равно оставалась Земля?

Верующие проявляли подлинно человеческую слабость. Люди были ленивы. И эгоцентричны. Рут понимала их желание построить вокруг себя маленький контролируемый мирок. Никому не нравилась неопределенность. Она испытывала границы человеческого разума и любознательности. В современных людях все еще жила первобытная обезьяна. У обезьян весьма ограниченный запас терпения, поэтому люди сопротивлялись изменениям. Они развили доктрины, доказывающие, что человек — это центр мироздания, и боролись за то, чтобы преподавать в школах креационизм вместо биологии и научных дисциплин. Чепуха. Дети высоких родителей, как правило, вырастали высокими, а низкорослых — низкими. Все отличались друг от друга. В этом было так легко убедиться — эволюция на примере одного поколения. В противном случае люди представляли бы собой точные копии своих предков. Думать, что живые существа неизменны, — значит тешить себя иллюзиями. Бактерии вырабатывали устойчивость к лекарствам. Можно было вывести узкоспециализированные породы собак, такие, как терьер ее отчима. Даже сами религии менялись со временем — некоторые становились более открытыми, а некоторые наоборот.

На все существуют верные ответы, можно найти их, если искать. Мир познаваем. Рут усвоила эту истину, но нести ее было тяжело. Как приятно было бы чувствовать, что ее ведет по жизни более сильная, божественная рука — но почему ее, а не тех людей, что нашли смерть на вершине этой горы? Потому, что они предались злу?

Рут снова стиснула камень, чувствуя, как в ней растет холодная и упрямая ярость. Она не остановится. Вот что значил для нее этот камень. Она не могла остановиться, пускай ее ноги были сбиты до крови, а в сломанной руке пульсировала боль.

— Эй! — крикнул Ньюкам.

Он стоял на гранитном склоне примерно в двадцати метрах ниже и размахивал руками.

Поначалу Рут показалось, что он предупреждает их. Что там, еще трупы? Затем она поняла, что сержант показывает на восток, — и быстро покосилась на камень в кулаке, обуреваемая сомнением и новой надеждой.

— Смотри! — она радостно дернула Кэма за рукав.

Далеко, на противоположном конце долины, с вершины другой горы поднималась струйка дыма, едва заметная в желтоватых сумерках.

Два дня ушло у них на спуск и подъем. Один раз они заметили на юге тяжелый транспортник С-130, за которым по воздуху тащились длинные кабели. Ньюкам сказал, что это антенны. Один раз наткнулись на очередное гнездовье змей.

Костры загорались на вершине каждый день, поздним утром и на закате. Там определенно кто-то жил, но кто? Стали бы солдаты так выдавать свою позицию?

Рут выдернула Кэма из глубокого сна. Он резко сел, щурясь на лунный свет и сжимая кулаки.

— Шшш, все в порядке, — шепнула она.

Белый лунный серп висел над долиной так низко, что здесь, на высоте две тысячи девятьсот метров, казалось — он застыл прямо напротив них. В его свете древесные стволы отбрасывали частокол теней, и эти тени, качаясь, поскрипывали. По верхушкам гулял прохладный ветерок. Лес был живым. Кузнечики пели, и пели, и пели луне.