Он кончил работу, простился с товарищами, и мотоциклет доставил его домой. Но как не походило сегодняшнее возвращение на вчерашнее! Комната была темна, не убрана, неуютна. Кровать Кати Ивановны смята и холодна. Его собственная не раскрыта. На столе ни следа — ни чая, ни ужина. Засветив электричество, Рокфеллер сделал несколько кругов по комнате и бросился на кровать в твердом намерении бодрствовать. Но усталость и непонятная сонливость сломили его. Несколько мгновений он сохранял еще способность чувствовать, и ему казалось, что длинные черные руки, как пауки, обшаривают его тело. Потом все провалилось в черную дыру беспамятства.

Прошло много времени, прежде чем он снова открыл глаза. Голова его кружилась, и, вскочив с кровати, он почувствовал себя дурно. Сколько времени он спал? Часы остановились. За окном — дождливый июньский день. Рокфеллер ощупал свои карманы и вытащил бумажник с документами. Все было цело, но смято, перевернуто, переложено в другие отделения. В его бумагах хозяйничали.

Он схватил кепи и выбежал на улицу, чтоб узнать, который час. Чистильщик сапог, сидевший у парадного, покосился на него из-под мохнатых черных бровей.

— Добрый человек, который час? — машинально спросил его Рокфеллер по-английски.

— Четыре часа, сэр, — ответил чистильщик сапог как ни в чем не бывало, — ведь вы только что вернулись из своей поездки.

— Я только что вернулся? Я спал!

— Ну, не знаю, может бьть, вы спите в ходячем и сидячем положении, мистер Рокфеллер. Только я видел вас сию минуту выпрыгивающим из автомобиля.

Рокфеллер пристально поглядел на чистильщика сапог и поставил ему свою ногу.

— Займитесь-ка этим делом, — сказал он шепотом, — и если вы не мой враг, сообщите, кто вы такой и откуда вы меня знаете.

— Хорошие сапожки, — с чувством ответил Нэд, — сейчас видно, что сделаны по заказу на Бродвее. Да и вы сами человек с выдержкой. Вот мы их сейчас малость пообчистим. Откуда я вас знаю, сэр? Я из той самой партии, которая подставила вам красавицу жену, вот я кто.

— И вы видели меня выходящим из автомобиля?

— Потише, сударь! Пожалуйте-ка левую ногу. Фашисты вами не очень-то довольны. Их восемь штук, сэр, и все они загримированы под вас.

Артур вздрогнул и издал невольное восклицание.

— Коли у вас мозоли, сэр, — внушительно произнес чистильщик, поплевывая на щетку, — вам бы лучше носить парусиновую обувь. Берегитесь их. Они уберут вас так же, как убрали вашу жену.

— Где она? Что с ней сделали? — отрывисто вырвалось у Артура.

— Теперь суконка — и готово. Красавицу заточили в подземелье этого дома, сэр. Лучше бы вам притвориться по-прежнему ихним, — ах, что за товар, — а не то выдать их Советской власти.

— Сколько с меня следует? — спросил Рокфеллер, вынимая бумажник.

— Сколько дадите, сэр.

— Вот, добрый человек, спрячьте это! Оно будет сохраннее у вас. Боюсь, что загримированные под меня люди будут этим пользоваться в своих целях.

— Правильно. Доброго вечера, сэр, — ответил Нэд, мельком взглянув на протянутые ему документы и опуская их в карман, — я сижу тут с утра и до вечера. Чуть что, — мои щетки в вашем полном распоряжении.

И чистильщик затянул унылую национальную песню, выразительно подмигнув Рокфеллеру.

Артур поднялся к себе наверх, забыв, что ему надо пообедать. Он понял, что фашисты угадали его душевное состояние. Без сомнения, они воспользовались утром его документами, и кто-то, загримированный под него, ездил в его автомобиле. Что ему делать?

Первым его побуждением было — отдать все свои бумаги человеку, выдавшему себя за чистильщика сапог. Он враг фашистов и сторонник рабочих, он сумеет воспользоваться ими хотя бы для того, чтоб выдать мнимого товарища Василова. Все это хорошо, но дальше?

Почему он не борется, не едет к Реброву, не выдает себя сам? Почему он не бросает фашистам открытого вызова?

Артур Рокфеллер честно заглянул в себя и решил, что у него есть еще один невыполненный долг.

— Кто бы она ни была, — пробормотал он решительно, — она попалась им в лапы по моей милости. Возясь с моей особой, она погубила себя. Может быть, они уже прибегли к голубому шарику... Ах, черт!

И уравновешенный, флегматичный Артур Рокфеллер внезапно схватил со стола пресс-папье и со всей силой заколотил им об стену.

Все было тихо в комнате, на стук не отозвалось ни души, глазок над карнизом был замкнут.

— Господа фашисты! — во весь голос крикнул Рокфеллер и забарабанил в стену кулаками. — Отзовитесь, или я буду стрелять! Меня обокрали, обокрали, обокрали! У меня украдены документы и деньги!

В ту же минуту возле письменного стола открылась стенная отдушина, и в нее показалась черная маска.

— Послушайте! — крикнул Артур Рокфеллер, поднимая кулак к самому ее носу. — Это нечестно с вашей стороны! Это предательство! Синьор Грегорио Чиче уполномочил меня на ответственную работу, а вы не можете даже оберечь меня от неприятностей! Вы подставляете мне какую-то женщину, которая выкрала все ваши деньги и инструкции, прежде чем я успел их прочитать! Вы ни о чем меня не предупреждаете! Вы не оказываете мне никакой помощи! И, наконец, вы не являетесь ко мне и оставляете меня одного!

— В чем дело? — спросила маска глуховатым голосом. Тон его показался Рокфеллеру удивленным.

— Вот в чем дело, — раздражительно крикнул он, — вчера я заснул, не найдя от вас никакого письма, и, должно быть, эта женщина подсунула мне ночью сонный порошок. Я спал до трех часов! Я только что вышел пообедать, вынимаю бумажник — и не нахожу ни документов, ни долларов.

— Документы исчезли? — воскликнула маска.

— Говорю же я вам, что они украдены! Черт меня побери, если я не пожалуюсь на вас Чиче! Это называется — вести дела! Ни один мой клерк не станет так разгильдяйничать, как это сделали вы! Уж не подкуплены ли вы, чего доброго, этой разбойничьей республикой?! Сию минуту ведите меня к вашему главарю!

Черная маска исчезла на секунду. Потом отверстие удлинилось, пара длинных рук в черных перчатках потянула в него Рокфеллера, и не успел он ступить в темный и узкий проход, как на лицо ему накинули что-то мягкое, связали ему руки и повлекли за собой по ступеням в колодец, шедший вниз бесконечными, кружащимися зигзагами.

Прошло минут пять, десять, двенадцать. Ступени прекратились. Ослепительный свет полился на Артура Рокфеллера. В ту же секунду с него сорвали повязку, он поднял глаза и вскрикнул от неожиданности.

Перед ним была темная комната, слабо освещенная зеленой лампочкой. На деревянном столбе, туго завязанная веревками, висела мнимая Катя Ивановна в костюме матроса, свесив на грудь голову с рассыпавшимися каштановыми кудрями. Несколько человек, с лицами Артура Рокфеллера, повернули к нему головы.

— что означает этот маскарад? — крикнул он с досадой, незаметно ослабив веревки, стягивавшие ему кисти. — Какого черта вы не посвящаете меня в дело? Я ставленник Чиче, как и вы сами! Я намерен жаловаться!

— Сядьте, Артур Рокфеллер, — сухо ответил металлический голос. В ту же минуту к нему подкатили кресло, и несколько рук усадили его.

— На что вы жалуетесь?

Рокфеллер тайком оглянул комнату и, сдвинув локти, нащупал в кармане револьвер. Они были в каменном помещении, похожем на склеп или на винный погреб. Ничего похожего на выход, кроме лестницы, с которой его притащили. Ничего похожего на окно, кроме узенького отверстия в каменной стене, плотно закрытого решеткой.

— Вы не считаетесь со мной, — раздражительно начал он, — я не знаю, что мне делать! Не знаю, кто эта женщина, — он кивнул головой в сторону пленницы, — не знаю, кто выкрал у меня документы.

— Когда вы заметили покражу?

— Только сейчас! Я был в ресторане, вынимаю бумажник и...