- Нет, мой! - рука Горбачева отдернулась, сжав пальцы на боках мячика, и его взгляд стал почти стяжательским. - Я его нашел!
- Это мячик из моей машины, - с плохо поставленным терпением произнесла Шталь. - Я их привезла с собой в багажнике целую кучу!.. семь, во всяком случае! Ты залез в мою машину?!
- Ты привезла сюда целых семь мячиков?! - неожиданно взвыл не-родственник, хватаясь свободной рукой за голову. - В это кошмарное место?! Да ты же их...
Он осекся, поспешно сдернул со стола бутылку и ополз в своем кресле, свесив голову и бессвязно бормоча что-то насчет плохого самочувствия, но и Эша, и стоявший поблизости Михаил успели уловить короткую, почти не различимую сизую вспышку в спрятавшихся под веками глазах не-родственника.
- Вот это сюрприз! - изумленно произнес Михаил, наклонившись к Эше. - Незарегистрированный, да еще из первого поколения, - он прищурился, приглядываясь к Горбачеву. - А у нас только трое его зараженных... Так может, здесь и еще кто есть?
- Если и так, они в жизни не признаются, - Эша покосилась на отряд, уже частично расположившийся в комнате и все еще раздраженно державшийся за руки. - Господи, по-моему, он считает, что я убила его мячики! Дай-ка сюда! - потянувшись, она ловко выхватила мячик из расслабившейся руки не-родственника, тот, ахнув, вскочил, но был пойман Михаилом и возвращен в кресло. Все, кто находился в комнате - даже невменяемая связанная орда - смотрели на них с жадным интересом, только парочка на диване не переставала обмениваться звучными поцелуями. Шталь бросила мячик на пол, тот лениво подпрыгнул несколько раз, прокатился мимо ноги старичка, которую тот испуганно поджал, миновал диван и остановился между ножками стула.
- Ну, - прошептала Шталь. - Ну же!
Мячик качнулся, совершил два оборота и уткнулся в ножку стула. Слабо срикошетил, прокатился в обратном направлении с полметра и замер, словно полностью лишившись сил.
- Понял? - сказала Эша страдающим глазам не-родственника, и тот, шумно вздохнув, окунул лицо в сложенные ладони. - Он всего лишь...
...не слышит... как же так... он не слышит... а ты слышишь?
...я всегда возвращаюсь... но я не могу, не могу... не пускает... запрещает...
...ты слышишь?.. ты ведь любишь?.. еще любишь?
Мячик, так и оставшийся недвижим, скулил, как потерявшийся щенок. Он выглядел самым несчастным мячиком в мире. Кроме того он выглядел самым беспомощным мячиком в мире. Краем глаза Эша увидела, как резко вздернул голову не-родственник. Казалось, он сейчас совершенно по-собачьи насторожит уши.
...слышишь?!.. слышишь?!..
...забери, пожалуйста, забери...
Слава развернулся и пристально уставился на незатейливую пятилампочную люстру с синими матерчатыми абажурчиками. На мгновение в глазах Шталь люстра пошла рябью, после чего стало выглядеть еще более четкой и реальной. Вне всякого сомнения, второй жалобный голосок-ощущение принадлежал ей. Кто-то запричитал в углу комнаты, где стоял большой кожаный диван, кто-то беззвучно застонал с каминной полки. Голоски-ощущения появлялись одни за другим - всполошенные, паникующие, страдающие, беззвучные - уже целый хор голосков. Вещи вокруг не менялись совершенно и не предпринимали никаких действий, но комната теперь казалась сплошь забитой живыми существами. На карнизе вместо тяжелой шторы развевался страдалец. Журнальные столики вместо бутылок и бокалов словно были заселены несчастными зверушками. Зеркало на стене стало чем-то испуганно-истеричным, напомнив Эше ее саму в самом начале развеселой истории с Говорящими. Мебель превратилась в грустных великанов, коварно плененных злыми лилипутами. Английский офицерский палаш на стене совсем раскис, и Эша успела заметить, с каким негодованием уставился на него Михаил. Голоса-голосочки-ощущения, далекие, едва слышные, и Шталь уже не могла понять, кого именно сейчас слышит. Сморщившись, схватилась за голову, стукнув себя при этом в висок позабытым канделябром, все еще цепко державшим стеариновые тела свечей. Кажется, канделябр ничего не говорил.
Кажется она окончательно сойдет с ума прямо сейчас!
- А что происходит? - вдруг задала совершенно неожиданный вопрос парочка с дивана, временно прервав обмен поцелуями, и тут же наступила абсолютная тишина. Не-родственник с жалобным криком подстреленной чайки слетел с кресла и схватил теннисный мячик, прижимая его к себе, словно малолетнее дитя. Эша опустила руки, растерянно оглядываясь, Слава зло вцепился в бейсболку, неотрывно глядя на люстру, а Михаил сдернул со стены палаш, выхватил его из обтянутых кожей ножен и возмущенно сказал изукрашенному травлением клинку:
- Как тебе не стыдно?! А еще.. Это вензель Эдварда Седьмого? Ну... - он махнул рукой. Шталь не поняла жеста. Она понятия не имела, кто такой Эдвард Седьмой, равно как и все исчисленные Эдварды до него. Но главным было то, что она понятия не имела, что сейчас произошло. Свободная часть отряда, все еще держась за руки, поглядывала пугливо, как на опасных сумасшедших. Связанная часть отряда стремительно трезвела и тоже начинала поглядывать пугливо. Полуголый мужчина с распухшим после встречи со шталевской бутылкой носом спрятался за диван, повалив при этом своего соседа. Девушка в зеленом халатике и дите плюхнулись, обнявшись, в одно кресло, обильно поливая друг друга слезами.
Одно Эша знала точно.
Кроме не-родственника никто больше не отреагировал.
Четверо Говорящих против бог знает скольких Домовых.
Вернее трое - какой прок от пьяного Говорящего с мячиками?!
Тут Шталь увидела нечто, заставившее ее более лояльно отнестись к не-родственнику - лучше еще один пьяный Говорящий с пустячками, чем совсем никакого. Также это нечто заставило ее пискнуть:
- Мишка!
Михаил отшвырнул ножны и резко развернулся в ту сторону, куда смотрела Эша. Его рука с палашом взлетела, готовясь поразить врага, и нечаянно оказавшийся перед грозно вздымающимся клинком мужичок из парадного зала с воплем порскнул в сторону. Палаш блестел яростно, словно стыдясь своего недавнего поведения. Впрочем, никто, оказавшийся сейчас на месте мужичка, не рискнул бы упрекнуть палаш в малодушии.
Поражать, правда, палашом было пока некого.
Дальняя стена комнаты медленно отступала назад. Она не шла рябью, не поддергивалась дымкой и не отъезжала со скрежетом и треском в облаках осыпающейся штукатурки. Она просто неким неуловимым образом становилась все дальше и дальше. Момент длиной в один удар сердца - и в стене появился дверной проем, лишенный уже привычной взгляду дверной створки - без нее проем выглядел странным и голым. В проеме виднелся коридорный тупик - светлая стена со скачущими вразнобой лошадками. Рядом почти сразу же открылся другой проем, и из него в гостиную заглянула "веселая" комната с неимоверно разворошенной кроватью, опрокинутым столиком и остатками пиршества.
- Рук не отпускать! - крикнула Шталь, надеясь, что ее голос прозвучал достаточно внушительно. Впрочем, приказа и не требовалось - люди, вцепившись друг в друга, ринулись в центр комнаты, издавая испуганно-вопросительные возгласы. Двое из связанных упали, и их проволокло по полу, но они не выказали по этому поводу никакого неудовольствия. Бородатый Петя истово крестился, незанятой рукой прижимая к груди бутылку коньяка.
- Шталь, что происходит? - прошипел Михаил, на всякий случай схватив свободной рукой Славу, который изумленно озирался.
- Думаю, что происходят Домовые, чего ж еще? Некоторым вещам удалось до нас докричаться... или нам удалось до них дослушаться... Наверное, дом собирается нас за это наказать.
Михаил заявил, что никто, кроме симпатичных особ женского пола, не смеет наказывать его без разрешения. И вообще имел он в виду всех Домовых и их собеседника, в котором он уже убил кучу времени и нервов, а также морально пал духом, слыша, как старое доброе оружие исходит слезами и соплями. Шталь машинально представила себе исходящий слезами и соплями палаш - и тут же перестала это делать - картина получилась совершенно дикой.
