- Я вначале глазам не поверил, когда тебя увидел, - доверительно сообщил человек, заходя в комнату. Он стал ниже ростом, голос сгустился и оттенился хрипловатостью. Облик Глеба сползал с него, словно тающая восковая маска, ассиметричное лицо пыталось изобразить дружелюбие, но из-за скошенности черт дружелюбие превратилось в какую-то инфернальную гримасу. Фигура сильно скособочилась вправо, одно плечо было широким, другое - много уже, часть торса все еще хранила Глебовскую мощь и монументальность, но другая теперь принадлежала человеку куда как более хилому, темная шевелюра была испещрена светло-каштановыми островками волос. Зубы под вздернувшимися, скошенными губами были разных размеров, а пальцы на руках стали непропорционально длинными и толстыми для слишком маленьких теперь ладоней и узких запястий. В целом вошедший походил на кем-то размазанный мокрый гуашевый рисунок, и мог бы даже вызвать и жалость, но его глаза, в которых бешено, по спирали вращалось полыхающее сизое, не пробуждали ничего жалостливого.

   - Где Глеб?! - повторила Эша, подвигаясь к шкафу, где на полочке стояла глупая пятнистая ваза - квинтэссенция сплошного негатива из поддельного хрусталя.

   - Думал, мне мерещится, - продолжил человек, проигнорировав вопрос. - Потом подумал - похожа, бывают же люди-копии. Но теперь вижу - это ты. Ну и живучая же сучка! Я же был уверен, что тебя... ты же дохлая была, как ты... Ну ладно, на этот раз я наверняка загоню тебя туда, откуда ты выползла!

   - О чем это ты? - с пугливым интересом спросила Эша тающее подобие Глеба, подбираясь к вазе. Человек негодующе вздернул брови, одна из которых была широкой и густой, а другая - едва намеченной.

   - Делать вид, что ты меня не знаешь... слушай, это бы и для детсада не сгодилось!

   - Но я и правда тебя не знаю! - искренне заверила Эша, потом всплеснула руками. - Слушай, меня осенила догадка! Ты свихнулся. Не переживай, сейчас это очень успешно лечат...

   Очевидно, последняя фраза задела собеседника за живое, потому что он взревел и ринулся вперед. Эша схватила вазу, при этом немыслимым образом порезав об нее пальцы, и швырнула в нападавшего, совершенно не интересуясь ее намерениями. Она отчетливо почувствовала возмущение летевшей вазы. Это была почтенная ваза. Она не привыкла к такому обращению, что казалось странным, ибо ваза принадлежала Глебу, и он наверняка ронял ее триста раз.

   Бросок получился неуклюжим, и Говорящий увернулся без труда. Ваза брякнулась о стену и, невредимая, негодующе укатилась в угол. Эша попыталась было проскочить мимо полуГлеба в том же направлении, но палас снова вздыбился, подставив ей подножку (или правильно говорить "подпаласку"?), и Шталь свалилась в очередной раз. На этот раз ощущение было таким, будто она упала на огромную одежную щетку - палас страшно кололся, кроме того, от него почему-то пахло ванилью. Эша не успела исследовать это явление - ее сгребли за шиворот, и, взвизгнув, она отчаянно рванулась. Что-то треснуло, и хватка исчезла, зато кофточка сразу же стала намного свободней. Эша по-крабьи добежала до торшера, выпрямившись, схватила его, точно дубинку, и, развернувшись, замахнулась. Торшерный штепсель с негромким чпоканьем выскочил из розетки, что никак не повлияло на лампочку, которая продолжала аритмично мигать. Вот в торшере сейчас никакого негатива не чувствовалось. Более того, казалось, он ничего не имеет против того, чтобы Эша его держала. Он ощущался восторженным, словно мальчишка-подросток, которого заключила в недвусмысленные объятия красивая женщина.

   - Что это ты еще удумала? - спросил человек с явным недоумением, и Эша попыталась огреть его торшером по голове, но человек оказался проворней, и торшер немедленно перехватил и почти сразу же и вовсе отнял, чуть не сломав Шталь руку. Шталь ойкнула, следом раздался сухой треск, между пальцами Говорящего и отделанным под бронзу стержнем торшера проскочила ярко-голубая вспышка, Говорящий тоже ойкнул и уронил торшер, после чего посмотрел на Эшу совершенно озадаченно и даже как-то обиженно.

   А ведь торшер его не послушался! Даже более того...

   Уважаемые вещи! Не знаю, что он вам про меня наговорил, но все это клевета! Эша Шталь - хорошая! Эша Шталь в жизни не обидела ни одну вещь... во всяком случае, без веских на то оснований. А насчет вазы - это была самооборона. Согласитесь, если бы в критический момент вам бы подвернулась именно я в качестве оружия, вы бы сделали то же самое! Спонтанность и истеричность - это не порок. Извините, если что не так.

  Эша Шталь.

   В комнате стало немного потише, только люстра все еще угрожающе шевелила подвесками, словно большое хрустальное насекомое. Дверь поскрипывала, задумчиво покачиваясь, вздыбившийся палас своими рельефами напоминал модель гималайской горной системы. Диван вовсе выбыл из враждебной группы, погрузившись в размышления о возможности получения новой обивки. Шкаф растерянно скрипел, точно пытался решить необычайно трудную задачу, телевизор переключился на музыкальный канал и напевал самому себе по-английски какие-то фривольности.

   - Между прочим, - осторожно сказала Эша, отступая к дверному проему, - наговаривать на других вещам считается свинством, знаешь ли.

   На этот раз человек не стал бежать. Он совершил гигантский прыжок почти через всю комнату, и, поймав Эшу за волосы уже почти в коридоре, рванул ее обратно. Шталь, извернувшись, успела вцепиться ему в шею, на этот раз они вместе споткнулись о паласный бугор и вместе же прокатились через всю комнату, не выпуская друг друга, и с размаху ударились о шкаф. От сотрясения из шкафа вывалилась большая нарядная берестяная шкатулка и, распахнувшись в воздухе, рухнула на дерущихся, извергая на них свое содержимое - десятки и десятки расчесок - пластмассовых, металлических, деревянных, блестящих, расписных, с зубьями, с щетиной, круглых и плоских, больших и маленьких. Одна из них, большая и черная, пребольно стукнула Эшу по лбу, и, очевидно, именно это и поспособствовало ее дальнейшим действиям. С отчаянным усилием она оттолкнула от себя Говорящего, изогнувшись, набрала полные руки расчесок и, приподнявшись, всадила их зубцы ему в волосы.

   Пальцы, уже вновь схватившие ее, разжались, и лицо Говорящего выразило крайнюю степень удивления, отчего оно стало еще кошмарней. Сизые вихри погасли, и глаза стали обыкновенными, серыми, человеческими. И абсолютно бессмысленными.

   - Гуа! - произнес человек заплетающимся языком. - Гы!

   Он улыбнулся. Потом оскалился. Потом уголки губ горько опустились. Глаза взглянули ласково. Потом с отвращением. Потом сонно моргнули. Губы дергались, по ним плясали улыбки множества оттенков, в глазах, мгновенно сменяя одно другое, мелькали сотни выражений. Голова человека запрокинулась, и он распростерся на паласе, рыча и подергиваясь, словно в эпилептическом припадке.

   - Ни хрена себе средство от антипатии! - прошептала Эша, поднимаясь. После чего развернулась и брызнула вон из комнаты. Дверь вяло попыталась ее подхлопнуть, но передумала.

   Человека на лестнице Шталь заметила, только когда с лету въехала головой ему в живот, и тот едва не опрокинулся на поднимающегося следом, но удержал равновесие и сердито схватил Эшу за плечи.

   - Эша Шталь? - быстро спросил он. Вопрос больше походил на утверждение.

   - Не знаю такой! - ответила Шталь так же быстро и попыталась проскочить мимо, но ее тут же изловили. Пятеро мужчин с вопросительной невозмутимостью смотрели на нее. Они были разновозрастными, суровыми, абсолютно незнакомыми, и Эше мгновенно не понравились.

   - Он в квартире? - коротко спросил первый, и Эша, начиная соображать, кивнула.

   - Ага. До свидания!

   На этот раз ее пропустили. Прыгая через ступеньки, Эша понеслась вниз, одновременно прислушиваясь в ожидании, когда из квартиры раздадутся звуки потасовки. Но до самого первого этажа она сбежала лишь в гулкой подъездной тишине. Выскочив из подъезда, Шталь задохнулась, увидев отъезжающую машину "Скорой", рванулась было следом, но тут чья-то ладонь придержала ее за плечо, и Эша, взвизгнув, отскочила, бестолково размахивая перед собой руками.